То, что юные соратники Робина названы в балладе сыновьями вдовы, породило в околомистических кругах версию о принадлежности атамана и его людей к тайному братству — ведь прозвище «сыны вдовы» носили масоны, а до них еретики из всевозможных сект манихейского толка. Члены таких сект зачастую оставляли свои семьи и жили квазимонашескими мужскими общинами, очень похожими на разбойничье братство Шервудского леса. Однако ни в балладах, ни в хрониках сектантство Робин Гуда никак не отражается, к тому же оно явно противоречит его любви к Святой Деве и связанным с ней церковным обрядам. Легче поверить, что вдова введена в балладу не для мистической символики, а лишь затем, чтобы вызвать сочувствие к ней и ее сыновьям и оправдать тем самым поступок Робина — нападение на служителей закона и их убийство.
В этой балладе Робин Гуд — уже не простой главарь шайки, а предводитель настоящего восстания против власти, подобный Уоту Тайлеру, чей мятеж в 1381 году потряс всю Англию (кстати, он прежде тоже был разбойником). В оригинале содержится намек, что Робина поддержала и часть горожан Ноттингема, что не так уж странно: там тоже были те, кто ненавидел богачей и желал поживиться их добром. А сельские жители, которым Робин не раз помогал, и вовсе стояли за него горой. Сложилась до боли знакомая нам ситуация, когда население целой области жило не по законам, а по воле уголовного (пусть и благородного) авторитета и упорно не желало менять это положение. Можно вспомнить, что баллада родилась во времена жестоких войн Алой и Белой розы, когда сменявшие друг друга власти утратили в глазах народа всякую легитимность и в отдаленных местностях их роль нередко брали на себя местные лидеры.
Третья баллада, «Робин Гуд и монах» (Robin Hood and the Monk), относится к числу самых старых — она дошла до нас в манускрипте Ff.5.48 из Кембриджа, записанном около 1450 года, но сложилась гораздо раньше, еще в XIV столетии. В ней Робин Гуд снова общается — пусть заочно — с королем Англии. В начале баллады Робин по своему обычаю отправляется на воскресную мессу в храм Богоматери в Ноттингеме, взяв с собой, вопреки просьбам разбойников, одного лишь Маленького Джона. По пути они, как истинные англичане, держат пари, Робин проигрывает, но отказывается платить (любопытный штрих к личности благородного героя), и обиженный Джон покидает его. В храме некий монах узнает Робина и выдает его шерифу, который отправляет монаха с радостной вестью к королю. По пути разбойники во главе с Маленьким Джоном перехватывают предателя и убивают его, а потом проникают в тюрьму и освобождают своего предводителя, прикончив заодно тюремщика и прихватив с собой шерифскую казну. Узнав об этом, король сперва гневается, но потом признает Джона самым преданным человеком в Англии и милостиво прощает разбойников — это завершение баллады, славящее доброту монарха, по понятным причинам отсутствует в русском переводе Игнатия Ивановского.
Второй по древности считается баллада «Робин Гуд и гончар», записанная около 1500 года и не слишком интересная в плане сюжета. В ней рассказано о том, как Робин и его стрелки подстерегли гончара, который три года отказывался платить им «налог» за проезд через лес. Потерпев поражение в схватке с гончаром на палках, атаман купил у него весь товар и отправился в Ноттингем, где за бесценок распродал горшки, а лучшие из них подарил шерифовой жене; баллада намекает, что между ними возникли нежные чувства и дама подарила ему золотое кольцо. Отужинав у шерифа, Робин на другой день одержал победу в объявленном тем состязанием в стрельбе, а потом обманом заманил чиновника в лес, отнял у него все деньги и украшения, но подарил красивого коня для жены:
Этот белый конь, что как ветер мчит —
Достойный жене твоей дар.
Скажи, что ты не пришел бы назад,
Если б женщин не чтил гончар.
Эта баллада, долго пребывавшая в забвении (ее рукопись обнаружили только в XIX веке), стала моделью для целой группы историй, в которых Робин Гуд мерился силой с представителями разных профессий и неизменно терпел поражение. В ней Робин проявляет необычные для него качества обольстителя и обычную непрактичность в делах. В балладе «Робин Гуд и мясники» он так же за полцены распродал на рынке мясо, а в «Малой жесте» Маленький Джон наотрез отказался отмерять сукно, «словно какой-то торгаш». Здесь проявились не глупость разбойников, а характерные для людей средневековья — как крестьян, так и аристократов — недоверие и презрение к торговцам. Авторы книги «Стихи о Робин Гуде» Барри Добсон и Джон Тейлор сделали вывод, что Робин в народном воображении противостоял не столько феодалам, сколько первым «капиталистам» — купцам и ростовщикам[17]. Доля истины в этом есть: его главные враги, епископы и монастырское начальство, в XIV веке были крупнейшими в Англии заимодавцами, и Робин, если верить легенде, сам пострадал от их алчности. Но верно и другое — феодалы, особенно мелкопоместные рыцари и сквайры, в то время быстро беднели, и вполне естественно, что разбойники грабили не их, а богатых купцов и служителей церкви.
