В 1616 году в Бастилию заключили принца Конде. Арестовавший его Темин получил за этот подвиг маршальский жезл, но он хотел большего: стать комендантом Бастилии. (Комендант мог неплохо нажиться на содержании узников, присваивая часть денег, выделяемых на них из казны, или устанавливая свои цены на услуги для обеспеченных заключенных.) Темин заперся в крепости, несмотря на все приказы Марии Медичи, но лейтенант гарнизона впустил в Бастилию отряд Бассомпьера, который и выгнал оттуда самозванца.
Через пятнадцать лет Франсуа де Бассомпьер, дипломат и военачальник, снова оказался в Бастилии, но уже в камере. «Вереду 26-го числа (1631 года. —Е.Г.),– вспоминал впоследствии сам Бассомпьер в своих мемуарах, – Трамбле[42] посетил меня и сказал мне от имени короля, что Его Величество приказал арестовать меня не за какую-либо вину, так как считает меня своим верным слугой, но из опасения, чтобы меня не побудили совершить что-нибудь дурное, и что король приказал уверить меня, что я ненадолго останусь в Бастилии». Бассомпьер провел в Бастилии двенадцать лет. Его выпустили в 1643 году, после смерти кардинала. На вопрос короля, сколько ему лет, Бассомпьер ответил: «Пятьдесят; те десять лет, что я не мог служить Вашему Величеству, я не считаю». Заключение не подорвало здоровья маршала, он даже пополнел. Еще бы: в его распоряжении были два лакея и повар; известный сердцеед даже в тюрьме крутил романы: он сумел добиться любви Мари д'Этурнель, заключенной в Бастилию по подозрению в участии в заговоре.
При коменданте Трамбле впервые был составлен список заключенных в Бастилию с указанием их вины. Среди них были графы де Русси и де Сюз, поддерживавшие связи с гугенотами; аббат де Фуа и братья Ланглуа, выступавшие против осады Ла-Рошели; шевалье Гольмен, Варикур и Крамай, сохранившие верность Марии Медичи, и ее личный врач Вотье; принц де Марсильяк (ставший впоследствии герцогом де Ларошфуко и оставивший свои «Мемуары»): он помог герцогине де Шеврез бежать в Испанию и провел в камере всего неделю; английский шпион Монтегю. Согласно примечанию, маркиз д'Ассинье был заключен в тюрьму «для охранения интересов семейства кардинала». Этьен Паскаль (отец Блеза) чуть было не попал в Бастилию в 1638 году, осмелившись протестовать против задержек выплаты государственной ренты. Он сумел избежать заключения, уехав в Овернь.
Людовика XIII прозвали «Справедливым», потому что он не позволял эмоциям одерживать верх над законом. Казнь Монморанси – тому подтверждение. Пока шел суд, под стенами дворца архиепископа Тулузского день-деньской толпился народ. Когда король проезжал во дворец, толпа опускалась на колени, крича: «Пощады! Пощады!» Эти крики пробивались сквозь толстые стены из розового камня. Все придворные, королева и знатные родственницы Монморанси ежедневно просили короля о помиловании, но он заявил: «Пощады не будет, пусть умрет. Нет греха в том, чтобы предать смерти человека, который это заслужил. Я могу лишь пожалеть о нем, раз он по своей вине попал в беду». Единственная милость, оказанная герцогу, состояла в том, что его не связали, а палачу запретили к нему прикасаться. После казни духовник короля отец Арну сказал Людовику: «Сир, смертью герцога де Монморанси Ваше Величество преподало большой урок на земле, но Господь в милости своей сделал его великим святым на небесах». – «Ах, отец мой, – отозвался Людовик голосом, в котором звучали слезы, – я бы хотел способствовать его спасению более мягким способом…»
В 1641 году, когда военное счастье было на стороне французов, несколько крепостей в Артуа, удерживаемых испанцами, сдались королю и Ришелье. В Бапоме испанский гарнизон был отпущен с военными почестями, но по дороге на него напал господин де Сен-Прей, новый губернатор Арраса, который не знал, что вражеские войска в данном случае находятся под защитой французского короля. За несоблюдение законов войны Сен-Прея приговорили к смерти и казнили 9 ноября 1641 года, хотя он был «креатурой» Ришелье.
Не менее принципиальную позицию король занял и в вопросе о поединках.
Со второй половины XVI века французские монархи только и делали, что издавали ордонансы о запрещении дуэлей. Понять их было легко: Франция постоянно вела войны то с внешним врагом, то с внутренним, и убивать друг друга почем зря, вместо того чтобы отдать жизнь за короля, было просто предательством (в среднем за год на дуэлях погибали 220 дворян). Но угрозы не помогали: никто не верил, что правительство и в самом деле пойдет на крайние меры. При этом с рыцарским поведением на дуэлях было давно покончено.
