Это я запомню.
Глава 4
Еще до того, как взошло солнце, мы миновали раскинувшееся у подножия белой растрескавшейся скалы скудное, иссохшее пастбище и оказались среди расколотых холмов. Пока мы не заезжали в каньоны, перед нами расстилалась бескрайняя высокогорная равнина, границей которой служило только небо. Меня остановили выбеленные солнцем и ветром человеческие кости; сквозь ребра грудной клетки - там, где когда-то билось сердце, - проросла трава. Рядом чернели остатки обгоревшего фургона.
- Какой-то пионер отыграл здесь вальс на скрипке. Ржавые ободья от колес фургона, мощные дубовые ступицы, разбросанные болты и обуглившиеся деревяшки. Не так уж много оставляет после себя человек.
Фуэнтес показал на кости.
- И мы с тобой также, амиго... когда-нибудь.
- Я как ирландец, Фуэнтес. Если бы знал, где умру, никогда бы не приблизился к этому месту.
- Умереть - ничто. Вот ты жив, и вот тебя уже нет. Одно лишь важно, чтобы перед концом ты смог сказать: "Я был мужчиной". - Мы двинулись дальше. - Жить по чести, амиго. Вот что имеет значение. Я - vaquero [Ковбой (исп.).]. От меня ждут малого. Но сам я жду от себя многого. Что нужно мужчине? Немного еды, когда он голоден, и хотя бы раз в жизни -женщину, которая его любит. Ну и конечно, хороших лошадей, чтобы ездить.
- Ты забыл о двух вещах: лассо, которое не рвется, и револьвер, который не висит без дела, когда в тебя целятся.
Он усмехнулся:
- Ты слишком много хочешь, амиго. С таким лассо и таким револьвером можно жить вечно!
Мы принялись разыскивать скот. Я завернул нескольких животных, которые паслись поблизости, и начал сгонять их в кучу. Они бы и так не ушли слишком далеко, однако, когда мы вернемся сюда с большим стадом, их будет легче забрать.
Нам предстояла медленная и хлопотная работа: выгнать скот из каньонов и направить в сторону равнины.
Мы носились по пересеченной местности, где заросли меските чередовались с зарослями опунции. Некоторые экземпляры этого кактуса оказались такими большими, каких я никогда в жизни не видел.
Мне сразу захотелось иметь куртку из кожи или хотя бы плотной ткани. Фуэнтеса спасала куртка из оленьих шкур, поэтому ему было немного легче. Собирая скот, мы забрались в кустарник. Некоторые старые бодливые быки сновали в густых зарослях как черти и повиновались не лучше кугуаров.
Когда наконец нам удалось выгнать их из кустарника, они, сделав круг, стремительно рванули назад. Мы с Фуэнтесом ездили на хорошо объезженных лошадях, но и им пришлось потрудиться, заставляя скот двигаться.
У меня под рубашкой по груди и спине струился пот, кожа зудела от пыли. Стоило только остановиться, как тут же налетали оводы. Всю жизнь я имел дело со скотом, но эта работа казалась самой тяжелой.
Довольно часто в расселинах не оказывалось животных. Мы могли проехать до самого конца и ничего не обнаружить. В других попадались небольшие группы - пять-шесть коров, иногда чуть больше. К полудню мы погнали к равнине пятьдесят или шестьдесят голов, среди которых почти отсутствовал молодняк.
Солнце уже миновало полуденную отметку, когда Фуэнтес взобрался на возвышенность и помахал мне сомбреро. Замечательная шляпа. Я всегда восхищался мексиканскими сомбреро.
- Тут внизу тень и ручей, - указал он, когда я подъехал.
Мы свели лошадей по склону и оказались в низине между холмов. Там росли два огромных хлопковых дерева и несколько ив, а ниже по течению - множество меските.
Ручей оказался лишь струйкой воды, бьющей из-под скалы, возле которой собралась небольшая лужица, где могли пить лошади. Пробежав всего семьдесят ярдов, он исчезал под землей.
Спешившись, мы слегка ослабили сбруи и дали лошадям напиться. Потом напились сами. Вода неожиданно оказалась холодной и сладкой, а не солоноватой, как в большинстве источников и ям.
Надвинув на глаза шляпу, Фуэнтес разлегся в тени на поросшем травой склоне. Через несколько минут он внезапно сел и зажег окурок сигары.
- Ты заметил что-нибудь, амиго?
- Хочешь сказать, что маловато молодняка?
- Вот именно. Должны быть телята, годовалые, например. А нам совсем не попадались двухлетки и очень редко - трехлетки.
- Возможно, - заметил я преувеличенно серьезным тоном, - эти коровы, чтобы отелиться, перебираются к Бэлчу и Сэддлеру. А может, у них просто не было телят?
- Такое случается, - согласился Фуэнтес. Он уставился на огонек сигары. - Однако, сеньор, я почувствую себя несчастным, если мы обнаружим, что их коровы отелились двойнями.
