Единственным фактором, которого не было в Аравии прежде, и который мог нарушить стабильность в регионе, оказывается все-таки ислам. Однако роль его определялась не какой-то особой агрессивностью этой религии, объявившей войну с инаковерующими священной обязанностью ее последователей и тем самым обусловившей завоевательную политику. У нас еще будут поводы сказать подробнее и о месте джихада в учении ислама, и о реализации соответствующих идей на практике, сейчас достаточно упомянуть, что ислам, как любая религия и любое идеологическое учение, неоднозначен и сильно менялся с течением времени. В эпоху, когда начинались арабские завоевания, идеология ислама находилась в стадии формирования и учение о войне за веру было не только двигателем завоеваний, но и их продуктом, рожденным в атмосфере головокружительных успехов.
Роль ислама как движущей силы завоеваний была, прежде всего, организаторской: на его основе возникло всеаравийское государство, объединенные силы которого могли рискнуть начать войну с непобедимыми прежде противниками. Однако он, не только объединил разрозненные силы аравитян, но и подчинил их религиозной дисциплине и наделил убежденностью в правоте их дела и непобедимости, что создало превосходство над хорошо вооруженными и обученными армиями Византии и Ирана.
И все же, признавая ислам важнейшей причиной арабских завоеваний, можем ли мы считать, что они были предопределены уже самим фактом его возникновения? На это приходится ответить: и да, и нет. Без ислама не было бы завоеваний — в этом нет сомнений; но само его появление не предопределяло их неизбежность. Если встать на позицию строгого детерминизма, то пришлось бы признать, что рождение ислама предопределено рождением Мухаммада, а оно — рождением его отца и материи; так, следуя по цепочке причинно-следственных связей можно дойти до убеждения, что арабские завоевания были предопределены чуть ли не с появления вида хомо сапиенс. Крайность такого взгляда прекрасно продемонстрирована в фантастическом рассказе Р. Бредбери "И грянул гром": путешественник в далекое прошлое раздавил бабочку, и в нашем времени дальним последствием этого стало избрание другого президента и изменение английской орфографии.
Развитие человеческого общества определяется таким множеством объективных и субъективных факторов, в том числе и личными качествами участников событий, что однозначное развитие событий невозможно. В каждый данный момент существует неисчислимое количество вариантов их продолжения (в пределах самых общих закономерностей, реализующихся в этом разнообразии), и каждый раз на реализацию той или иной возможности влияет ничтожный перевес одного из факторов, какая-то совершенно случайная по сравнению с остальным причина, особенно ничтожная при сопоставлении со значительными последствиями. Они в целом определены не этой причиной, а всей совокупностью действующих сил, но на первый взгляд может показаться, что именно случай правит историей.
Наша собственная история текущего столетия дает нам богатую пищу для мучительных раздумий: насколько неизбежным было все то, что довелось испытать нашим народам, где был поворотный пункт, за которым трагический ход событий стал неизбежным?
Мы упомянули несколько общих объективных причин, которые способствовали победоносному выходу арабов из Аравии, но они определяли лишь объективную возможность, а не ту конкретную последнюю песчинку, которая перетянула чашу весов истории на сторону завоеваний. Ряд исследователей считает, что они явились естественным продолжением политики распространения ислама в Аравии силой оружия и подавления ридды [+5]. Это, конечно, способствовало накоплению политического и военного опыта, и все же между столкновением мелких отрядов внутри Аравии, подчинением хорошо знакомых соперников и регулярными военными действиями против сильнейших держав своего времени, располагавших большими, прекрасно обученными и обеспеченными армиями, есть несомненное качественное различие. Это — не механический перенос тех же военных действий на новые территории. Вторжение в глубь византийских и сасанидских владений требовало иного уровня организации и материального обеспечения, и это прекрасно понимали руководители мусульманской общины.
Мысль об отправке войска в византийские владения появилась у Абу Бакра в самом конце 633 г. [+6], несомненно, под влиянием успехов Халида б. ал-Валида в Приевфратье. Но она была встречена ближайшим окружением халифа без всякого энтузиазма. Только Умар поддержал его безоговорочно, а Абдаррахман б. Ауф, один из ближайших сподвижников Мухаммада, предостерег Абу Бакра от посылки войска в глубь византийской территории, учитывая храбрость и силу византийцев. Он считал, что следует начать с набегов мелких отрядов на пограничные районы и, только лучше обеспечив себя за счет добычи и собрав войска со всей Аравии, решаться на вторжение. Остальные присутствующие просто промолчали. Абу Бакр стал требовать от них ответа. Тогда Усман почтительно, но уклончиво ответил, что халиф сам лучше знает, в чем благо мусульман. Остальные ухватились за эту формулировку и тоже не дали прямого согласия, хотя и заверили, что не будут противиться любому его решению. Лишь Али будто бы предрек успех походу, поскольку пророк говорил, что его религия победит всех противников, и это укрепило решимость Абу Бакра [+7].