Фаворит Людовика XIII Шарль Альбер де Люинь имел многочисленных врагов, однако не отваживался встречаться с ними в честном бою, поручая защищать свою честь своим братьям Кадене и Бранту, лучше владевшим шпагой. Его опасения были обоснованны: далеко не все забияки вели себя по-мужски. Знаменитый дуэлянт Франсуа де Монморанси-Бут-виль, успевший к 25 годам сразиться на двадцати поединках, предложил одному своему сопернику снять шпоры, а когда тот нагнулся, проткнул его шпагой. Другой молодой повеса, Анри де Талейран де Перигор, граф де Шале, был оскорблен куплетами, задевавшими честь его жены. Встретив в Париже на Новом мосту своего обидчика – графа де Понжибо, чье имя упоминалось в куплетах, – Шале вызвал его и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же убил.
В июле 1619 года капитан гвардейцев королевы-матери де Темин вызвал на дуэль маркиза Анри де Ришелье (старшего брата епископа Люсонского), считая, что должность военного губернатора Анжера досталась тому незаслуженно. Темина подбил к этому проходимец Руччелаи, одно время оказывавший влияние на Марию Медичи, но потерявший ее доверие после возвращения Ришелье из ссылки. Противники нашли укромное место за городской чертой, обнажили шпаги и встали в позицию. Анри де Ришелье тотчас начал нападать, тесня врага, Темин отступал и после трех-четырех выпадов соперника вдруг бросился бежать. Анри погнался за ним, Темин укрылся за своим конем и, когда Анри подскочил ближе, ловким ударом поразил врага прямо в сердце. Когда епископу Люсонскому принесли записку, извещавшую его о смерти брата, он рухнул на пол, как подкошенный. Три дня и три ночи он лежал лицом к стене, не произнося ни слова, не прикасаясь к еде. Наконец на третьи сутки поднялся и отправился к королеве-матери. В тот же день Руччелаи прогнали с глаз долой, а военным губернатором Анжера стал дядя Ришелье по матери, Амадор де Ла-Порт. Но несчастье было непоправимым: со смертью маркиза род Ришелье по прямой линии пресекся.
Подобную драму пережил не только епископ Люсонский: единственный сын Франсуа де Малерба был убит на дуэли, и престарелый поэт умер от горя.
Людовик XIII решил, что положение становится нетерпимым, и издал новый эдикт против дуэлей. Ришелье к тому времени уже стал кардиналом. Несмотря на свою личную трагедию, он советовал королю не карать дуэлянтов смертью, а ограничиться «административным взысканием»: лишать должностей и материальных благ, пожалованных короной, и только в случае смерти одного из участников поединка отдавать второго под суд. Он считал, что подобные меры окажутся более действенными, и имел на то основания. До сих пор казнили только изображения преступников, и тот же Франсуа де Монморанси-Бутвиль, приговоренный к повешению, нагло явился с друзьями на место казни, сломал виселицу, разбил свой портрет и удрал. Тем не менее парижский Парламент, на рассмотрение которому был отдан декрет, потребовал смертной казни для всех дуэлянтов. В таком виде эдикт и был принят в марте 1626 года.
Случай его применить представился очень скоро. В том же году уже упомянутый Бутвиль убил на дуэли графа де Ториньи, после чего уехал во Фландрию со своим другом и родственником графом де Шапелем. Однако друг Ториньи маркиз де Беврон поклялся отомстить и погнался за ними вдогонку вместе со своим оруженосцем Бюке. Людовик попросил эрцгерцогиню Изабеллу, правительницу Испанских Нидерландов, примирить противников. Те для виду обнялись и обещали забыть ссору, однако сразу же после этой сцены Беврон заявил своим врагам, что вызов остается в силе. Со своей стороны, король, не обманывавшийся относительно истинных намерений дуэлянтов, запретил Бутвилю появляться в Париже и при дворе. Тогда тот из принципа назначил Беврону время и место: два часа дня, Пляс-Рояль (практически под окнами дома, в котором одно время проживал Ришелье).
По обычаю каждому дуэлянту полагалось иметь двух секундантов. В те времена их обязанностью было не следить за соблюдением правил (которых не было), а драться самим. Секундантами Бутвиля стали де Шапель и Ла-Берт, а Беврон мог рассчитывать на Бюке и маркиза де Бюсси д'Амбуаза. Правда, оказалось, что маркиз серьезно болен: у него была горячка, и ему трижды пускали кровь из руки, а в самый день дуэли – еще и из ноги. Беврону совесть не позволяла отправлять на верную смерть хорошего друга, и он просил Бюсси отказаться от участия в дуэли, однако тот заявил: «Простите, сударь, даже если смерть возьмет меня за горло, я хочу драться».
