В заключение — возможно наиболее часто цитируемые предупреждения Бисмарка в адрес немецких националистов, в предписании к посланнику Северогерманского Союза в Мюнхене от 26 февраля 1869 года:
«То, что немецкое единство будет достигнуто насильственными событиями, я тоже считаю вероятным. Но совершенно другой вопрос — это призвание вызвать насильственную катастрофу, и ответственность за выбор момента времени. Произвольное, определяемое только субъективными причинами вмешательство в развитие истории всегда имело следствием только лишь стряхивание на землю незрелых плодов; а то, что немецкое единство в настоящий момент не является зрелым плодом, мне кажется очевидным».
Мне кажется, что это свидетельство делает несостоятельной ту точку зрения, что Бисмарк осознанно стремился к войне 1870 года, как ранее к войне 1866, чтобы завершить процесс объединения Германии и из Северогерманского Союза сделать Германский Рейх, хотя эта точка зрения в Германии длительное время была всеобщим достоянием и подпитывалась задним числом самим Бисмарком. Бисмарк не торопился с «расширением своего дома», и он сам был ошарашен июльским кризисом 1870 года, который за несколько дней привел к войне. Его известная «Эмсская депеша», которая спровоцировала Францию на объявление войны, была со своей стороны ответом на французскую бурную реакцию на кандидатуру на испанский трон представителя побочной линии Гогенцоллернов (к тому времени, впрочем, уже отозванную). Конечно, эту кандидатуру предложил Бисмарк, но действительно ли он сделал это для того, чтобы вызвать войну с Францией? Не был ли это своего рода тест, возможно даже, пользуясь тогдашним выражением Бисмарка, «родничок мира»? Потому что если в 1866–1870 гг. между Францией и Пруссией кто и портил кровь, то это скорее была Франция, чем Пруссия. Франция чувствовала себя каким-то образом обойденной, даже одураченной результатами войны 1866 года.
Бисмарк же в 1866 году работал с Францией Наполеона Третьего совершенно рука об руку. Наполеон III. со своей стороны проводил политику союзничества со всеми европейскими национальными движениями — сначала в Италии, затем в Германии, а впрочем, также — безуспешно — в Польше. Естественно, все это должно было разыгрываться по французскому сценарию, и естественно Париж желал быть вознагражденным за такую политику территориально. Эти компенсации были собственно спорным пунктом между Францией и Северогерманским Союзом в течение четырех лет между 1866 и 1870 гг. Италия честно отплатила Франции за помощь в объединении (которое правда также и пошло дальше, чем в прусско-немецком случае) отделением Ниццы и Савойи. Бисмарк тоже исполнил надежды Франции на какие-либо компенсации, единожды, в 1867 году в случае Люксембурга, также в виде наметок уже проявил готовность к умеренным компенсациям, но затем снова отступил. Поэтому во Франции распространились разлад, лозунг «Реванш за Кёнигрец», возникла своего рода «партия войны». Когда же по настоянию Бисмарка родственник прусского королевского дома выступил в качестве кандидата на испанский трон, то это могло означать либо вызывающий жест, либо отвлекающий и смягчающий. Какое действие в душе намеревался произвести Бисмарк, мы не узнаем никогда. Одно несомненно: французско-немецкий поединок чести, который вызвал войну 1870 года, не имеет ничего общего с немецким национальным вопросом.
И все же война против Франции стала тогда первой настоящей немецкой национальной войной, и расширение Северогерманского Союза, достигнутое в ходе этой войны, в национальном сознании стало настоящим «основанием Рейха». В 1870 году немецкое национальное движение соединилось со своими корнями во времена Наполеона: оно снова происходило против Франции, оно снова было против императора Наполеона, и многие немецкие националисты в Пруссии, в Северной Германии, но также и в Южной Германии, восприняли 1870 год как реванш за наполеоновские завоевательные войны в первые 10 лет девятнадцатого столетия. Национальная гордость и ненависть к французам того времени — всё это неожиданно снова было — и на этот раз немцы были более сильными! Это было чудесно, так и должно было оставаться, и Германия должна теперь окончательно встать на ноги и консолидироваться как государство. Таково было настроение, которому поддался Бисмарк.
Примечательным образом он поддался не полностью. Этот человек, который до 1866 года решительно аннексировал северогерманские государства, смещал их монархов, жестко усмирял младших партнеров по Северогерманскому Союзу, стал теперь вдруг действовать как государственный деятель времен Меттерниха. Он терпеливо вёл продолжительные переговоры с королем Баварии и с королем Вюртемберга, с великим герцогом Баденским и с герцогом Гессен-Дармштадта, и он делал им значительные уступки. Все в определенной степени сохраняли собственный суверенитет, Бавария даже реальную государственность: весьма широкую собственную налоговую систему, собственную почту, собственную железную дорогу, собственную армию (которая должна была поступать под командование германского кайзера только в военное время) и, что было наиболее неслыханным, право содержать собственные посольства, собственную дипломатию за границей! Английский историк Тэйлор назвал как-то Бисмарка не «основателем рейха», а «предотвратителем рейха», как человека, который преследовал лишь столько национального единства, сколько он безусловно должен был добиться. И в действительности Германский Рейх Бисмарка, гораздо более, чем Северогерманский Союз, имел характер конфедерации, чем федерации.
Потому что хотя Бисмарк при «основании Рейха» всё ещё был готов заключать договоры с национальным движением и удовлетворять его эмоциональные потребности, он ни в коем случае не преследовал цель превратить Германию в ведущую и господствующую державу Европы. Это еще отчетливее видно во время его правления во вновь основанном Германском Рейхе. И при нём Пруссия всё еще оставалась в Германии основной силой; а это уже не было в Рейхе столь же само собой разумеющимся, как это было в Северогерманском Союзе. Напротив: после того, как были удовлетворены все малонемецкие желания, то следующей так сказать естественной национальной целью была Великая Германия.
Если подумать о том, что история Германского Рейха привела к тому, что в его последний и самый динамичный период рейхсканцлером был австриец, что этот последний рейхсканцлер из Малой Германии Бисмарка вскоре сделал Великую Германию, и что эта Великая Германия затем стала проводить агрессивную и экспансионистскую политику, которая была диаметрально противоположна политике Бисмарка, и что все это сопровождалось таким восторженным настроением, какое Бисмарк в Малой Германии никогда, даже не в 1870 году, не встретил — тогда, пожалуй, можно сказать, что наивысший триумф Бисмарка — основание Германского Рейха — уже содержал корни его крушения и был зародышем его заката.
43 года истории рейха между войной 1870–1871 гг. и Первой мировой войной образуют единый период, если смотреть с внешней стороны. В этот период времени не изменились нисколько ни немецкие границы, ни конституция Германии, не было ни войны, ни революции, и в истории Германского Рейха эти 43 года образуют не только наиболее продолжительный период, но также и самый стабильный. Но при ближайшем рассмотрении эти 43 года всё же распадаются на два отчетливо различных этапа: эпоха Бисмарка до 1890 года и эпоха Вильгельма (или кайзеровский период) после 1890 года. Если обобщать, то в первый период, во время Бисмарка, внутренняя политика была большей частью неудачной и противоречивой, а внешняя политика — очень благоразумной и мирной. Во время Вильгельма все было наоборот. Внутриполитически это была почти что эпоха обретенного единства, однако внешнеполитически она шла авантюристическим курсом, который и привёл к катастрофе. Конечно же, следует добавить, что как раз внешняя политика во время Вильгельма сопровождалась всеобщим национальным одобрением.
Период правления Бисмарка в Германии, после того как прошло опьянение победой и основанием рейха, с точки зрения настроя общества был несчастливым. Период Вильгельма напротив был вплоть до Первой мировой войны счастливым временем. Частично причины этого были совершенно просто экономическими. Со времени экономического краха 1873 и даже еще и после периода Бисмарка, до 1895 года, по всей Европе и в том числе в Германии царила стагнация или рецессия, в то время как с 1895 до 1914 года был период почти постоянного экономического бума. Мы на собственном опыте и сегодня еще испытываем, что политический настрой в стране собственно гораздо более зависит от экономики, чем от политики, хотя в несоциалистических странах политика ни в коем случае не определяет экономику. Но Бисмарку как раз не повезло, что почти все его время было периодом экономического застоя; Вильгельму II. сопутствовала удача в том, что в его время вплоть до войны — и в определенном смысле и во время войны — был экономический подъём. Впрочем, с этим связано еще кое-что иное. Во времена Бисмарка еще было стремление на Запад, постоянное переселение из аграрных старопрусских областей в западные индустриальные области. Отсюда за двадцать лет правления Бисмарка более миллиона немцев переселились в Америку. После его отставки с поста канцлера переселение немцев снизилось и в конце концов почти полностью прекратилось. Немцы теперь и на родине находили полную занятость, а их труд стал лучше оплачиваться.
