В июне 1937-го на пленуме центрального комитета, по итогам которого принято решение о тройках, едва ли не все региональные первые секретари рассказывали о назревшем в их краях заговоре последних остатков эксплуататорских классов. Трое главных в ту пору субъектов законодательной инициативы – председатель от РСФСР президиума центрального исполнительного комитета Михаил Иванович Калинин, председатель Совета Народных Комиссаров Вячеслав Михайлович Скрябин, неформальный лидер и один из десятка секретарей Центрального Комитета всесоюзной коммунистической партии (большевиков) Иосиф Виссарионович Джугашвили – могли и не верить, что остатки действительно последние. Но явно не хотели придавать чрезвычайному механизму, созданному для предотвращения единственной вспышки, законную силу, тем самым создавая возможность дальнейшей чрезвычайщины. То, что тройки так и остались вне закона, – свидетельство нежелания высшей власти развивать террор. Столь же убедительное, как молчание собаки у Дойла.
15 августа 1938-го принят закон о судоустройстве в СССР, где тройки не упоминались. Через три месяца – обычный тогда срок приведения подзаконных актов в соответствие закону – Вышинский запретил прокурорам работать в тройках, и внесудебные приговоры прекратились. Для этого Джугашвили удалось вникнуть в реальный заговор региональных партийных лидеров, учинивших Большой Террор ради сохранения своей роли безответственных всевластных вождей, и заменить их фактического пособника – секретаря ЦК и народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова – на Берия. Большой Террор сменила Большая Чистка – истребление почти всех (15–20 тысяч) организаторов и активистов Большого Террора. Но это уже другая история.
Колёса блицкрига: Германия побеждала не танками, а автомобилями
[111]
Первый месяц Великой Отечественной войны ознаменован катастрофой советских приграничных военных округов.
Особо выделяется разгром танковых корпусов на Юго-Западном фронте. Танков у нас на этом направлении было в разы больше, чем у немцев – и они исчезли за считанные дни без видимого ущерба для наступающих немцев.
В прочих родах войск разница не столь внушительна. Общая же численность личного состава германской армии вторжения даже превосходила нашу. Но всё же темп разгрома ошеломил не только ветеранов Первой Мировой, ещё помнивших многомесячные позиционные сражения едва ли не за каждый пенёк. Абсолютная величина наших потерь впечатлила даже тех, кто помнил: крупнейшую (и по всем предварительным расчётам сильнейшую) армию мира – французскую – немцы сокрушили меньше чем за месяц (с пленением разгромленных частей и подписанием капитуляции – шесть недель).
Более всего потрясала скорость движения немецких танковых дивизий. Не зря главный германский теоретик и организатор этого рода войск (в 1920-е, когда Германией правили социал-демократы, именно он организовал в Казани – и не раз инспектировал – секретную школу, где немцы – вопреки запретам, прописанным в Версальском мирном договоре – отрабатывали не только конструкции танков, но и методы их использования, щедро делясь накопленным опытом с советскими военными) Хайнц Вильхельм Фридрихович Гудериан прозван «быстроходный Хайнц».
1941.06.22 советскую границу пересекли примерно 3 тысячи танков с крестами на броне. На учёте же в РабочеКрестьянской Красной Армии состояло около 23 тысяч. Казалось бы, мы могли просто выстроить из боевой техники стену вдоль границы – и немцы разбились бы о неё.
Конечно, фактическая разница далеко не столь внушительна.
Тогдашняя наша система учитывала даже опытные танки, построенные в начале 1920-х и уже к началу 1930-х пригодные разве что на металлолом. Реально в строю было немногим более половины нашего номинального танкового парка. Причём изрядная часть пребывала на Дальнем Востоке (в 1938-м и 1939-м нам пришлось там всерьёз драться с японцами), в Средней Азии (ещё в середине 1930-х из Афганистана к нам ломились банды под разными знамёнами), за Кавказским хребтом (с Турцией мы очень дружили в 1920-х, но затем отношения ощутимо охладели)…
Вдобавок у немцев было намного больше бронеавтомобилей, чем у нас. Вооружены и бронированы они были не хуже наших лёгких танков, а по скорости и проходимости в летнюю сушь заметно лучше.
Словом, если сравнить все бронесилы, развёрнутые вдоль западной границы СССР, наш перевес выглядит довольно скромно: всего в пару раз. Но и этого вроде более чем хватало: по канонам военной науки, для успешной обороны достаточно иметь на направлении удара всего 1/3 от сил наступающего.
