Ознакомительная версия.
Йозеф Виммер (связной): «Мы были поражены — все считали, что здесь мы лишь ждем разрешения русского руководства на право проезда в Египет».
Но что говорить о рядовых офицерах, если и в штабе дивизии ситуация представлялась по-разному, иногда с достаточно фантастической стороны. «В том, что присутствие в Польше означало акцию против России, больше не имелось, пожалуй, никакого сомнения. Однако это были лишь предположения, высказываемые на основании циркулирующих слухов. Самый распространенный из них — о грядущей антикоммунистической революции в России, к чему якобы проявляет наибольший интерес Германия, поддерживая революционеров. Далее, в благодарность за поддержку, Германия от установившейся в России военной диктатуры получает в долгосрочную аренду крайне необходимое зернохранилище (Украину). После чего немецкие армии проходят над Черным морем и далее, через Кавказ, на юг к Суэцкому каналу. Овладев им, наиболее важным на Востоке путем, они вынуждают западные державы к соглашению»[480].
Солдаты и офицеры «сорок пятой» не испытывали нехватки веры в успех предстоящей операции. Лейтенант Михаэл Вехтлер (командир 5/I.R.133, выведенной в резерв) оценивал ее, как «легкую», отмечая, что рубеж выхода к исходу первого дня был установлен в 5 км к востоку от Бреста. К этому времени у тех, кто рассматривал укрепления на расстоянии, сложилось общее мнение — «это скорее нормальные казармы, чем крепость». Этот оптимизм отражен в факте, что только два из девяти батальонов, или 22 % пехотных сил, вступали в прямой контакт с врагом, нанося первый удар. Три других тем временем развертывались, в то время как четыре находились в резерве[481].
Но, вероятно, не все разделяли оптимизм Вехтлера и его товарищей. «Панцирягер»[482] Герман Вилд, из 14/I.R.130, обменявшись мнениями о предстоящей операции со своим близким другом Мюллером, зачисленным в группу Кремера, был поражен предчувствием Мюллера нависшей над ним смерти. Неизвестно, пошел ли Мюллер в «лодочники» добровольно, но приближение атаки чрезвычайно беспокоило его.
Неизвестно, что испытывало командование дивизии и корпуса. Потом, в июле и позднее, будет немало сказано о том, что трудности предвиделись заранее, но что другого выхода и не было. Но теперь, в эти последние часы? Лодки и огнеметы выделены в достаточном количестве, тяжелой артиллерии — не менее чем у соседей, на огневых позициях — мортиры большой мощности, способные уничтожить любую цель в зоне обстрела.
Вероятно, тревожила некая неизвестность — уж как-то особенно безмятежным выглядел русский берег. Впрочем, ход событий уже не отменить — сверить часы, порезче заточить карандаши, написать родителям в Гмунден — что еще остается?
Хотя в армии дело находится всем — части проводят последнюю подготовку к нападению. Создаются штурмовые группы, идет выдача боеприпасов.
Штурмовая группа первого взвода (лейтенанта Вильча) 10/I.R.135, сформированная Вильчем, только что, после оглавления приказа о нападении, собралась у ящика с песком, отрабатывая детали предстоящего штурма. Одно из ее отделений возглавил ефрейтор Ганс Тойчлер[483]. 10-я рота атакует одной из первых. Взвод Вильча — вторая волна роты.
* * *
…19 июня лейтенант Махнач наконец-то принял взвод в 7-й роте 3-го батальона 455 сп, получил личное оружие (пистолет). В пятницу, 20 июня, взвод Махнача, как и весь третий батальон, проводил тактические занятия за городом. Их тема — «Рота в обороне». В этот раз занятия, как всегда перед выходными, закончились пораньше — перед тем как разойтись, командирам был зачитан приказ о явке к 8.00 на полигон для осмотра военной техники (командиры специальных подразделений (связисты и т. п.) выехали с вечера 21 июня).
