- Ийе! Сразу вижу штурмана Зуфара! Не придирайся, сынок... На реке плохие люди... Много плохих людей.
Через минуту они сидели вдвоем в крохотной капитанской каюте и разглядывали друг друга. Огонек фонаря светил чуть-чуть, но Зуфар сразу же подумал, что старый капитан, амударьинский капитан Непес, с тех пор как он его видел в ауле Геоклен, посвежел и помолодел. И хоть седая, росшая прямо из шеи борода совсем посеребрилась и морщины сделались глубже, - точно рытвины, они прорезали глубоко щеки и лоб, - выглядел капитан удивительно бодро.
- Не смотри так, сынок. Постарел... Беспокойства много на реке. Калтаманы, басмачи... Сбесившиеся собаки... Опять Джунаид-хан шляется по пескам, а на Пяндже злодействует Ибрагим-бек... Снова явились людоеды, терзают людей. Колхозы им не по нутру, хорошая жизнь народа не по нутру. Сколько горя, сколько горя! Пожег наш колхоз Овез Гельды, отомстил. А сейчас ишикхановцы грабят, убивают. Третьего дня банда Шукурбала около Порсы кооператив разгромила, трех людей убила, столовую сожгла... Ох-охо-хо! Долго еще так будет?.. По дороге на Кок Чага Дейли Байхалиеву голову отрубили.
- Дейли убит?! - воскликнул Зуфар, и сердце словно кольнуло. Он хорошо знал председателя батрачкома Дейли.
- Да... убили... Да еще всех, кто с ним, с Дейли, ехал - гидротехника Тунасвянца, его жену, Бексултанова - счетовода, санитара Сеитназарова. Да ты его знаешь. Еще женщину, тоже с ними ехала, татарку Абдульванову, еще Раисова - кассира, Никитина - рабочего... Сколько крови! У Раисова восемь сирот осталось. Что они делают с мирными людьми! И на реке тревожно. Ходим без огней. На бакенах не зажигают огней. Бакенщики боятся. На мели, перекаты не смотрим, на берега глядим. Как бы пулю не получить в голову, глядим.
Старый Непес тяжело вздохнул и пристально посмотрел на Зуфара.
- Думали, ты помер, сынок. От руки Овеза Гельды помер. Потом, правда, другое говорили...
Он замялся и настороженно поглядывал на Зуфара из-под кустиков удивительно черных бровей.
- Не верьте! Не все правда, что говорят в пустыне... Лучше скажите, капитан, что делать? Здесь, в Бурдалыке...
И он рассказал про Джаббара и Заккарию.
- Позовите матросов. Возьмем шлюпку, поедем на берег. Они спят. Мы их...
- Молодой ты, - покачал головой капитан Непес, - совсем молодой, горячий. Разве они дадутся? Только спугнем. Погоди. Завтра доплывем или катер встретим.
- Джаббар уйдет! - в отчаянии пробормотал Зуфар.
- Какой ты прыткий, сынок! Как под пули голову подставить торопишься. На Джаарджике не очень-то торопился.
- И кто наговорил на меня? - рассердился Зуфар. - Кто набрехал про Джаарджик, какой лживый кобель?! Если бы я не читал обращение, меня бы сразу же... - И он выразительно провел краем ладони по горлу. Поразмыслив, он добавил: - Нельзя было уйти... Разве в Каракумах уйдешь?
Вывернув немного фитиль фонаря, чтобы поярче светил, капитан Непес со вздохом сказал:
- Петр Кузьмич про Джаарджик говорил. И только запомни, я тебе про Джаарджик не говорил. Сам ты про Джаарджик сказал. Очень хорошо...
Почему "очень хорошо", осталось загадкой. По-видимому, старый Непес просто огорчился и произнес "очень хорошо" иронически.
Зуфар вышел из себя:
- Ну... Вы капитан на пароходе. Везите к своему этому Петру Кузьмичу!..
Капитан Непес заложил под язык порцию насвая, насладился жгучим соком, сразу заполнившим ему рот, и только тогда прошепелявил:
- Да, Джаарджик... Здорово! Джаарджик! Сифилисом, значит, пугают колхозников, летучие мыши! Пойдем, сынок!
- Куда пойдем? - удивился Зуфар, все же безропотно поднимаясь со скамьи.
- Куда? Хо-хо! Плыть надо скорее, плыть надо! Пойдем. Помоги старому дураку Непесу. Покажи свое искусство...
Они спустились на палубу и прошли на корму.
- Видал, как сидит? Крепко сидит.
Капитан наклонился над водой и вслушивался в глухую воркотню воды.
- Этак без буксира не снимемся. А тут вода убывает... Что скажешь, штурман?
- А где мы? - спросил Зуфар.
- А я знаю? Если бы знал, стал бы гудеть попусту, тебя звать?
Всем телом повернулся Зуфар к капитану Непесу. Но темнота скрывала его лицо. Почему-то Зуфару показалось, что капитан многозначительно ухмыляется.
- Чепуха! Вы не могли знать, что я в Бурдалыке. Откуда вы могли знать?
- Петр Кузьмич сказал...
Зуфару сделалось сразу же жарко. Что это за таинственный Петр Кузьмич, который знает, что он был в Бурдалыке, в доме старого джадида? Откуда этот вездесущий Петр Кузьмич знает, что он, Зуфар, был на колодцах Джаарджик и что там делал? Откуда Петр Кузьмич вообще знает о существовании Зуфара? Теперь Зуфару стало холодно, и он зябко повел плечами.
- Секрет небольшой, - заговорил капитан Непес. - У заставы задержан Тюлеген Поэт. Пробирался на плоту к афганцам. Нашли при нем сто тридцать один царский червонец да фунтов восемь серебра... Теперь ясно?..
- Попался все-таки...
В доме Заккарии Зуфар даже не заметил вчера, что Тюлегена Поэта уже нет. Он исчез, и никто о нем не вспомнил.
- Ладно, - продолжал старый капитан, - помогай сняться с мели. Петр Кузьмич сказал: "Завтра чтобы ты был, дядюшка Непес, в Керкичи... Голову оторву".
Опять Петр Кузьмич... Но дядюшка Непес не пожелал объяснять что-нибудь. Он требовал, чтобы Зуфар-штурман снял пароход с мели и чтобы сделал это Зуфар сейчас же, еще до рассвета. А как он мог сделать, когда сам капитан Непес не знал точно, где они находятся? Река же Аму-Дарья, пожалуй, самая неспокойная из рек земного шара: там, где сегодня надежный, глубокий фарватер, через час и пол-аршина воды не наберется. А там, где еще вчера зеленел тугаем остров, сегодня безбрежная гладь желтой воды, и плыви себе спокойно. Капитан Непес старый, опытный капитан. Он привел пароход к Бурдалыку вслепую, не обращая внимания на тьму и ночь. Верил реке, а река его подвела.
- У нас груз... А на берегу калтаманы. Плохо! - сказал капитан Непес.
Река катила во тьме свои воды. Река, казалось, течет прямо в черную бездну небес, изливающую на землю прохладу далеких звездных миров. Зуфар, и как чабан и как штурман, разбирался в звездном хозяйстве неба не хуже, чем в колодцах пустыни. Он долго смотрел на Млечный Путь, на Большую Медведицу и на Полярную звезду. Он долго вдыхал в себя ветер, дувший из пустыни и дышавший запахами жженой глины. Горечь и усталость скитаний последних недель исчезли точно дым. Зуфар расправил плечи и вздохнул полной грудью. Он перестал чувствовать себя несчастным, гонимым пленником. Он опять был речным штурманом, самостоятельным, решительным, энергичным, знающим Аму-Дарью, как дворик родного дома в Хазараспе, где его вырастила бабушка. Он поднялся в штурвальную и сказал Непесу:
- Вступаю на вахту... Поднимай пары, капитан!..
Он вглядывался в два-три едва теплившихся где-то в ночи крошечных огонька. Не огоньки - искорки.
- Товарищ капитан, у тебя не бензовоз. Пароход у тебя. Зачем завел ты его в арык мельника Шадмана? Конечно, внуки Шадмана могут пускать свои кораблики здесь. А вот твой пароход никак не поместится.
- Глупости! Откуда взяться здесь мельнику Шадману? - попытался возмутиться Непес.
Но Зуфар не дал ему говорить.
- Подымай пары, капитан. Буди команду! Тащи шесты! Будем толкать!
- Куда толкать? Кругом мель, - ворчал Непес.
- Немного толкать! Три сажени толкать, а там глубоко. Большой бухарский минарет на дно поставь - верхушки над водой не увидим... Шесты тащите.
Он командовал. Бодро и весело по-штурмански разносился его голос по глади реки. Густо заревел гудок парохода, и эхо его рева отдавалось в тугаях и камышовых плавнях...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Когда твердокаменный перестанет
быть твердокаменным, и из камней
пустыни потечет вода.
М а н с у р Х и в а л и
Крик перепугал капитана Непеса, и он помянул даже имя аллаха, чего не делал уже давно. Зуфар вскочил и выглянул на палубу, но что разглядишь, когда снаружи "разлиты чернила ночи", как высокопарно и обязательно изрек бы восточный поэт. Перед рассветом бывает особенно темно. И все же, когда глаза привыкли к темноте, Зуфар разглядел прижавшуюся к борту фигуру женщины. Закутанная во что-то вроде шали, она казалась неуклюжим черным кулем.
Женщина не издавала ни звука. Зуфар старался рассмотреть чуть белевшее во тьме лицо женщины. Вода шумела и плескалась за бортом. Пароход уже несколько часов шел полным ходом.
Преодолевая дрожь, вызванную криком, Зуфар неуверенно спросил:
- Кричали? Вы кричали?
Куль зашевелился. Из куля послышался приглушенный стон.
Зуфар осмелел и шагнул вперед:
- Значит, вы кричали?
- Это пассажирка-персиянка, - проговорил вышедший из каюты капитан Непес. - Она села в Чарджоу.
Он тоже подошел ближе и спросил:
- Зачем кричишь? - И так как женщина не произнесла ни слова, а только тихо стонала, он в растерянности проговорил: - Нельзя на корабле так кричать. Не полагается.
