Общеизвестно, что война на советско-германском фронте сопровождалась многочисленными случаями жестокости и зверств против солдат и мирного населения. Возможно, это нашло свое отражение в заключительном абзаце приказа Штеммермана на прорыв: «Нарушения норм международного права не должны допускаться ни при каких обстоятельствах, иначе можно будет ожидать жестокого обращения противника с нашими ранеными».
Наличие боеприпасов, в особенности для стрелкового оружия, конечно, было важным предварительным условием для осуществления прорыва. Ночной бой с расчетом на внезапность не предусматривал широкого использования артиллерии, но если бы попытка прорыва пошла бы вразрез с планом, артиллерийская поддержка могла бы оказаться необходимой. К тому же, скорее всего, до начала прорыва еще предстояли бои, а войска Штеммермана уже испытывали острую нехватку боеприпасов и крайне нуждались в дополнительных поставках по воздуху.
Снаружи кольца окружения тоже принимались различные меры, чтобы встретить группу Штеммермана. Если бы в полосу III танкового корпуса удалось выйти всем 50 000 человек, то разместить их всех стало бы непростой задачей. Местное население было эвакуировано из сел вблизи линии фронта, чтобы обеспечить кров прорвавшимся солдатам. Для того чтобы справиться с ожидавшимся большим количеством раненых, были развернуты перевязочные пункты.
Возле передовой раненые должны были получить только первую помощь. Дальше их следовало как можно скорее отправить в тыл, где уже были подготовлены поезда, которые должны были развезти их по госпиталям. Проводилась также подготовка к эвакуации раненых по воздуху.
Советские силы накануне прорыва
Окажутся ли принятые немцами меры полезны, по крайней мере отчасти, зависело от советских войск. У Конева было три армии — 4-я гвардейская, 27-я и 52-я, задействованные на окружении двух немецких корпусов. 5-й гвардейский кавалерийский корпус вел боевые действия совместно с этими армиями уже более двух недель, а части 5-й гвардейской танковой армии только что прибыли в этот район. Однако эти части были истощены в результате продолжительных боев, в особенности корпуса танковой армии Ротмистрова. На вечер 15 февраля 20-й танковый корпус Лазарева насчитывал лишь шесть боеспособных танков. 29-й танковый корпус Кириченко был лишь немногим лучше, имея в своем составе 15 боеспособных танков.
И все же Конев располагал большим количеством сил, чем Штеммерман и Лиеб. Три армии по периметру окружения насчитывали 11 дивизий и поддерживались кавалерийским корпусом Селиванова и танковым корпусом Кириченко. Хотя сравнение, основанное на числе дивизий, всегда следует проводить с осторожностью, представляется несомненным, что советские силы вокруг «мешка» были сильнее окруженной группировки. К тому же, по всей видимости, наиболее сильные советские части, в частности танковые, находились между группой Штеммермана и III танковым корпусом. Шансы были не в пользу запланированного немцами прорыва, что, должно быть, понимали Конев и Жуков.
Сосредоточение для прорыва
До начала прорыва оставалось еще двадцать четыре часа. При лучших погодных условиях за это время могло произойти многое, но при имеющейся распутице, нехватке запасов и крайней усталости личного состава не приходилось ожидать существенных изменений сложившегося положения. С другой стороны, расстояние между группой Штеммермана и III танковым корпусом было настолько малым, что даже небольшие изменения могли иметь решающее значение. Особую важность представляли села Хильки, Комаровка и Новая Буда на юго-западном участке кольца окружения. Для каждой из сторон было важно взять их под контроль, что предвещало тяжелые бои, которые наверняка сократят запасы боеприпасов до опасно низкого уровня.
К счастью для немцев, Люфтваффе прикладывало значительные усилия для обеспечения доставки как можно большего количества грузов окруженным войскам. За 15 часов, с 15:00 15 февраля до 6:00 16 февраля, самолеты Ju-52 и Не-111 совершали многократные полеты для сброса грузов группе Штеммермана. Некоторые экипажи за этот короткий промежуток времени выполнили до семи вылетов. Их усилия не пропали даром — было сброшено 140 тонн боеприпасов, 57 кубометров горючего и другие ценные грузы. Генерал Лиеб записал в своем дневнике 16 февраля, что в результате действий Люфтваффе предыдущей ночью его корпус теперь гораздо лучше обеспечен боеприпасами.
