Мы готовили Хайнерсдорф к обороне, копали траншеи и ходы сообщения, хотя воевать должны были где-то в другом месте.
Все прояснилось: через три дня мы пойдем в наступление. Танки и бронетранспортеры подойдут. Ночь на 16 апреля холодная и сырая. У меня высокая температура. Уколы после операции и таблетки не помогают. За мной присматривает санитар, снабжающий меня пойлом из своей фляги, которое состоит из 92-процентного спирта с соседней фабрики и свекольного отвара. Предоставив унтерштурмфюреру поработать одному, на два дня я завалился на свой куль соломы.
Мне приснился ужасный сон: будто дрожит земля и едут русские танки, один из них вот-вот накрутит меня на гусеницы. С криком я вскочил: земля действительно дрожала. Я откинул полог палатки и увидел выскочивших из палаток солдат, смотревших на восток, в направлении Кюстрина в пойме Одера. Ночное небо на востоке было светлым от всполохов пламени. Там, по-видимому, на узком участке фронта вели огонь тысячи орудий.
Я сходил по нужде и снова завалился в палатку спать.
Утром населенные пункты западнее Одера начали превращаться в пепел и руины. Хайнерсдорфу тоже досталось. Снова и снова удары бомб будили меня, после чего я снова проваливался в тяжкий сон.
К полудню потерь от бомбардировки у нас не было — сказалось то, что мы поставили палатки в высоком кустарнике. По дороге пошли транспорты с ранеными. Мы получили возможность узнать, что творится «на передке». Русские несущественно продвинулись вперед. Удар их огневой подготовки пришелся в основном на оставленные позиции. А прожекторы, которые они выставили вдоль фронта, чтобы осветить поле боя и ослепить обороняющихся, очень помогли немцам. В то время как советские танки постоянно ехали по своей тени и, не разбирая дороги, вязли в болотах поймы, немецкая артиллерия с новых позиций с господствующих Зееловских высот имела перед собой освещенные цели и наносила противнику тяжелые потери.
17 апреля: все небо в штурмовиках и бомбардировщиках. Они атакуют позиции нашей артиллерии и все, что видят. Под их прикрытием русские наступают дальше.
Новые слухи: «фельдмаршала» Гиммлера за то, что он позволил расширить плацдарм на Одере, сместили и назначили способного армейского генерала. Гиммлер — полководец! Он и как рейхсфюрер СС был нам неприятен.
Температура не проходит. Выполняю служебные обязанности. Хожу днем и ночью в мокрой одежде.
18 апреля. Санитар передал мне плоскую бутылку со своим «лекарственным пойлом». Если инъекции и таблетки не помогали, другого средства он уже не знал.
Попали под сильный артиллерийский обстрел. Ну, вот и началось. Изрядно захмелевший, в прекрасном настроении, как только закончилась артподготовка, я вышел вперед к двум окопавшимся взводам. Противника пока я не видел и вышел далеко за позицию, чтобы осмотреть местность с возвышенности. Там я увидел оставленную позицию и присел за бруствером. Вдалеке я увидел отходящие немецкие войска, никакой паники и бегства. Наверное, займут новую позицию. Из-за облаков появилось солнце. Оно припекало так приятно, что я задремал. Разбудил меня лязг гусениц. Три Т-34, без пехоты, проезжали мимо, не обращая внимания на меня, ничтожного червя, хотя я, находясь в прекрасном настроении, приветливо махал им рукой. Они немного задержались на моей высоте, повернули правее и исчезли в направлении Мюнхберга. «Разведка», — подумал я. Мне было известно, что Т-34 из-за того, что командир совмещает обязанности наводчика, почти слеп. А ведь эти экипажи разведки могли бы посмотреть, что делается по сторонам.
Русские не заставили себя долго ждать. Немного придя в себя от случившегося, я вернулся назад к роте и принял необходимые меры. Когда иваны после полудня, ничего не подозревая, массами пошли по открытой местности, со среднего расстояния по ним внезапно открыли огонь двадцать пулеметов. Те, в кого не попали, прижались к земле. Я знал, что за этим последует, и приказал незаметно перейти на второй оборонительный рубеж на окраине Хайнерсдорфа. Между домами у нас будет больше возможности обороняться от танков фаустпатронами. Здесь мы будем незаметны, в то время как в поле придется стрелять из окопов, прежде чем сможем применить средства ближнего боя.
Самое плохое, что у меня совершенно не было средств связи: ни радио, ни телефона, чтобы связаться с кем-нибудь. Ни танков, ни противотанковых орудий, ни артиллерийской поддержки для нас не предусматривалось. Я так до сих пор и не знал, в какой батальон мы входим. Наверное, мы предназначались для охраны штаба или были его резервом на случай контратаки. Но все это было непонятно. Где тогда этот штаб?
