Ознакомительная версия.
Можно было бы ожидать, что более чем три века истории Юго-Западной Руси с XIV по XVII век найдут в столь обстоятельном труде киевского автора достойное и полное освещение. И нельзя скрыть удивления тем фактом, что пребывание части Руси в составе этих государств занимает всего две главы[9] .
«Прекратилось преславное Самодержавие Киевское», – формулирует краткий вывод автор, повествуя о присоединении русских земель к Литве в XIV веке (гл. 106). Боль от потерь и унижение, осознание исторической несправедливости читаются и в рассказе об учреждении королем Казимиром IV киевского воеводства в XV веке: «...и от того времени преславное Самодержавие Киевское... настолько пришло в уничижение, что из Царства в Княжество, а из Княжества в Воеводство превратилось» (гл. 109).
А история с XV до середины XVII века предстает в изложении синоптика как простое перечисление киевских воевод. По-видимому, отрицательная историческая и эмоциональная оценка этих событий, а вовсе не недостаток исторических источников, определили эту особенность.
Автор «Синопсиса» использует другую литературную форму для описания этого периода истории. Это уже не повествование, а хроника, состоящая всего из двух страниц. Для сравнения: в главах о Чигиринских походах только описание руководящего состава войска, прибывшего для защиты Киева от турок и татар, занимает пять страниц и отличается большим вниманием к деталям. Здесь встречаются такие обороты, как «изрядный Малороссийский властелин», «многие Князья, Ближние Бояре, Окольничие, Воеводы и прочие богоискусные в воинских делах вожди», «компанейские и пехотные сердюки, называемые так от особо доброго сердца», и т. п. А о двух веках пребывания в составе Польско-Литовского государства только: «Лета от рождества Христова 1593 бысть Воевода в Киеве Князь Дмитрий Путятич и умре» (гл. 109)...
Автор «Синопсиса» обходит вниманием важные мероприятия польской власти: восстановление Киева королем Казимиром IV (XV в.), введение Александром Казимировичем городского Магдебургского права (XVI в.) и т. д.
По-видимому, киевлянин помнил другое: обессиление старобытной русской жизни, агрессию католичества, учреждение «бискупства», появление унии. Потому, по его логике, последствия разорения Киева в 1240 году были преодолены лишь в XVII веке воссоединением с Русским государством. Последнее воеводство Адама Брусиловского для автора «Синопсиса» примечательно лишь тем, что «после того воеводства снизошла милость Господа с небес на первоначальный всея России царственный град Киев» (гл. 109).
Итак, пребывание юго-западных русских земель в составе Литвы и Польши практически не описывается. Автор не считает этот период своей региональной истории ни положительным, ни благоприятным, ни закономерным. Он всеми доступными средствами проводит ту мысль, что часть русского народа, подчиненная литовцам и полякам, не выработала новой самоидентификации, а осталась такой же русской, как и жители Московии. Это лишь прерванная традиция развития русской этничности и государственности, восстановленная в середине XVII века.
О татарах и турках
«Киевский синопсис», отразивший злободневные вопросы формирования русского национального сознания в XVII веке, отличается антитатарской и антитурецкой направленностью. Это и понятно. В 1240 году Киев был до основания разрушен Батыевыми полчищами. Второй раз Киев был разорен и сожжен дотла в 1416 году войском хана Менгли-Гирея. И в дальнейшем татары не оставляли в покое земли Малороссии.
Потому татары и турки, так беспокоящие сознание русского человека в XVII веке, упоминаются уже в первых главах «Синопсиса» (гл. 4, 7).
Цивилизационное противоречие между славяно-православным и тюрко-исламским миром выражается в тексте через средневековое представление об иерархии народов. В «Киевском синопсисе», как и во многих русских источниках, татары называются «погаными». Римляне использовали термин poganes применительно к негражданам полиса. Затем это именование распространилось на всех варваров-язычников, не принадлежащих к «Римскому миру». Русские стали называть так чужеродных пришельцев языческой веры. Тот же смысл имеют и обозначения в «Синопсисе» татар и турок как «агарян» и «измаильтян». Ветхозаветный сюжет о появлении у праотца Авраама незаконнорожденного сына Измаила, чьей матерью была рабыня Агарь, позволял трактовать агрессию татаро-монголов как незаконное вторжение отвергнутых Богом врагов.
