Яков тяжело вздохнул. И вдруг почудился ему какой-то тихий приглушенный свист, какое-то шипение. Гадюка! Якова будто ветром сдуло с земли. Не хватало еще, чтобы жгнуло в мягкое место противное холодное создание. Много он повидал в пуще змей, особенно когда припекает солнце, даже целые клубки видел, копошащиеся под теплыми солнечными лучами. Яков всегда обходил их стороной.
Отойдя на несколько шагов, Яков начал настороженно вглядываться в холмик, на котором сидел. Сейчас мелькнет в траве серебристо-серая упругая полоска, и он увидит маленькую, словно расплющенную головку с раздвоенным трепещущим язычком. Но ничего не было видно. Легкий ветерок пробегал по траве, запуская мягкие пальцы в зеленые пряди, расчесывал, приглаживая, их. "Наверное, показалось,- подумал Яков.- В ушах шумит после валки". Он снова сел - и снова услышал свист и шипение. Да на этот раз уже не так испугался, не отпрыгнул, а начал внимательно разглядывать траву и в двух-трех локтях от себя заметил малюсенькую сухую дудочку-камышинку, торчавшую из земли. Вот из нее-то и вылетал свист с шипением. Живая дудочка, да и только!
Яков осторожно положил на нее ладонь, плотно прикрыл дудочку и начал ждать, что же будет. Прошло немного времени, и вдруг земля возле Якова зашевелилась, расползлись во все стороны куски зеленого дерна, разлетелись охапки травы, и из-под земли показалась человеческая голова с седыми, засыпанными песком волосами. Голова открыла глаза, кашлянула, чихнула, начала жадно, захлебываясь, дышать. Яков мог схватить незнакомца за нос, так близко была от него голова, но он окаменел от ужаса. И вдруг от резкого толчка Яков отлетел в сторону, а седоголовый рыцарь в блестящих латах выскочил из своего укрытия и, прихрамывая, побежал по густому ольшанику. С лат стремительными ручейками стекал бледно-желтый песок.
- Даниил! - пронзительно закричал Яков.- Ловите Даниила!
Он все понял - рыцарям не хватило сил тащить на себе раненого Даниила, тем более что приближалась погоня, и они решили спрятать его, чтобы потом, когда все уляжется, вернуться. А где спрячешь на ровном, как стол, месте? И они присыпали его землей, воткнув в рот камышовую дудочку. Обычно люди в воде прячутся, а этот, как червяк, в землю зарылся.
Несмотря на раненую ногу, Даниил бежал быстро, но его догнали, повалив, связали веревкой, перекинули, как бревно, через седло и повезли к Вячке. Яков ехал вслед, ему было видно, как морщится рыцарь - тот самый Даниил, о котором говорили, что он пил вино из человеческого черепа.
Вячка только взглянул на Даниила и отвернулся, сказав:
- Отдаю рыцаря литовцам. Пусть приносят в жертву своему богу Перкунасу.
Графа Пирмонта, которого взяли в плен в замке, он тоже отдал литовцам. Пирмонт начал было просить-молить о пощаде, но Вячка мрачно улыбнулся:
- Я тебя уже раз отпустил с миром. А ты, граф, снова пришел. Второй раз я своих гостей не отпускаю. Якова же князь похвалил, припомнил:
- Ты хотел жениться на моей челяднице, Яков Полочанин? Женись. Разрешаю. Привел все-таки рыцаря Даниила за бороду.
- Рыцарь Даниил без бороды,- только и сказал Яков.
Тем временем аукштайты вкопали глубоко в землю два дубовых столба с перекладиной, крепко привязали к ним коня под богатым седлом, да так привязали, что бедное животное чуть могло хвостом пошевелить, испуганно моргало большими коричневыми глазами. На седло во всех рыцарских доспехах посадили Даниила. Он был похож на большую беспомощную куклу - весь перекрещенный, перевязанный веревками, разевал рот, как рыба, выброшенная в горячий песок. Затем рыцаря Даниила по самый пояс обложили смоляными корягами, сухим хворостом, сучьями. Такая же участь ждала и графа Пирмонта. Граф, не выдержав приближения смерти, беззвучно плакал, крупные прозрачные слезы медленно текли по щекам.
Старый вайделот зажег от кресала трут, потом раздул огонек, зажег сосновую ветку и эту ветку не спеша положил в огромную кучу дров, которой был обложен рыцарь. Занялось пламя. Вайделот взял маленькую головешку и сунул ее в дрова у ног Пирмонта. Пирмонт зарыдал.
- Идемте отсюда,- сказал своим воям Вячка. Последнее, что запомнилось Якову,- блестящие слезы в больших лошадиных глазах. Пламя гудело, с ревом бросалось к макушкам деревьев, трещала трава, плавился песок, и из этого ада вдруг донесся резкий скрипучий голос - рыцарь Даниил запел "Богородицу".
Из Кукейноса Вячка сразу же по'слал богатые дары великому князю полоцкому Владимиру Володаровичу:
рыцарских коней и оружие, рыцарские доспехи. Владимир поблагодарил за подарки, и все, затих в своем Полоцке. А из окрестностей Риги вижи каждый день доносили, что епископ Альберт собирает огромное войско для похода на Кукейнос, что, кроме тевтонов, в том войске есть свей и фризы, датчане и бургундцы. "Аж земля дрожит - столько войска у епископа",- бледнея, сообщали лазутчики.
Под вечер, когда багровое солнце садилось в леса, Вячка позвал к себе старого седобородого челядина Алексея, который когда-то был прорицателем.
- Знаешь, где горит святой Знич? - спросил у Алексея Вячка.
- Служил святому огню. Знаю,- ответил Алексей, и бесцветные глаза его загорелись.
- Даю тебе лучшего своего воя, старшего дружинника Холодка. Сможешь через два дня и две ночи привезти святой огонь в Кукейнос?
- Смогу, но путь неблизкий,- уголек радости по-прежнему горел во взгляде Алексея.
На следующий день кукейносцы собрались на вече, и князь Вячка, трижды поклонившись всем, сказал:
- Славно погуляли мы в Леневардене. Надолго запомнят тевтоны кукейносский меч и поймут, что за каждую нашу слезу надо платить своею слезою. Только так! Мы не трава и не песок, которые можно топтать безнаказанно. У нас есть своя земля, свой бог, свой язык. Только так! Из Риги идет Альберт. Владимир спит в Полоцке. Мы - одни. Альберт уже искупался в крови ливов и эстов, теперь он хочет искупаться и в нашей крови. Он думает и надеется, что мы склоним свои выи, наденем на них ярмо и, стоя на коленях, будем встречать тевтонов. Никогда полочане не стояли на коленях! Никогда не стояли на коленях славные сыновья леттов и селов! - Он поднял кулак, и все глядели на этот крепко сжатый кулак в потертой боевой перчатке.- Из дремучей пущи спешит к нам святой огонь предков, Знич. Завтра он будет в Кукейносе. И завтра же мы сожжем Кукейнос, оставим Альберту только черный пепел. Только так! Бояре, собирайте свой скарб и своих холопов, идите в Полоцк и Литву. Купцы и люди рукодельные, идите вслед за боярами. А я со своей дружиной тоже уйду, стану князем-изгоем, буду тут, на берегах Двины, сыпать тевтонам угли за пазуху, не дам им ни спать, ни пить, буду готовить осиновые колья для их могил, не пущу псов на Двину, на наш Рубон. Только так!
Когда разошлись мужи-вечники, Вячка позвал Кли-мяту Однорука с Мирошкой, спросил их:
- Готовы ли в путь-дорогу ваши пергаменты, ваши летописи?
- Все готово, князь,- поклонился Климята.- Наше серебро - пергаменты. А то, что любишь, нести нетрудно.
Потом позвал Вячка Якова и Кулину, сказал им:
- Я помню свое слово, Яков Полочанин. Завтра ку-кейносской церкви не будет - сгорит. И пока цел божий дом, пусть повенчает вас отец Степан, а я выпью доброго вина за ваше счастье.
Последний же приказ, который отдал Вячка Мирошке и Якову, многих удивил.
- Идите в лес, выкопайте молодой дубок и принесите мне,- велел князь.
Долго искали Яков с Мирошкой хорошее деревце, наконец нашли, осторожно выкопали, принесли в Кукейнос. У городских ворот их ждал Вячка. Взял дубок и понес, держа на руках, как сына. Отойдя саженей на двести от Кукейноса, спросил у Якова:
- Не обожжет ли завтрашний пожар наш дубок, если мы его на этом месте посадим?
- Не должен жар досюда докатиться,- ответил Яков, прикинув на глаз расстояние до городских ворот.
Вячка взял лопату, сам выкопал яму, сам посадил деревце, старательно засыпал корни землей, слегка притоптал.
- Расти,- сказал дубку.- Помни о нас. Придут чужаки, все на свой лад тут повернут, а ты нас помни. Не мы вернемся, так наши потомки,- и поцеловал холодную упругую ветку.
Люди прощались с городом, с жильем, с могилами. Не обошлось без слез, как и всегда, когда нежданная беда поднимет народ с обжитого места, когда сдается, что горе безмерно, и вот-вот рухнет на голову небо, и земля разверзнется под ногами. Седобородые старики собирали весь свой род, и слышалось извечное:
- Садитесь рядком, говорите ладком...
И садились, и говорили, и молчали...
Последний свой день доживал Кукейнос. Люди со всем скарбом, со скотом уже вышли за городские стены. Только несколько дружинников остались в городе. Они должны были по знаку князя зажечь факелы и бросить их в заранее подготовленные, облитые смолой кучи дров, которыми были обложены терем, церковь, боярские и купеческие дома.
Вячка с дружиной взошел на вал. Князь глядел туда, откуда ждали святой Знич. Теплое утро серебряной росой промывало глаза цветам. Лучи солнца разбивались о кристальную гладь реки. Даже наверху было слышно, как стрекочут в густой траве непоседы-кузнечики.