В советское время столь вопиющую разницу между теоретически возможным и фактическим ходом событий принято было объяснять внезапностью первого удара немцев. Гарнизоны в нескольких километрах от границы огонь и впрямь застиг врасплох. Но ведь основные наши войска стояли далеко вне пределов досягаемости немецкой артиллерии – в 2–3 суточных переходах от линии начала боевых действий. Так что должны были подготовиться ко встрече.
В наши дни бытует немало теорий ещё интереснее. Марк Семёнович Солонин полагает: народ не хотел воевать за советскую власть, а потому бросал оружие и разбегался до тех пор, пока не убедился – национальная социалистическая немецкая рабочая партия куда хуже всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Яков Григорьевич Верховский и Валентина Исидоровна Тырмос уверяют: Иосиф Виссарионович Джугашвили запретил войскам действовать активно и подставил их под удар, дабы гарантированно избежать обвинения в агрессии – Великобритания и Соединённые Государства Америки могли помогать только жертвам, но не агрессорам. Арсен Беникович Мартиросян обвиняет: троцкистские заговорщики во главе с народным комиссаром обороны Семёном Константиновичем Тимошенко и начальником генерального штаба Георгием Константиновичем Жуковым вместо активной обороны попытались провести встречный удар – часть плана поражения СССР, придуманного Михаилом Николаевичем Тухачевским. Владимир Богданович Резун (когда-то неудачливый военный разведчик, а ныне модный на постсоветском пространстве британский публицист) и вовсе взял на вооружение концепцию, разработанную ещё министром пропаганды Третьей Германской империи. Йозеф Пауль Фридрихович Гёббельс заявил: Адольф Алоизович Хитлер был вынужден напасть на СССР исключительно ради защиты от неизбежного советского удара. Резун творчески развил идею. По его мнению, наше нападение намечалось на 6-е июля, а подготовка к наступлению так отлична от подготовки к обороне, что всю несметную советскую армаду разгромили «как стоячую».
«Если всё испробовано и ничего не помогает – прочтите наконец инструкцию». Хайнц Вильхельм Фридрихович Гудериан, Херман Хот и другие немецкие танковые генералы разработали (а по опыту польской кампании существенно усовершенствовали) замечательную инструкцию по употреблению танков. Её ключевые пункты просты:
⇒ танки с танками не воюют;
⇒ в формуле боевой мощи самоходной техники «бронёй, огнём, колёсами» последнее звено важнейшее.
В 1941-м немецкие танки были заметно мощнее (и по броне, и по огню) наших БТ, но безнадёжно уступали Т-34, не говоря уж о КВ. Зато изрядно превосходили всю нашу технику по надёжности, обзору, скорости. Немцы – в отличие от нынешних байкеров – не пытались мериться: у кого пузо толще (броня и пушка больше). Они не собирались проламывать танками оборону. Для этого предназначались артиллерия (чья мощь заведомо превосходит всё, что можно вставить в башню танка) и пехота (чьи глаза разглядят на поле боя даже то, чего не заметит оптика танкового прицела). Танкисты же должны обходить любые очаги сопротивления, выискивать свободное направление и по нему уходить вглубь вражеского тыла, нарушая снабжение и координацию войск.
В XVII веке такой тактикой славились французские полководцы, способные иной раз одними манёврами – без единого выстрела – принудить противника к сдаче. Множество образцов этого искусства дала наша Гражданская война. Но именно немцы во Второй Мировой войне превратили тактический приём в инструмент решения стратегических задач. Сейчас эту стратегию с неизменным успехом употребляет армия Израиля. Тогда же она воспринималась как чудо – с соответствующими последствиями.
В 1940-м немецкая пехота по методу, наработанному ещё в Первую Мировую, за пару дней прошла сквозь легендарную линию Мажино – лучшую в мире систему долговременных укреплений. Танки же и не пытались состязаться с артиллерией, укрытой в бетонных бункерах и броневых башнях – они обошли Великую Французскую Стену с юга, через леса. И французские резервы, шедшие затыкать бреши в линии, оказались прижаты к ней и отрезаны от тыла.
Но даже в тылу можно наткнуться на серьёзные силы – например, те же резервы, ещё не дошедшие до фронта. Поэтому немецкие танки сопровождала артиллерия разных калибров (в среднем по пушке или миномёту на каждый танк), пехота (30–40 бойцов на танк), разведка (по 7–8 мотоциклов на танк, из них 4 с колясками). А ещё – запасы горючего на несколько дней беспрестанного движения и боеприпасов на тяжёлые бои.
