7 мая. На трибуну конференции выходит британский премьер Ллойд Джордж. Он оглашает текст мирного договора. Читает с трудом, спотыкаясь. Как и другие руководители делегаций стран-союзников, он видит этот текст, детище невидимых «экспертов», впервые…[7]
Говорят, что Ллойд Джордж опасался провоцировать германский реваншизм. Однако некто невидимый продиктовал из-за кулисы нечто другое. И те, кто был на сцене, с важным видом сыграли отведенные им роли.
Итак, мирный договор. Германия должна передать в пользу соседей 13 процентов своей территории и 10 процентов своего населения. Репарации составят половину тщательно подсчитанного национального богатства Германии. Выплачивать их страна должна вплоть до 1988 года. Большая часть репараций достается Франции. Французские месть и жадность торжествуют: боши заплатят за все! Сонные глаза вялого обычно старика Клемансо загораются. Он потирает руки в серых перчатках (нервотрепка конференции усилила его экзему).
Германская делегация вынуждена подписать документ. Это происходит 28 июня — в день убийства в Сараево. Опять совпадение? Конечно, нет. Дату провокации, с которой началась Мировая война, напомнили не случайно. Очередной провокацией стал и сам Версальский договор. Он был заключен как будто нарочно так, чтобы немцы возжаждали реванша. Чтобы мир не был долгим. Но кто хотел этого? Внимательные наблюдатели увидели в самих этих «совпадениях» дат ответ на возникающий вопрос. «Совпадения» были явным следом каббалистической гематрии[8].
Такова была версальская «магия зеркал». Из этих зеркал и выйдет призрак национал-социализма. Действительно, он зародился именно здесь, во дворце Трианон. Мюнхен будет потом…
Карикатура 1919 года на Версальскую конференцию. Сильные мира сего не замечают плачущего ребенка — молодежь Европы будущего 1940 г.
12 сентября 1919 года. Гостиница «Штернеккер». Сюда направлен сотрудник мюнхенского политического отдела рейхсвера. В жалком заведении собрались 46 членов Немецкой рабочей партии. Капитану Майру необходимо было знать их настроения, и поэтому он послал своего лучшего агента. Звали его Адольф Гитлер.
Сначала новый посетитель мрачно молчал. А потом, бледный, порывисто вышел к трибуне. Возбужденно, с неистовым напором он начал говорить. За мыслью даже трудно было уследить. Слушатели улавливали только какие-то отдельные, но очень понятные и близкие им смыслы. Фюрер — еще неясный и зыбкий — возникал из отчаяния людей! Предыдущий оратор, какой-то профессор, призывавший к баварскому сепаратизму, был буквально вынесен из зала силой страстных звуков.
Через несколько дней Гитлер получил конверт. В нем был партийный билет под номером 555. Фактически будущий фюрер стал пятьдесят пятым. За счет «сотен» партия просто пыталась создать иллюзию многочисленности.
На первое публичное мероприятие партии собралось уже более ста человек. Гитлер начал говорить. Все более и более возбужденно. Словно в гипнотическом трансе. Апатичные поначалу слушатели, привыкшие потягивать пиво и слушать унылые речи, как будто наэлектризовывались от этих слов. На них выплескивались вся ненависть и неприкаянность, накопившиеся за последние годы… Нож в спину непобедимой армии. Версальский позор. Всесилие евреев. Разложение нравов… Все длилось полчаса… Гитлер почувствовал: высказанные им интуиции — и есть правда. И еще он с ликованием понял, что может говорить! Может подчинять себе людей!
Возможно, именно это был тот самый момент, когда, по словам Гитлера, история сосредотачивается на «одном человеке, которому затем внимает весь мир».
Поначалу этот прирожденный оратор называл себя всего лишь предтечей. «Барабанщиком», призванным разбудить спящую Германию. Однако уже вскоре он ощутит себя не просто членом оркестра. Нет! Он станет солистом. Единственным солистом.
Спустя некоторое время Гитлер напишет в «Майн кампф»: «Все могучие, переворачивающие мир события свершались не с помощью написанного, а при помощи высказанного устно слова».
Уверенность постепенно вливалась в него. Полицейские осведомители докладывали, что, когда он в своем синем, перешитом из военной формы костюме появляется на сцене, «вспыхивают бурные аплодисменты». В тот период он не разрешал печатать его фотографии в газетах. Считал, что человек с неизвестным лицом вызывает повышенный, жгучий интерес.