Эти сведения восходят к очевидцу событий [+8] и в целом, несомненно, правильно передают ситуацию. Нужно лишь учитывать, что информатор был жителем Куфы, цитадели шиизма, активно выступал против Усмана [+9] и, кроме того, рассказывал обо всем этом в ту пору, когда активно формировался культ Али в шиитской среде[+10]. Поэтому рассказчик-очевидец, осененный славой сподвижника пророка, вряд ли мог устоять перед соблазном приписать Али решающую роль в принятии такого важного решения. Впоследствии, видимо, отрицательное отношение ближайших сподвижников пророка к решению начать священную войну стало противоречить расхожим представлениям, и рассказ об этом не вошел ни в одно из распространенных исторических сочинений, кроме "Истории" ал-Йа'куби [+11].
Заручившись обещанием старейшин по крайней мере не противиться решению о походе, Абу Бакр обратился к более широкому кругу мусульман. Они тоже не спешили одобрить рискованное решение. "Люди молчали, и не ответил ему никто из-за страха похода на византийцев, так как знали их многочисленность и степень их храбрости", — сообщает тот же очевидец. Умар возмутился их безразличием и закричал: "Эй, мусульмане! Что же вы не отвечаете заместителю посланника Аллаха, когда он призывает вас к тому, что даст вам [вечную] жизнь?" — и процитировал слегка измененные слова Корана, обращенные Мухаммадом к мусульманам-"лицемерам", не желавшим идти в трудный поход на Табук (см. т. 1, с. 172 — 173).
Эта цитата чуть не испортила все дело. Амр б. Са'ид б. ал-Ас, один из старейших мусульман, принявший ислам до Умара, вскочил с места и возмущенно спросил: "Это нам ты приводишь притчи о лицемерах?! А что мешает тебе самому первым сделать то, за [отказ] от чего ты нас упрекаешь? [*1]" Умар стал оправдываться, что халиф и без того знает, что он готов по его приказу пойти куда прикажет. "А вот мы, — заявил Амр, — не ради вас ходим в походы и если пойдем, то пойдем ради Аллаха!"
В перепалку вмешался Абу Бакр, опасавшийся, что за Амром, а более того, за его старшим братом Халидом (принявшим ислам шестым, сразу за Абу Бакром) могут пойти часть старых мусульман и многие из недовольных избранием его халифом. "Сядь, — сказал он Амру, — да помилует тебя Аллах. Ведь Умар тем, что ты слышал, не хотел обидеть или упрекнуть никакого мусульманина. Тем, что ты слышал, он хотел, чтобы двинулись в джихад "припавшие к земле" [*2]".
Неожиданно Абу Бакра поддержал Халид б. Са'ид: "Заместитель посланника Аллаха прав. Брат [+12], сядь!" — и выразил готовность подчиниться распоряжениям халифа. Обрадованный Абу Бакр в благодарность за это назначил Халида командующим (амиром) [+13] и распорядился принести в его дом знамя — символ его власти [+14]. Правда, знамени в нашем смысле слова еще не существовало: амиру, отправляемому в поход, Мухаммад, а после — халиф привязывал к копью платок, чалму или просто кусок ткани, который и становился боевым знаменем [+15].
Халид со своими родичами разбил лагерь в Джурфе (см. т. 1, с. 84), и туда стали собираться добровольцы; но ему недолго довелось нести бремя командования. Его назначение встретило решительное сопротивление Умара. Он настаивал, чтобы Абу Бакр сместил Халида, говорил, что тот высокомерен и не может ладить с людьми, напоминал, что он долго отказывался присягнуть, открыто говорил, что власть должна принадлежать роду Абдманафа. В конце концов Абу Бакр сдался и послал домой к Халиду человека объявить о смещении и забрать знамя. Халид вынес его и сказал: "Клянусь Аллахом, не радовало меня ваше назначение и не огорчает меня ваше смещение, и не тебя надо упрекать". Видимо, удостоверившись, что скандала не будет, пришел и сам Абу Бакр с извинениями, заклиная не держать зла на Умара [+16].
