Два лагеря готовили раздел Византии, один был в Риме, другой – в Багдаде. Но каждый готовил по-своему. Им, этим двум силам, надлежало написать последние страницы истории средневековой Европы.
О масштабе события говорят факты. Почти все христиане восточных провинций Византии, узнав мусульманство, приняли его. Причем приняли добровольно, без принуждений. Конечно, падение престижа Церкви имело очень серьезные для Византии последствия: Константинополь сотрясали дворцовые интриги и перевороты.
Но Халифат не вмешивался в дела соседа – ждал, когда иссякнут родники, подпитывающие греческое христианство… Византия дряхлела на глазах.
Затишьем воспользовались католики, задумавшие свой очередной Крестовый поход, четвертый по счету. Они изменили пункт назначения – Палестину заменили Византией, ее столицей. В 1203 году флот папы бросил якорь в бухте Константинополя. Двадцать тысяч крестоносцев высадились на берег и разбили лагерь. Перед городом стояли рыцари, желавшие одним ударом свалить византийский престол. Штурму предшествовала цепочка событий. Здесь и очередной дворцовый переворот, и обман крестоносцев византийцами, и задержка жалованья византийским солдатам. Все сплелось в тугой узел противоречий, разрубить который мог только штурм Константинополя.
Намерение крестоносцев со стороны выглядело несерьезно. Огромный город имел огромное войско: сто тысяч солдат из наемников-норманнов и кипчаков Восточной Европы. Но защищать императора-христианина никто не хотел. Люди смотрели на Восток! На арабов!
Обстоятельства служили рыцарям, а их отчаянная смелость сковала неприятеля. Папа знал, что арабы обескровили христианскую Византию, что Империи греков пришел конец. Люди на перепутье веры, среди них нет единства. А если так, страну можно брать голыми руками – малыми силами. Расчет папы на этот раз был безукоризненно точным.
…Наконец прозвучал приказ атаки. Под оглушительный бой барабанов 9 апреля 1204 года взвились знамена крестоносцев. Начался штурм, вернее, бой Давида и Голиафа. Маленький отряд замахнулся на огромного великана. Горожане кое-как отбили атаку. Но через три дня был новый штурм. И – великан пал. Начался кровавый пир победителей.
Завоевание Константинополя крестоносцами. Четвертый крестовый поход (1202–1204).
Миниатюра. 1462 г. Хроника императоров
Долго продолжался он. Христиане две недели убивали христиан. Мучили их женщин, детей. Трупы валялись прямо на улицах. Их не успевали убирать. Константинополь, где никогда прежде не ступала нога неприятеля, отдал себя на милость победителю – папскому мечу.
Добычи хватило всем. Драгоценности на корабли католики грузили мешками. Как писал очевидец, «с тех пор, как стоит мир, не было столько захвачено ни в одном городе… тот, кто был доселе беден, стал богат и имущ».
Джотто ди Бондоне.
Утверждение устава францисканского ордена папой Иннокентием III.
1320–1325 гг.
Папа римский Иннокентий III, узнав о взятии греческой столицы, ликовал. Но написал крестоносцам гневное письмо. Это была тонкая уловка, ругая за разбой, он хвалил. И еще больше хвалился сам, был повод. Начинались большие геополитические перемены, папа первым почуял, что Средневековье подходит к закату, что на пороге новое время. Новая эпоха в истории человечества. Без греков и без их христианства.
Крестоносцы дали Византии новое имя – Латинская империя (Romania). В честь папы и его Церкви! 9 мая 1204 года ее императором избрали Балдуина Фландрского… Однако единой страны не получилось. Разные народы, населявшие ее, которых так и не удалось сплотить Византийской церкви, не жаловали новых правителей-латинян.
Царица Тамара. Фрагмент росписи пещерного монастыря Вардзия. 1184–1186 гг.
Латинская империя погибла от собственной слабости: распалась на государства и княжества. Ее порты достались тамплиерам – новым хозяевам Средиземного моря… Золото потекло в папские кладовые потоком.
Конечно, в те события могли вмешаться арабы. Армия Халифата стояла рядом, отряд рыцарей не был бы ей помехой. Но арабы не сделали и шага в сторону Константинополя. Почему? Ответ не очевиден, но есть. Сокровища греков не прельщали арабов, для Востока они пока оставались чужими сокровищами. Холодными. Золото на Востоке еще не стало главной целью жизни людей.
Звезда Просвещения озаряла средневековый Восток. Мусульмане отдавали себя архитектуре, искусству, наукам, войнам. Хорошо то, плохо ли – судить не нам, но не золото правило на Востоке, а дух, он выгодно отличал средневековое мусульманство от западного христианства.
…Наследниками Византии объявили себя Трапезундская и Никейская империи. Правда, слово «империя» для них слишком громкое и тяжелое. Речь шла о маленьких странах. В первой у власти стояли родственники албанских царей, во второй – греки-христиане.
Трапезундию поддержала Кавказская Албания в лице царицы Тамары, она посадила правителями своих дальних родственников, братьев Алексея и Давида, взявших имя «Великие Комнины». Здесь начиналась еще одна страница истории тюрков, наверное, самая короткая и самая малоизвестная. Она о Кавказской Албании, куда в то время входили и земли нынешней Грузии.
Поговаривали, будто род Комниных из степной Кумании (Лебедии), что между Доном и Днепром, в самом сердце Великой степи. Там всех называли «куманами» или «команами», потому что духом-покровителем здесь считался лебедь. Братья-правители были синеглазыми, светловолосыми и очень красивыми. Классические кипчакские лица.
О правлении Комниных известно очень мало. К сожалению, эти два брата-правителя оказались неопытными и нетерпеливыми политиками. Смелыми, но неумелыми. Победить они не могли, потому что в жизни нельзя без веры и без союзников. Они не знали то, в чем преуспели католики и мусульмане. В геополитике братья были новичками.
Словом, в 1215 году они стали данниками Халифата, как птицы, попали в умело развешанные сети. Алексей стал платить султану в год 12 000 золотых монет, 500 коней, 2000 коров, 10 000 баранов, 50 вьюков разного товара. И главное – обязан был держать ему стремя, когда тот выезжал верхом на прогулку…
Бесславно Трапезундия сошла с орбит мировой политики. Словно комета, вспыхнула и погасла. Арабы решили бы по-своему судьбу всех других наследников Византии. Но не успели. В геополитике появилась новая сила, она угрожающе росла, словно туча на горизонте.
Имя ей – Чингисхан.
С уходом Аттилы тюркский мир медленно иссякал, междоусобицы истощали его. От Байкала до Атлантики, от Москворечья до Индийского океана не стихали они: тюрки терзали друг друга. Веками. Не щадя. Чудовищно, но едва ли не все войны, что пришлись на Средневековье, были их войнами. Во враждующих армиях сражались кипчаки и огузы: одни за итальянцев, другие – за византийцев, третьи – за арабов, четвертые – сами за себя или еще за кого-то.
Война стала образом жизни для немалой части тюркского народа.
После Великого переселения народов Алтай был словно остров, затерянный в океане. Человечество будто забыло о нем. О Римской империи, Византии, Халифате знало, об Алтае – нет. О нем уже не вспоминали те, чьи предки были родом оттуда.
И беспамятство это не удивительно. Замечено, что родственные чувства теряются у людей через семь поколений. Иначе говоря, семь поколений после Аттилы и – «новые» англичане становились просто англичанами, «новые» французы просто французами, а немцы немцами. Они уже не помнили своих алтайских предков. Видимо, это заложено самой природой.
Чингисхан.
Существуют десятки изображений Чингисхана, но нет ни одного его прижизненного портрета
Вот Алтай и напомнил о себе, о своем предназначении.
Напомнил рождением величайшего тюрка. Гения всех веков и народов. Родители нарекли его Темучином. Мальчик родился в Делигун-Булдаке (Делюн-Болдок), священном месте на берегу Онона. Керуленский луг первым увидел его. Отец ребенка, Есугей-багатур правил в предгорьях Алтая. Но недруги отравили его. Увы, зависть, подлость, предательство с некоторых пор стали спутниками тюрков. Тысячу раз прав великий поэт Востока Омар Хайям:
Благородство и подлость, отвага и страх —
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже —
Мы такие, какими нас создал Аллах!
…Враги убили бы и семью правителя, однако на пути встал сын с оружием в руке. Тринадцать лет было храбрецу. В его глазах пылал сметающий огонь мщения, а лицо светилось лучом победы. Увидев такое, даже враги опешили. Это и спасло мальчика, ему дали уйти.
Он ушел. Жил в лесах, добывая себе пропитание. Окреп. Собрал отряд. Прошли годы, и имя Темучин произносили с трепетом в голосе: перед умом и бесстрашием юноши склонялись даже зрелые воины. Все складывалось, как в легенде об Ат-сызе: обездоленный сын пошел на чужбину искать себе имя… Было именно так.