Масонский документ об итогах Первой мировой войны, отмечен высшим, 33-м градусом
Вскоре партия сменит название. В нем останется слово «рабочая», но пролетариям Гитлер пообещает не высокую повременную оплату. Он посулит вечность грядущего рейха. Партия станет «национал-социалистической», вбирая в себя и националистов, и социалистов… А кайзеровский крест на груди Гитлера будет привлекать потерявшихся после войны фронтовиков…
Партийный билет Гитлера
Архивные документы Германенорден. В них мы нашли список структур, входящих в эту ложу. Копия отпечатана на машинке через синюю копирку. Датирована 1923 годом. Мы видим здесь и Национал-социалистическую рабочую партию Германии. В ней состоит уже более пятидесяти тысяч человек. Но пока она — на скромном 34-м месте.
Партия, в которую пришел Гитлер, была сформирована в 1918 году мюнхенским филиалом Германенорден — обществом Туле. Возможно, именно эта оккультная организация оказалась коллективной предтечей антихриста ХХ века[9].
Много спорят, на самом ли деле некая оккультная структура, в какой степени и какая именно, привела Гитлера к власти. До конца это не ясно никому. Но очевидно другое: почти все люди, составившие протекцию «народному трибуну», были поклонниками Вагнера. Некоторые из них, как Дитрих Эккарт, входили в общество Туле, но в целом они являли собой какой-то неформальный орден. Неформальный, зато — влиятельный. Вагнерианцы прекрасно знали слова своего кумира: «Мы должны сейчас найти героя будущего, который восстанет против разрушения собственной расы. Барбаросса — Зигфрид скоро вернутся, чтобы спасти германский народ в минуту глубочайшей нужды».
Это было сказано за семь лет до рождения Гитлера. Он подрастет, и найдутся люди, способные почувствовать в Гитлере то самое «величие», которое кто-то назвал «потребностью страшных времен».
«После проигранной Первой мировой войны в Германии непременно должен был появиться Парцифаль, который избавит немецкий народ от ужаса и бедствий… Это мог быть только человек из народа. Именно такого человека и разглядел поклонник Вагнера капитан Майр в австрийском ефрейторе, отличавшимся ораторскими способностями и детальным знанием всех опер композитора. Другой вагнерианец, Эккарт Дитрих, добился того, что Гитлера пригласили в Байройт, где с ним встретился Чемберлен, который подтвердил догадку Майра. Ефрейтор действительно оказался тем Парцифалем, которого ждал немецкий народ. Затем вагнерианцы Брукманны и Бехштайны ввели Гитлера в общество и поддержали его финансово»…[20].
Звонил дверной колокольчик. Осмелевший на трибуне, в аристократические салоны Гитлер пока еще входил неуверенно. Вежливо, даже несколько подобострастно, целовал руку хозяйке. Вручал ей букет цветов. Непомерно большой! Отправлял на вешалку свой хлыст из шкуры гиппопотама, велюровую шляпу и макинтош. «Юлий Цезарь в тирольской шляпчонке», — шептал соседу один из гостей. А Гитлер снимал ремень с револьвером… «Как из романа Карла Мая», — подхватывал шутливый тон кто-то другой.
Архив Германенорден. «Рыцарские» игры для подростков
Список структур, входящих в Германенорден. Нацистская партия пока на скромном 34-м месте
Гитлер входил и садился. Чаще всего он с подчеркнутым вниманием слушал. Говорил, запинаясь. Подслащивал ложечкой сахара дорогое вино. Присутствующие переглядывались и улыбались. Но — по-доброму. Тем более, все знали слова хозяйки, немолодой супруги знаменитого фабриканта роялей: «Я хотела бы, чтобы это был мой сын».
Вагнер — пророк германского мессии
Байрейт. Это было место, где собирались одни знаменитости. Гитлер стал здесь завсегдатаем. Для него это было культовое место. И снизить его значение не смогли даже те внутрисемейные коллизии, свидетелем которых он стал. В то время в своих руках все держала здесь вторая жена Вагнера — Козима. Музыкальное руководство ежегодными фестивалями осуществлял сын композитора Зигфрид. Героическое имя! Однако грехи его предков сложились в такую «генетическую цепочку», что он стал гомосексуалистом. Возникала проблема продолжения знаменитого рода.