Субботний же день командиры частей Бреста использовали для отдыха. К вечеру Махнач встретился с командиром взвода в своей роте мл. лейтенантом Смагиным, лейтенанты направились к знакомому Махнача по училищу, Николаю Дамарацкому, командиру взвода пулеметчиков в 84 сп. У него находились вещи Махнача. Дамарацкий, живший на втором этаже кольцевой казармы, собирался на полигон, позавидовав друзьям…
Оттуда лейтенанты двинули на Каштановую улицу, на квартиру к Смагину, чьи соседи (трое командиров-связистов) также уехали на полигон. Смагин переоделся — и далее началась программа субботнего вечера. Встретив Валю — подругу Смагина, друзья втроем гуляли по улицам, посетили Дом Красной Армии. Маршрут закончился в парке центра города — «КИМ» или «1 Мая». В этот день там было особенно много молодых командиров — вероятно, в связи с прошедшими в училищах выпусками. Шел концерт, читали лекцию… Лейтенанты и их новые подруги лихо отплясывали под фокстроты. И утомленное солнце все прощалось с морем: оно садилось над городом Брестом, и черные тени ив и тополей парков, бульваров и вдоль Буга все длиннее — как огромные руки, цепляющиеся за тот день, что лучше бы не кончался…
Сержант Владимир Осауленко, помкомвзвода в 1-й батарее 18 ОПАБ — заступил дежурным по батарее. Все как обычно, хотя с час назад ее командир заходил какой-то встревоженный: «Как вы там? Ребят подготовь как следует. Предупреди, чтобы все дружно возвратились домой. В понедельник начнем загружать дот боеприпасами и продовольствием…»
Впрочем, до понедельника еще есть время — и бойцы Осауленко, среди них и недавно призванные (с Украины и из Самарканда), один за другим уходят на танцплощадку. Там — основное место встреч с брестскими девчатами: польки, еврейки и белоруски танцуют с украинцами и узбеками, сибиряками и грузинами. Танцует СССР — и прощаясь, они не испытывают грусти — завтра вновь фокстроты, на этом же месте: и еврейки и грузины не сомневаются, что встретятся вновь. Разве что в увольнение не отпустят…
…«Счастье мое», — ворковал голос из патефона. Скрипели ремни, и шелестел шелк, но у одного из танцующих, второго номера на «Максиме» одного из дотов 1-й роты 18 ОПАБ, Решетило, молодого бойца, чуть не упало настроение. Все испортила его подружка — «плохо тебе завтра будет, боец… Война начнется». Какая война?[484]
Темнеет.
* * *
С наступлением темноты первая волна атакующих подразделений, стараясь соблюдать максимальную бесшумность, занимает исходные рубежи, частично примыкающие непосредственно к Бугу. Оживленное движение началось спокойно и при самой строгой дисциплине[485]…
«21 ч. вышли для занятия позиций к Бугу. Вся рота станковых пулеметов, задействовано и тяжелое оружие 133-го (резервного) полка. Все тащили массу ящиков боеприпасов и страшно вспотели»[486].
Выходят на позиции и громады «Карлов». «Совершенно темной ночью я видел выезд на тщательно охраняемую позицию чудо-орудия „Тор[487]“. Когда я хотел осмотреть это высокое чудовище, меня, несмотря на то что я фельдфебель, остановил рядовой солдат, направивший винтовку»[488].
К Бугу идет и I.R.135 — первая волна III батальона капитана Праксы. С ними и военный корреспондент Герд Хабеданк: «Командир батальона инструктирует нас. Легко, очень тихо мы подкрадываемся вплотную к Бугу. Чтобы гвозди в сапогах не издавали никакого стука, на шоссе насыпан песок. Безмолвными рядами по обочине выдвигаются сформированные штурмовые группы. На светлом северном небе выделяются переносимые надувные лодки. Бесшумно приближается чудище: вручную перетаскиваемая тяжелая зенитная пушка.
Штаб батальона находится в надежном каземате старой крепости. Однако в бункере по ту сторону Буга, с которого начнется наш уничтожающий огонь, на удалении всего лишь 100 м сидит советско-русский. Что ему видно, неизвестно, здесь же отчетливо слышно, как они говорят, вдалеке звучит радио.
Теперь мы знаем дорогу. Мы возвращаемся. На качающихся мостках идем над заросшими наполовину камышом рвами крепости. Призрачно светлеющие контуры ныряют в заросли ивняка: приведение в готовность заканчивается. Всюду бьются соловьи, жерлянка кричит в камыше, все остальное скрыто полной тишиной»[489].
Время выхода в исходные районы — от наступления темноты до 00.00 ч. (приказанный срок окончания сосредоточения на исходных рубежах) наполнено неизвестностью, столкнется ли русская кампания с активной обороной или нет.
Возможный заградительный огонь русских до 00.00 ч. обрушился бы на главные силы подразделений, находящиеся без всякого прикрытия, и вызвал бы досрочное зажигание реактивных установок, а также уничтожил бы подразделения вместе с приготовленным переправочным имуществом. После 00.00 ч. (согласно приказу) активные действия русских вызвали бы немецкое нападение. Вследствие того что этой ночью окопные работы и прочая деятельность не отличаются от обычных, удается не вызвать никакого подозрения у русских[490].
Ознакомительная версия.