Как только мы заняли новые позиции, по старым, только что покинутым, ударила артиллерия. Но второй атаки не последовало. Поздно вечером противник снова обрушил сильный минометный огонь по нашим покинутым позициям.
С наступлением темноты я отправил двух мальчишек-посыльных на машине за боеприпасами и продовольствием на командный пункт роты. Их должен был обеспечить командир роты, как мы с ним об этом договорились. Они должны были прихватить с собой и санитара. Они вернулись назад с пустыми руками и доложили, что ни командира, ни командного пункта, ни других войск нет, а на другом конце деревни со стороны Мюнхеберга доносится шум боя.
Черт возьми! Остатки роты с унтерштурмфюрером отошли, не поставив меня в известность. Это явно не бегство, а выполнение чьего-то приказа. Это доказывает полностью снятый палаточный городок. Неужели посыльный меня не нашел? Не было никакого смысла здесь больше оставаться без всякой связи и соседей.
Ночью мы покинули Хайнерсдорф. Местные жители сказали, что видели наши отходящие войска в направлении Аренсдорфа. Русские уже в Мюнхеберге. Поэтому мы повернули на юг. Мы с большим трудом пробирались по незнакомой местности. Небо освещали зарева пожаров. Грохот артиллерии и шум дождя были звуковым оформлением нашего марша в неизвестность.
Слева в ночное небо стреляли «сталинские органы». Впереди горел лес. Русским удалось уже уйти далеко вперед. До сих пор, несмотря на успешную оборону, у нас нет раненых, и мы избавлены от необходимости нести их на себе.
19 апреля. Ранним утром мы осторожно приблизились к Аренсдорфу. Два «тигра» и тяжелая рота СС находились в этом населенном пункте и ждали атаки противника. Нас радостно приветствовали экипажи танков. Войсковая рота, прикрывавшая «тигры», была отозвана. А командиры танков получили приказ по радио удерживать Аренсдорф до приказа.
Только с наступлением ночи мы продолжили отход на запад из окруженного Аренсдорфа, надеясь соединиться со своими. Хаос казался полным. Частей больше не было. Остались только боевые группы, собранные из отставших: солдат люфтваффе, моряков, мальчишек из «гитлерюгенда» и фольксштурма. Все, как и мы, искали свои части.
Я сам не знал, в каком я батальоне, полку, дивизии, существуют ли вообще они и их командиры. Только экипажи «тигров» благодаря их радиостанциям придали мне чувство, что где-то еще кто-то нами управляет.
Я получил приказ «собраться в Хагельсбергском лесу». Это юго-западнее от нас. Проходя по возвышенности, мы видели отходящие немецкие войска, преследуемые или окруженные русскими. Я избегал идти по открытым пространствам. Когда нам тем не менее пришлось переходить широкое поле, нас внезапно обогнали шесть танков Т-34. Три танка мы подбили фаустпатронами. И тут вдруг откуда ни возьмись появились три «Штуки», уничтожившие три остальных танка. Проходя близко мимо них, я удивился еще раз, как может гореть столько стали?
С тыла и флангов нас теснил невидимый враг. «Тигры» получили приказ по радио собраться в Хальме и вынуждены были нас покинуть. На ходу я попытался найти это место на карте и нашел его далеко на западе от нас. Теперь мне стало ясно, что противник далеко обошел нас с флангов. «Тигры» образовывали авангард, а мы — тыловое охранение движущегося на запад «котла».
Когда танки ушли, пока не наступила ночь, мы снова зашли в спасительный лес. Если сохраним темп, то к утру выйдем к Хангельсбергскому лесу. Командир «тигров» доложил по радио, что вместе с ними движется присоединившаяся к ним в Аренсдорфе рота из Хайнерсдорфа, остающаяся после их отзыва в качестве тылового прикрытия. У меня была надежда, что этот доклад дойдет до соответствующей инстанции, и она обеспечит связь, командование, эвакуацию раненых и транспорт. Боеприпасов нам не требовалось, их набрали мы по пути. Каждый нес дополнительно по фаустпатрону. Было минометное вооружение, боеприпасы к нему мы везли на тележке, брошенной беженцами.
Я не ошибся, к утру мы вышли к Хангельсбергскому лесу, в котором располагался отряд, в который входил исчезнувший третий взвод нашей роты. Командира не было, очевидно, он остался в вышестоящем штабе. Теперь не было ни передовой, ни тыла, со всех сторон мы были окружены противником. Я принял командование над всей ротой в отсутствие унтерштурмфюрера Вайса.