Против тех же «мироедов» было направлено восстание Уота Тайлера, и не случайно первые баллады о Робин Гуде появились почти одновременно с ним. Точнее сказать трудно: среднеанглийский язык (Middle English), на котором они написаны, был распространен в XII–XV веках, имея множество местных вариантов, в том числе северный, в Йоркшире и Ланкашире. Специалисты-филологи установили, что баллада «Робин Гуд и монах» сочинена в промежутке между 1370 и 1400 годами, «Робин Гуд и гончар» — между 1400 и 1440-м. Однако не следует считать, что сочинители-крестьяне оперативно откликнулись на подавление восстания: ведь Ленгленд слышал какие-то «стихи о Робин Гуде» еще до 1377 года.
К ранним балладам относятся еще три произведения, которые не упоминают Робин Гуда, но по праву вписываются в круг его традиции. Одно из них — баллада «Адам Белл, Клим из Клу и Уильям из Клоудсли» (в переводе Игн. Ивановского «Три лесных стрелка»). Она повествует о том, как трое друзей, обвиненных в браконьерстве, бежали в лес и стали разбойничать — «мстить господам». Когда шериф схватил Уильяма, явившегося в Карлайл навестить семью, товарищи вызволили его из тюрьмы вместе с женой и детьми, убив при этом шерифа и многих других чиновников. Похоже, в свое время трое этих героев были популярны в Ланкашире так же, как Робин — в Йоркшире и Ноттингемшире. Их имена встречаются в уже упомянутой балладе «О рождении Робин Гуда» — там сказано, что отец Робина, лесничий, меткостью в стрельбе превзошел Адама Белла, Клима из Клу и Уильяма из Клоудсли, первых стрелков своего времени. В 1432 году некий писец из Уилтшира, составляя список членов местного парламента, шутки ради вписал в него Робин Гуда, Маленького Джона, Уилла Скарлета, а также Адама Белла и его друзей. Это значит, что в то время эти герои были почти равны по своей известности и лишь потом Робин оставил менее колоритного Адама далеко позади.
Другая баллада, «Джонни Кок» (в переводе Игн. Ивановского — «Джонни из Кокерсли»), посвящена гибели героя-разбойника в неравном бою с лесниками. В третьей, довольно старой (XV век) балладе, «Робин и Ганделин», некий Реннок Донн убил Робина (не названного здесь Гудом), когда тот охотился в лесу, но сам был убит Ганделином — другом или слугой покойного. Обращает на себя внимание сходство имени «Ганделин» как с Гамелином — героем известной в средние века эпической поэмы и «Кентерберийских рассказов» Чосера, — так и с дядей Робина Гамвеллом. Кстати, в поэме «Гамелин», написанной около 1350 года, тоже упоминается друг героя Робин, названный «добрым» (good) и метко стреляющий из лука. Это заставляет ученых связать и этот текст с робингудовской легендой, притом что сюжет «Гамелина» — противоборство подлого шерифа и его благородного младшего брата, лишенного наследства и ставшего разбойником. Скорее всего, все эти баллады — лишь часть обширного «разбойничьего» фольклора, впоследствии утраченного или привязанного к личности Шервудского атамана, к которому он первоначально не имел никакого отношения.
В противовес ранним балладам о Робин Гуде, имеющим сложный, иногда многоплановый сюжет, более поздние, записанные в XVI–XVII веках, меньше по объему (50–100 строк вместо 200–300 в ранних) и сложены в основном по одному немудреному образцу. В них Робин встречается то с лудильщиком, то с кожевником, то с пастухом, дерется с ними на палках и неизменно терпит поражение, после чего великодушно приглашает своего победителя влиться в ряды «вольных стрелков». Самая известная из этих баллад, «Робин Гуд и Маленький Джон», создана в начале XVII века и переведена на русский Мариной Цветаевой:
— Человек этот мертв! — грозно крикнула рать,
Скопом двинувшись на одного.
— Человек этот — мой! — грозно крикнул Робин. —
И мизинцем не троньте его!
Познакомься, земляк! Эти парни-стрелки
Робингудовой братьи лесной.
Было счетом их семьдесят без одного,
Ровно семьдесят будет с тобой.
Ну, уступить богатырю Джону куда ни шло, а вот поддаться какому-то гончару или дурно пахнущему кожевнику… Создается впечатление, что героический образ Робин Гуда в этот период начинает тускнеть — теперь он уже не народный заступник, а «свойский парень», с которым можно и подраться, и выпить, и сплясать. Иногда у разбойника появляются и довольно неприглядные черты, особенно в длинной балладе «Робин Гуд и нищий», где он захотел ограбить простого попрошайку, но тот геройски отколотил его своим тяжелым посохом до полусмерти. Трое удальцов Робина нашли его в кустах вблизи харчевни, и он, охая от боли, поведал им:
