Ознакомительная версия.
Воспевание «работников всемирной армии труда» у коммунистов, как известно, восходит к теории трудовой стоимости, созданной английскими экономистами Адамом Смитом и Давидом Рикардо. Но К. Маркс кардинально переработал эту теорию и положил в основу своего учения тезис о неизбежном приходе к власти людей, занятых физическим трудом.
Элементы трудовой теории стоимости — потребительная стоимость и меновая, конкретный и абстрактный труд, учение о прибавочной стоимости, создаваемой в процессе физического труда, превращение денег в капитал, разработанные Марксом, легли в основу его вывода о том, что все производство общества зиждется на физической деятельности человека, а духовная деятельность человека, проявление его интеллектуальной сущности есть «не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней»{11}.
А поскольку духовный труд есть производный от материального, тогда кто же является истинным созидателем национального богатства? Конечно же — только работник физического труда. И точка! А все остальные слои общества — паразиты на его теле.
Верный последователь трудовой теории стоимости польский революционер Вацлав Махайский (1866—1926), выступавший под псевдонимом А. Вольский, в 1898 году так и написал: «…Рабочий эксплуатируется…для паразитного существования всего образованного общества, производителей нематериальных благ»{12}.
В своей ненависти к интеллигенции Махайский полностью опирался на точку зрения Энгельса. Забегая вперед, следует отметить, что, в отличие от Ленина, позицию Махайского никогда не разделял Сталин. Более того, генсек даже выступал с резкой критикой махаевщины и тех большевиков, кто страдал этой болезнью. Так, в 30-е годы он выступил с резким обличением Н. Хрущева в приверженности к махаевщине.
10 октября 1938 года Сталин, выступая на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в связи с выходом в свет «Краткого курса истории ВКП(б)», довольно резко заметил Н. Хрущеву, что тот неправильно учит партийные кадры пренебрежительному отношению к интеллигенции. «…А между тем, без этих служащих, без этой интеллигенции, — напомнил генсек, — без людей, которые живут интеллектом, — государство существовать не может. Ни один класс не может удержать власть и руководить государством, если он не сумеет создать своей собственной интеллигенции, то есть людей, которые отошли от физического труда и живут умственным трудом. Товарищ Хрущев думает, что он до сих пор остается рабочим, а между тем, он интеллигент. (Веселое оживление в зале.) Он перестал быть рабочим, потому что живет интеллектом, работает головой, отошел от физического труда, вышел из среды рабочих.
Кое у кого из наших людей было такое махаевское отношение к кадрам. Махайский — это был один социал-демократ, я с ним в ссылке встречался, который набил руку на том, что ругательски ругал партийную интеллигенцию. Он считал, что надо истребить партийную интеллигенцию и только после этого восстановится порядок в партийных рядах. Махайский был членом партии, но на деле он был, конечно, анархистом. Вот это и называется в истории партии махаевщиной, эта ненависть к партийной интеллигенции. Конечно, Махайский был дурак, круглый идиот, потому что он не понимал, что надо не только ценить свою интеллигенцию, но весь рабочий класс, все крестьянство сделать интеллигенцией….
У нас часто бывает так: работал рабочий у станка, потом пошел учиться, стал образованным человеком, и к нему сразу пропало всякое уважение. Я считаю, что это дикость. При таких взглядах мы можем действительно загубить государство, загубить социализм… А те, которые думают, что человек, уйдя от станка или трактора и став интеллигентом, погиб для общества, есть люди прошлого. Я бы сказал, они хуже врагов, вот эти люди, которые так смотрят на нашу интеллигенцию, на людей, которые вчера были рабочими, а сегодня стали интеллигентами. Те, которые презрительно относятся к нашей интеллигенции, есть жалкие, несчастные люди, махаевцы, ничего общего с марксизмом не имеющие»{13}.
Надо сказать, что наиболее последовательная и глубокая критика марксовой трудовой теории стоимости была осуществлена в России. Об этом много писали М. Туган-Барановский{14}, Д. Менделеев{15}, другие русские теоретики. Но созданная Лениным партия большевиков прислушиваться к лучшим представителям российской интеллигенции не захотела.
Критика марксизма за пренебрежительное, уничижительное отношение к людям интеллектуального труда не прекращалась никогда даже в среде тех мыслителей, кто к социализму как к идее относился вполне лояльно. Так, один из крупнейших историков XX века англичанин Арнольд Тойнби (1889—1975) предрек поражение марксизму на том прежде всего основании, что Маркс явно недооценил роль духовной энергии в процессе производственной деятельности человека. В 1970-х годах, незадолго до своей смерти, Тойнби произнес: «Марксизм должен потерпеть поражение потому, что он лишил себя духовной силы, которая одна может привести социализм к успеху»{16}. Так оно в конечном итоге и вышло.
Захватить власть в России Ленин мог, только опираясь на идеологию основоположников марксизма. А в этой последней, как уже выяснилось, люди богатые и образованные рассматривались как основное препятствие на пути к захвату власти коммунистами. С первых же месяцев после прихода к власти Ленин неукоснительно следовал указаниям классиков в отношении интеллигенции.
Уже в декабре 1917 года он демонстрирует ту же подозрительность в отношении интеллигенции, что и его учитель Ф. Энгельс. В публицистических статьях «Волокита и разгильдяйство интеллигенции», «В чем родство между босяками и интеллигенцией»{17} он намечает программу пропагандистской кампании против интеллигенции, не стесняясь в выражениях презрительно обзывая ее: «служащими при буржуазии», «интеллигентскими прихлебателями буржуазии», «невеждами и полузнайками», называя критику большевиков с их стороны «интеллигентскими воплями», «интеллигентским воем», «комедиантскими криками» и т.д.
Во всех учебниках истории СССР и истории КПСС, во всех энциклопедиях и справочниках советского периода утверждается, что Гражданскую войну в Советской России развязали эксплуататорские классы и мировой империализм, выразителем интересов которых и выступает-де интеллигенция. Вот, например, официальное издание «Гражданская война и военная интервенция в СССР»{18}. В постановочной статье пей таким же названием с первых же строк читаем: «Победа революции вызвала ожесточенное сопротивление свергнутых эксплуататорских классов внутри страны и мирового империализма». Ленин, определяя роль империалистов в развязывании Гражданской войны в России, указывал, что именно они являются «…руководителями, двигателями, толкателями в этой войне…»{19}, обвиняя в развязывании Гражданской войны «всемирный империализм»{20}.
Все это, конечно, чистейшая ложь.
С первых же шагов советской власти вождь большевиков призывает население к насилию против «буржуазии и ее пособников». При этом он выражает сильное беспокойство по поводу того, что буржуазия, а вместе с нею и интеллигенция почему-то не выражают стремления к войне с большевиками. Буржуазия и ее пособники, беспокоится вождь, избегают крайних мер сопротивления диктатуре пролетариата. Если и далее будет так продолжаться, пишет он, то пролетариату будет негде и не на чем учиться навыкам насилия. А ведь насилие, повторяет он вслед за Марксом, носит позитивный в истории характер, ибо «всегда бывает повивальной бабкой истории».
Совершенно очевидно, учил Ленин своих последователей, что «чем более крайним является сопротивление эксплуататоров, тем энергичнее, тверже, беспощаднее, успешнее будет подавление их эксплуатируемыми»{21}.
Ленин называет и социальные слои, против которых следует ужесточить насилие: «оглушенные, запуганные буржуа, мелкие буржуа», «служащие при буржуазии», «привыкшие служить буржуазии чиновники, служащие, врачи, инженеры и пр.». При этом подчеркивает, что только пропагандистскими усилиями все эти слои и социальные группы населения России поставить в подчиненное рабочему классу положение невозможно. На их стороне образование и опыт управления. Поэтому необходимо, указывал вождь, развязать в российском обществе гражданскую войну, ибо социализм «вырастает в ходе самой напряженной, самой острой, до бешенства, до отчаяния острой классовой борьбы и гражданской войны»{22}. Напомню, эти указания вождя последовали через четыре недели после захвата большевиками власти, в декабре 1917 года. Попутно, в эти же дни, Ленин решает и судьбу Учредительного собрания: упразднить за ненадобностью{23}.
Ознакомительная версия.