Отказ от включения татар и турок в свой мир и свою историю привел к использованию в тексте устойчивых речевых оборотов. Батый награждается эпитетами «злочестивый», «проклятый», «скверный», «поганый», «безбожный». Мамай назван «безбожным», «окаянным», «проклятым», «поганым», «нечестивым». По отношению к турецкому султану, его военачальникам и крымскому хану используются выражения «ненавистник рода христианского», «лжи отца внук», «жестокосердый богопротивник», «христоненавистный басурманин».
Синоптик настоятельно подводит читателя к мысли о постоянном противостоянии Руси и тюркского мира. В главе о Владимире Мономахе присутствует его осмысленное замечание: «Половцев и прочих супостатов многажды побеждал, ибо был очень храбр и мужествен; и генуэзцев, владевших в то время Тавридой, где ныне Орда Перекопская» (гл. 57).
Впервые тема цивилизационного противостояния сливается с рассказом о реальной истории в гл. 71, и связано это, естественно, с Батыевым нашествием. Приход татаро-монгольских полчищ объясняется как наказание людям за грехи: «А Татары всей России Стольный и во всей подсолнечной славный Царственный град Киев взяли, город и окрестности огнем сожгли, иных людей посекли, а иных пленили, и все Государство Киевское ни во что обратили – в Божье наказание за грехи человеческие» (гл. 76).
Представление о богоизбранности русских христиан поддерживает оптимизм сочинителя. Рассказ о христианских бедствиях всегда заканчивается «забеганием вперед» и замечанием об их победе и возвращении на законное место в истории. Так, в повествовании о разорении татарами Киево-Печерской лавры встречаем оптимистичное замечание о ее возрождении в царствование Алексея Михайловича. Та же логика прослеживается и в изложении истории пребывания русских земель под татаро-монгольским игом: «... и как Государи обладали Христианами, пока их поганую силу Великий благочестивый Князь Димитрий Московский не победил...» (гл. 74).
Куликовская битва предстает как начало предопределенного Богом освобождения христиан. В уста митрополита Киприана автор вкладывает слова: «Если, Государь, человека хранит Бог, то его весь мир не может убить» (гл. 76). Дмитрий говорит стражникам: «Господь нам помощник, не убоимся; что сотворит нам человек?» (гл. 78). Посол к Мамаю Захария восклицает: «Бог что хочет, то и сотворит, и не будет так, как ты хочешь» (гл. 80).
Показательно, что рассказ о Чигиринских походах написан по образцу повествования о Куликовской битве. У него такая же структура, логика, эмоциональная и ценностная оценка. Но близость этих событий, остро ощущаемая опасность от турецко-татарской агрессии позволили автору сделать более радикальные выводы о значении Чигиринских походов: «Всему же православному воинству... да подаст всемогущий Бог... храбрость и силу на одоление Басурманов, на искоренение твердынь их поганских и на истребление всего рода их нечестивого, или на превращение поганского их государства под православного Монарха...» (гл. 116).
Таким образом, автор «Киевского синопсиса» тесным образом связал тему русского единения и возвышения русского государства с темой противостояния тюрко-исламскому миру. Он признавал, что вмешательство этих народов – «историческая судьба» Руси-России, но при условии объединения народных и государственных усилий проблема эта решается к радости русско-православного мира.
О православии
Текст «Синопсиса» проникнут духом русско-православного единства и приводит разнообразные доказательства этой идеи. Единство в изложении автора проявляет себя в общности 1) этнической, 2) цивилизационной и 3) религиозной.
Православие как религия и основа мировоззрения и культуры является в «Синопсисе» главным фактором сохранения общности народа с X по XVII век. Автор вынужден признавать, что имели место и потеря частью русских княжеств и земель своей государственности, и иноплеменное господство. А вот православная традиция не прерывалась и служила стержнем самоидентификации народа.
Важно, что название страны «Россия» и производное от него прилагательное «российский» используются в этом сочинении и как синонимы православной общности[10] .
Иннокентий Гизель – заинтересованный автор. Он является представителем части малороссийской элиты – высшего киевского православного духовенства, которое наряду с казачьими и шляхтскими лидерами выступало одним из инициаторов политического объединения России. Он встал в один ряд с такими подвижниками православия, как князь Константин Константинович Острожский, Печерские архимандриты Никифор Тур и Елисей Плетенецкий, запорожские гетманы Петр Конашевич-Сагайдачный и Богдан Хмельницкий, митрополит Петр Могила и многие другие.
Ознакомительная версия.