Вероятно, немцы получили боеприпасы как раз вовремя. Вечером 15 февраля 105-й пехотный полк сосредоточился для ночной атаки на Хильки. Солдаты были изнурены, но важность атаки была ясна каждому, кто хотел выбраться из «мешка», и подразделения вышли на исходные позиции в назначенное время. После атаки Новой Буды четыре дня назад полк приобрел опыт ночных боев и сумел и этой ночью решить поставленную задачу, благо село обороняли не особенно большие силы противника. Утром началась советская контратака при поддержке бронетехники, но ее удалось отбить. Однако в 16:00 советские войска атаковали с большей решимостью и вновь при поддержке танков. Они проникли в юго-западную часть Хильков, но дальше им продвинуться не удалось. Майор Кестнер, командир 105-го полка, ввел в бой свой резерв, включая штурмовые орудия, и организовал контратаку. Вечером село снова было в руках немцев.
Южнее, в Комаровке, противники поменялись ролями. На рассвете 16 февраля село занимали немцы, но в середине дня из немецкого XI армейского корпуса докладывали, что советская пехота и танки вошли в село. Развернулись тяжелые бои за каждый дом, и во второй половине дня западная часть Комаровки оказалась занята советскими солдатами, а восточная все еще находилась под контролем немцев. В Новой Буде тоже шел серьезный бой, но солдаты из бригады СС «Валлония» и дивизии СС «Викинг» сумели удержать село в своих руках.
Таким образом, очертания критически важного юго-западного участка кольца окружения несколько изменились, но не настолько, чтобы это повлияло на немецкие планы организации прорыва. Однако Штеммерман не сомневался в том, что III танковому корпусу придется разбить советские войска, обороняющиеся северо-восточнее Лысянки. Самое большее, чего он рассчитывал добиться силами своей группы, — это прорвать внутренний фронт окружения, но не внешний. Его скептицизм, должно быть, усилил сомнения некоторых немецких командиров относительно способности Штеммермана руководить своей группой в таком исключительно трудном положении. В 10:00 фон Манштейн снова заявил Шпейделю, что он сомневается, хватит ли Штеммерману необходимой энергии и воли для проведения прорыва. Шпейдель ответил, что Вёлер уже приказал Лиебу возглавить немецкие войска при прорыве.
Как отмечалось выше, Вёлер испытывал сомнения и относительно прочих командиров. Утром он вылетел в Вербовец и оттуда продолжил путь в «Кюбельвагене», направившись в Ерки, где располагались командные пункты боевой группы Хаака и 11-й танковой дивизии. Там также присутствовали фон Форман и командиры 13-й и 14-й танковых дивизий, Микош и Унрейн. Собравшиеся офицеры сообщали, что их части испытывают острую нехватку не только боеприпасов и горючего, но и хлеба, ботинок, носков и прочего жизненно важного имущества. Солдаты просто полностью износились и измучились и сильно страдали от вшей, поскольку очередным последствием отсутствия нормального снабжения была невозможность соблюдать личную гигиену. К тому же число танков и тягачей, вышедших из строя из-за распутицы и отсутствия технического обслуживания и ремонта, было больше, чем когда-либо прежде. Вместе с инфекциями все эти факторы понизили боевые возможности до предельно низкого уровня.
Как мы уже видели, болезни сражали и командиров. Фон Витерсхейм, страдавший от «волынской лихорадки», держался на уколах, не оставляя поста командира 11-й танковой дивизии. Его начальник штаба майор Древе был поражен тем же заболеванием и переведен на постельный режим. Мартин Унрейн заболел какой-то разновидностью желудочной инфекции, но оставался на посту командира 14-й танковой дивизии, хотя был заметно ослаблен болезнью. Фон Формана миновали серьезные болезни, но он был простужен и, похоже, находился в состоянии крайнего нервного истощения, во всяком случае, такое впечатление сложилось у Вёлера. Несмотря на все трудности, Вёлер требовал, чтобы XXXXVII танковый корпус не прекращал атаки. В частности, необходимо было выбить противника с высоты 208,9 восточнее Звенигородки. Также следовало проводить ложные атаки в целях предотвращения дальнейшей переброски сил 2-го Украинского фронта в другие районы.
Олаф Элерс: происшествие под Юрковкой,
16 февраля
16 февраля интенсивность боев на участке XXXXVII танкового корпуса была низкой. На большей части линии фронта стояла тишина, но некоторые столкновения произошли в районе небольших холмов северо-западнее Юрковки. Немцы задействовали там сборные силы из остатков различных подразделений. Олаф Элерс был среди солдат 13-й танковой дивизии, принимавших участие в этом бою, и описал это событие в своем дневнике. Рано утром была сформирована боевая группа примерно из 60 человек, в которую вошел и он. Элерса как артиллерийского корректировщика сопровождал радист с радиооборудованием. Однако на немногих оставшихся машинах для Элерса и радиста места не хватило. Оба ящика с рациями удалось погрузить в бронетранспортер, но помимо этого в нем оставалось лишь одно место, которое мог занять либо Элерс, либо радист. Элерс решил, что будет лучше, если радист останется при своих рациях, а сам он пойдет пешком.
