«Социальный кружок» («Cercle social»), основанный в 1789 г. аббатом Клодом Фоше и Никола Бонвиллем, и тесно связанная с ним широкая организация, называвшаяся «Всемирная федерация друзей истины», объединяли довольно разнородные демократические круги. Вопрос о «Социальном кружке» надо признать еще недостаточно выясненным в исторической литературе [25]. С его трибуны и со страниц издаваемой Бонвиллем газеты «Буш де фер» («Железные уста») нередко пропагандировались идеи эгалитаристско-утопического характера. В то же время нельзя считать случайным, что в рядах «Федерации друзей истины», да и в самом «Социальным кружке» немалую роль играли люди, которые позднее окажутся в рядах жирондистов.
В Париже и во многих других городах в разное время возникли многочисленные народные общества. Их деятельность также еще полностью не изучена, но из того, что известно, видно, что они оказывали влияние на развитие политической активности народных низов.
Демократическое движение, питаемое неудовлетворенностью народных масс практическими результатами революции, росло, ширилось, становясь важной движущей силой революционного процесса. Его рост ускорял и политическое размежевание внутри бывшего третьего сословия: чем сильнее становилось демократическое движение, тем определеннее и резче поворачивали вправо крупная буржуазия и ее политические руководители.
Первый же острый политический кризис должен был раскрыть всю глубину этих процессов. Он наступил летом 1791 г., когда парижане однажды — 21 июня, — проснувшись от пушечных выстрелов и звона набата, узнали поразившую всех весть: король и королева тайно бежали из своего дворца.
Подозреваемая измена короля была вскоре же подтверждена и доказана. Недалеко от границы, в местечке Варенн, беглецы были задержаны. Король и королева Франции были узнаны в слугах, сопровождавших мчавшуюся на восток карету русской баронессы Корф. Их опознал сын почтмейстера в Сен-Менегу Друэ. Когда Учредительное собрание постановило выдать Друэ 30 тыс. ливров в знак благодарности, Друэ отказался от них с негодованием; он выполнял лишь долг французского гражданина, сказал он.
Праздник федерации в Париже 14 июля 1790 г. Гравюра Берто с картины Приера.За два года, прошедшие с начала революции, французский народ стал иным. Это доказывал не только частный случай Друэ; это показало все поведение народа в дни Вареннского кризиса[26].
Бегство, а затем пленение народом королевской четы глубоко потрясло Францию. Позднее было документально доказано, что бегство Людовика XVI и Марии-Антуанетты было частью тщательно подготовленного плана контрреволюционного переворота. Беглецы должны были достичь пограничной крепости Монмеди, где стояли верные войска под командованием маркиза де Буйе. В планы королевской четы входили также расчеты на ускорение интервенции иностранных держав. Не случайно к организации бегства был косвенно причастен и русский посол во Франции И. М. Симолин[27].
Простые люди во Франции в июне 1791 г. не могли знать того, что позже стало известно из документов. Но политическая зрелость народа так возросла, что в главном он правильно понял и оценил происшедшее. В Париже и в провинциальных городах разбивали бюсты короля, рвали его изображение. Крестьяне в пограничных департаментах стали создавать добровольческие батальоны. Недавно еще безгранично веривший «королю-отцу» народ понял, что король совершил акт измены, предал интересы нации и Франции. Идее монархизма, недавно еще владевшей умами миллионов французов, в дни Вареннского кризиса был нанесен непоправимый удар. Требование республики, с которым выступали Клуб кордельеров. «Социальный кружок», многие демократы[28], за. несколько дней обрело великое множество сторонников.
Конституционалисты — партия господствующей крупной буржуазии, страшившейся углубления революции, — заняли позицию защиты короля. Смысл этой позиции был ясно раскрыт в речи Антуана Барнава, одного из самых умных руководителей этой партии, 15 июля 1791 г. в Учредительном собрании: «Нам причиняют огромное зло, когда продолжают до бесконечности революционное движение. В настоящий момент, господа, все должны чувствовать, что общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась»[29].
Конечно, это был не «общий интерес», а интерес господствующей «буржуазной аристократии». Барнав лишь повторял Мирабо. И, чтобы «революция остановилась», надо было прежде всего спасти короля и укрепить монархию. В этих целях Учредительное собрание выдвинуло насквозь лживую версию о «похищении короля» и, опираясь на нее, приняло постановление, реабилитирующее короля-изменника.
Передовые демократические организации встретили это решение Собрания бурей протестов. Клуб кордельеров составил петицию, призывающую народ осудить монархию. В Якобинском клубе обсуждение этого вопроса привело к расколу. Левая часть клуба присоединилась к петиции кордельеров. Правая часть 16 июля вышла из его состава и образовала новый клуб, получивший по монастырю, где он заседал, название Клуба фейянов, лидерами которого стали Барнав, Александр Ламет, Дюпор — три друга, так называемый «триумвират», фактически руководивший партией конституционалистов после смерти Мирабо. Фейяны стали политической организацией крупной буржуазии [30].
17 июля на Марсовом поле в Париже собралось несколько тысяч парижан, явившихся по призыву кордельеров, чтобы подписать петицию, осуждавшую монархию. Это была мирная манифестация безоружных людей. Несмотря на это, вопреки торжественно провозглашенным в Декларации правам гражданина, Национальная гвардия открыла огонь по мирной демонстрации. Десятки людей остались на Марсовом поле убитыми, сотни были ранены.
Расстрел 17 июля означал открытый раскол еще недавно единого бывшего третьего сословия. Пролитая на Марсовом поле кровь доказывала, что крупная буржуазия из консервативной силы превращалась в контрреволюционную. Она применила оружие против народа, и это значило, что она становилась на путь, к которому давно призывали «аристократы», участники и приверженцы контрреволюционной партии двора.
В обстановке политической реакции и наступления на демократию господствующие в Учредительном собрании фейяны поспешили завершить работы по выработке конституции, начатые с 1789 г. 13 сентября конституция была подписана королем, утверждена Собранием и приобрела законную силу [31].
Во Франции устанавливалась конституционная монархия. Главой исполнительной власти являлся «божьей милостью и силой конституционных законов» король, наделенный довольно широкими правами. Высшим органом законодательной власти было Законодательное собрание, избираемое двухстепенными выборами на два года. Избирательная система строилась, как уже говорилось, на основе имущественного ценза. Так называемые пассивные граждане, составлявшие большинство граждан мужского пола (права женщин в то время вообще не обсуждались), были лишены избш· рательных прав на всех ступенях, т. е. при выборах в Законодательное собрание и в департаментские и местные выборные органы.
Конституция 1791 г. была противоречивым политическим документом. Конечно, по сравнению с самодержавно-крепостническим режимом, господствовавшим в ряде государств Европейского континента, буржуазная конституция 1791 г. была, безусловно, более прогрессивной. Но в сопоставлении с «Декларацией прав человека и гражданина» 1789 г. она была шагом назад. Хотя в конституции и было записано: «От нации происходят все власти», — всем своим конкретным содержанием она попирала принцип верховенства нации, как и провозглашенный в Декларации принцип равенства граждан. Буржуазная цензовая конституция 1791 г. была призвана увековечить имущественное и политическое неравенство, лишая неимущих, т. е. большинство граждан, всех политических прав.
Избранное на основе конституции 1791 г. Законодательное собрание торжественно начало свою работу 1 октября 1791 г.[32] По своему составу оно отличалось от Учредительного собрания. Его правую часть составляли уже не крайние роялисты, не аристократы, как это было в Учредительном собрании, а фейяны. Опираясь на многочисленную группу депутатов центра, фейяны господствовали первоначально в Законодательном собрании.
Оппозицию им составляли депутаты, связанные с Якобинским клубом. Но и в рядах левой отчетливо обозначались два направления. Большинство депутатов-якобинцев принадлежало к той группировке, которую называли по имени их лидера, талантливого, но честолюбивого журналиста, редактора влиятельной газеты «Патриот франсе» Бриссо бриссотинцами, или, позднее, жирондистами. В их среде был ряд выдающихся ораторов: блестящий импровизатор Верньо, Инар, Гаде и др. Жирондисты были связаны с торгово-промышленной и отчасти земледельческой провинциальной буржуазией; в отличие от фейянов, упорно защищавших конституционную монархию, жирондисты стали склоняться к буржуазной республике.