Фуэнтес сходил еще раз к ручью напиться. Было очень жарко, даже здесь, в тени.
- Амиго, я что-то неожиданно проголодался. Хочу мяса. Тут попался отличный жирный бычок с тавром Бэлча и Сэддлера. И если мы...
- Нет.
- Нет?
- Может, именно этого они и дожидаются, Тони, чтобы потом заявить, что мы украли у них мясо. Возьми на заметку этого бычка и всех тех, у которых двойное тавро.
- А потом?
- Когда будем клеймить, сдерем шкуру. Прямо при свидетелях. Но сначала удостоверимся, что при этом достаточно свидетелей, которые все видят - вроде и случайно.
Фуэнтес уставился на меня:
- Ты намерен ободрать быка прямо перед Бэлчем? Ты и вправду собираешься так сделать?
- Ты или я... один обдирает, другой следит, чтобы никто не помешал этому.
- Он убьет тебя, амиго. Бэлч хорошо владеет револьвером. Я его знаю, у него есть люди, которые отлично стреляют, но лучше него - никто. Они этого не знают. Но я знаю. Он не станет палить, пока не появится острая необходимость, и он скорее предоставит другим сделать это вместо себя, но если понадобится...
- Он либо выстрелит, либо удерет, - спокойно закончил я фразу. - Потому что, раз мы сдираем шкуру с его тавром и все видят, что оно переклеймено, то он или удерет, или его шея окажется в петле.
- Он просто кремень, амиго. Он не верит, что кто-нибудь осмелится на такое, к тому же не допустит, чтобы кто-то хотя бы попытался.
Я встал и надел шляпу.
- Мое дело маленькое. Эти люди наняли меня сгонять их скот и клеймить... весь их скот.
Мы снова разделились, и каждый углубился в каньоны. Нам не попадались другие следы, кроме коровьих. Дважды встретились бизоны - один раз мы проехали мимо группы из пяти голов, а второй - мимо одинокого самца. У него не было настроения испытывать на себе чью-либо назойливость, поэтому я объехал его и продолжил свой путь, предоставив ему рыть землю копытом, издавая недовольное мычание, похожее на рык.
Один раз я накинул петлю на рога здоровенного быка, который сразу же напал на меня. Мой конь не раз уходил от опасности, но уже устал и едва смог уклонился от его рогов. А потом во весь дух мы поскакали к дереву, бык несся за нами по пятам. Сделав полный оборот вокруг ствола, я накрепко привязал его.
Он фыркал и ревел, рвался изо всех сил и сломал рог о дерево, но веревка выдержала и удержала его на месте. Он уставился на меня своими дикими глазами, несомненно думая о том, что бы он со мной сотворил, если бы освободился. Я отвел коня в тень и задумался, почему мы забрались так далеко без запасных лошадей, и тут же верхом на низкорослом гнедом с черными гривой и хвостом появился Фуэнтес, ведя за собой в поводу чалого.
- Я собирался привести лошадей еще до" полудня, - как бы извиняясь, заметил он. - Однако меня начало беспокоить это тавро.
Мы укрылись в жидкой тени, отбрасываемой кучкой меските, и я переложил свое седло на другую лошадь.
- Я отведу твоего коня. - Он ткнул пальцем. - Тут есть загон... старый... неподалеку.
- А вода?
- Si... питьевая. Старое место. Думаю, раньше оно принадлежало команчам.
Фуэнтес взглянул на бугая.
- Вот как? Ты отловил этого старого дьявола? Я раза три гонялся за ним!
- Лучше бы ты его поймал. Он чуть не достал меня.
Фуэнтес засмеялся:
- Вспомни кости, амиго! Никто не живет вечно!
Он отъехал, увлекая за собой моего коня, а я смотрел ему вслед.
- Никто не живет вечно, - повторил он, - никто... но мне бы хотелось!
Конь оказался хорошим, но ему выпал тяжелый денек. К тому времени, когда вернулся Фуэнтес, он уже выдохся.
Теперь Фуэнтес привел большого старого быка - медлительного и мускулистого.
- Амиго, это Бен Франклин. Он стар и неповоротлив, но необычайно мудр. Мы привяжем его к твоему дикарю, а потом посмотрим, что будет!
Хороший тягловый бык - каким, вне всякого сомнения, был Бен Франклин ценился на вес золота в тех хозяйствах, где приходилось вытаскивать из зарослей кустарника одиноких бугаев, а Бен Франклин знал свое дело. Связав быков вместе, мы оставили их разбираться между собой. Если только дикарь не сдохнет, Бен доставит его через несколько дней в родной загон на ранчо. А если сдохнет, нам придется отправиться на их поиски, чтобы освободить Бена.
К вечеру мы устали настолько, что не разговаривали и, даже толком не поев, рухнули на кровать. Однако на рассвете я уже умывался ледяной водой, когда, протирая глаза, вышел Фуэнтес.
