Ефремовцы.
В кошеле кашу варили.
Калужане.
Калужанин поужинает, а туляк так ляжет.
Калязинцы.
У нашего Макарьи по три деньги Натальи, а грош дай, любую выбирай.
Кашинцы.
Собаку за волка убили да деньги заплатили.
Крапивенцы.
Сено с колокольным звоном встречали, а воеводы не видали.
Ливенцы.
Соломатой мост обломили.
Любимцы.
Козу пряником кормили.
Ладожане.
Щуку с яиц согнали.
Нижегородцы.
Бородка нижегородка, а ус макарьевский.
Олончане.
Наши молодцы не бьются, не дерутся, а кто больше съест, тот и молодец.
Орловцы.
Орел да Кромы — первые воры, да и Карачи на поддачу.
Псковичи.
Небо кольями подпирали.
Пинежане.
Покупала по цетыри денецки, продавала по дви грошики. Барыша куца, куцей, а денег ни копеецки.
Ржевцы.
Батьку на кобеля променяли.
Романовцы.
Барана в зыбке качали.
Ростовцы.
Озеро соломой зажигали.
Р я з а н ц ы.
Мешком солнышко ловили, блинами острог конопатили.
Старичане.
Петуха встречали с хлебом с солью.
Старорусцы.
Лошадь съели да в Новгород писали, чтоб еще прислали.
Тверитяне.
-Забегай, забегай! — А что?
-Не видишь, что куница бежит?
-Это собака с Клементьева двора.
-Ну так пускай себе бежит.
Туляки.
Блоху на цепь приковали.
Ярославцы.
Пуд мыла извели, а родимаго пятна у сестры не смыли.
Авторы данной книги сделали попытку подойти к. смеху как к явлению истории человеческой культуры. Первая из таких попыток принадлежит голландскому ученому Йохану Хёйзинга в его известной книге "Homo ludens" (“Играющий человек”)1, но в этой книге рассматривался не столько сам смех, как его движущаясвоей попытке определить природу смеха как явления сила в человеческом обществе. В культурыконцепции М. М. Бахтина. В их задачу входила авторы данной книги гораздо ближе к предварительнаяиз значительнейших мировых культур — характеристика “смехового мира” одной культуры Древней Руси.
Внешне, в своем первом поверхностном слое, смех нарочито искажает мир, экспериментирует над миром, лишает мир разумных объяснений, причинно — следственных связей и т. п. Но, разрушая, смех одновременно созидает— творит свой фантастический антимир, который несет в себе определенное мировоззрение, отношение к окружающей действительности. Это отношение смеха к действительности различно в различные эпохи и у отдельных народов.
“Мир смеха” одновременно закончен и не закончен, представляет собой систему в себе и только часть более широкой системы. С одной стороны, смеховой мир составляет целостную систему, которая может быть описана и охарактеризована, а с другой — эта система несамостоятельна и незаконченна, требует своего исследования как части культуры своего времени.
Создавая свой смеховой мир, смех стремится к его полной завершенности. Чем последовательнее смеющийся направляет свои шутки, тем строже- система смехового мира. При этом последовательность смеха определяется его социальностью — тем, что смеху нужно общество смеющихся, нужна инерция смеха, нужны “традиции смеха”.
Смех требует среды, как ни одна из других форм человеческой деятельности. Следовательно, смех зависит от среды, oт взглядов и представлений, господствующих в этой среде, он требует единомышленников. Поэтому тип смеха, его характер меняются с трудом. Он традиционен, как традиционен фольклор, и так же инертен. Он стремится к шаблону в интерпретации мира. Тогда смех легче понимается, и тогда легче смеяться. Смеющиеся — это своего рода “заговорщики”, знающие код смеха.
Именно поэтому инерция смеха грандиозна. Она создает целые “эпохи смеха”, свои смеховые антимиры, свою традиционную культуру смеха.
Но в чем же система смеха никогда не может оказаться законченной? Дело в том, что тот антимир, который создает смех в отдельные эпохи и у отдельных народов, все же является только антимиром и зависит от мира настоящего, от его понимания и от его интерпретаций.
Таким образом, смеховой антимир — это также и несамостоятельный мир. Он не может создать сам по себе замкнутую, внутренне уравновешенную систему. Это только теневой мир. “Мировоззрение смеха” и его творение — смеховой мир — это только “теневое мировоззрение” и “теневой мир”. “Мировоззрение смеха” зависит от существующих в это время взглядов на действительность (при этом наиболее обычных и распространенных, но иногда и индивидуальных). Антимир виден только в отраженном свете, и он вынужден изменяться (правда, медленно — по причине свойственной смеху инертности) вслед за изменением самой действительности.
Отношение к истине в смехе также двойственно. В той своей части, где смех создает свой смеховой мир, где он стремится к законченности, — он внешне не стремится к истине. Напротив, смех разрушает мир, нарочито его искажает. Но при исследовании смеха как части культуры и его связей с мировоззрением обнаруживается, что в скрытом и глубинном плане смех активно заботится об истине, не разрушает мир, а экспериментирует над миром и тем деятельно его “исследует”.
В данной книге авторы стремились охарактеризовать лишь смех как систему, лишь антимир в его цельности, мировоззрение смеха само по себе и при этом только одной культуры — культуры Древней Руси. Надлежит провести ряд многочисленных монографических исследований “мировоззрений смеха” в их глубоких отношениях к взглядам на мир в данном обществе или в данном творчестве того или иного писателя. Задача таких монографических исследований исключительно трудна. И когда эти исследования будут проведены, станет возможным приступить к осуществлению некоторой сверхзадачи: написанию “Истории смеха” как истории одной из важнейших частей человеческой культуры.
Huizinga J. Homo ludens. Versuch einer Bestimmung des Spielelementes der Kultur. Amsterdam, 1939. Английский перевод этой книги (с голландского): Huizinga J. Homo ludens. A study of the play-elements in culture. London, 1949.
Критику концепции И. Хёйзинга см.: Аверинцев С. С. Культурология Й. Хёйзинга. — Вопросы философии, 1969, № 3.
(Русск. перевод: Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; Коммент. Д. Э. Харитоновича — М.: Прогресс — Традиция, 1997. - 416 с. — прим. POETICA)
БАН — Библиотека Академии наук СССР (Ленинград).
ВМЧ — Великие Минеи Четий, изд. Археографической комиссии.
ГБЛ — Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина (Москва).
ГПБ — Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова- Щедрина (Ленинград).
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения.
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.
ЛЗАК — Летопись занятий Археографической комиссии.
ОЛДП— Общество любителей древней письменности.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
СОРЯС — Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук.
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.
ЧОИДР — Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете.
Никита Гладкий был приговорен вместе с Сильвестром Медведевым к смертной казни за хулы на патриарха. Так, он, идя мимо палат патриарха, грозил: “Как-де я к патриарху войду в палату и закричю, — он-де у меня от страху и места не найдет”. В другом случае Гладкий бахвалился, что “доберется” “до пестрой ризы”. Впоследствии Гладкий был помилован. Текст письма см.: Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках. Т. I. СПб., 1884. Стб. 553–554.
О шутовских молитвах в XVIII и XIX вв. см.: Адрианова-Перетц В. П. Образцы общественно-политической пародии XVIII — нач. XIX в. // ТОДРЛ. Т. III. 1936. С. 335–366.
См.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л. 1971. С. 203–209.
См.: Лотман Ю. М. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1970 (см. особенно статью “Проблема знака и знаковой системы и типология русской культуры XI–XIX веков”). Отмечу, что древнерусская противопоставленность мира антимиру, “инишнему царству”— не только результат научного исследования, но и непосредственная данность, живо ощущаемая в Древней Руси и в известной мере осознаваемая.
Адрианова-Перетц В. П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII века. М.; Л., 1937. С. 113. (Далее ссылки в тексте: Очерки, с указанием страницы.)
Я. С. Лурье пишет по этому поводу: “Была ли эта церемония заимствована Геннадием от его западных учителей или она явилась плодом его собственной мстительной изобретательности, во всяком случае новгородский инквизитор сделал все от него зависящее, чтобы не уступить „шпанскому королю"” (Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 130). Я думаю, что в “церемонии” казни еретиков не было ни заимствования, ни личной изобретательности, а была в значительной мере традиция древнерусского изнаночного мира (ср. вполне русские, а не испанские “материалы” одежд: овчина, мочала, береста).
