Командир полка, как глыба, стоял где-то там, наверху, ленясь спуститься пониже, хорошо не видел, как и что делается, и только знал кричать да по-всегдашнему сулить палки и "сквозь строй", а сам норовил поскорее убраться в тенек. Этот же штаб-офицер, в расстегнутом камзоле, без галстука, с локтями, измазанными в глине, был тут, во рву. Говорил он с солдатами ласково, шутками, вместе с ними жарился на солнышке и вместе с ними пил из одного ведерка невкусную, пахнущую болотом, ржавую воду.
Ильюха Огнев работал в охотку. Работа была не та непривычная, постылая - "подвысь" да "скуси патрон",- а настоящая, деревенская, досконально Ильюхе знакомая - с лопатой.
Солнце приблизилось к полудню, когда апшеронцы, вместе с псковичами, ростовцами и артиллеристами, заканчивали половину главной батареи. Худощавый штаб-офицер сказал:
- Доведете до куртины, будем полдничать.
И сам поехал на Еврейскую гору, должно быть, к Фермору.
Поднажали, довели до куртины. Ротные, смотревшие за работой, увидев, что урок выполнен, подались понемногу наверх, к кустикам А солдаты, выравнивая и подчищая скаты, перекидывались словами:
- Вот толока у нас сегодня!
- На такую толоку много водки надо хозяину припасать!
- Больше чарки все равно не дадут, а то сдуреете, как при Цорндорфе.
- Душно, хоть бы дождик пошел.
- Не будет дождя - петухи вчера не пели...
- Кому ж и петь, коли шуваловские секретно всех петухов порезали, съязвил мушкатер.
- Да и вы, пехота-матушка, не поддадитесь! Тоже хороши куроеды! - не оставались в долгу артиллеристы.
- Сегодня один пел, ей-ей, пел, сам слышал - на часах стоял.
- А у вас рунд (Рунд-поверка часовых.) ходил? Может, ты во сне это слышал?
- Ребята, потише - едут.
Говор стих. Лопаты заработали усерднее. Офицеры, как воробьи с куста, посыпались вниз к солдатам.
К главной батарее приближалась группа всадников. Впереди ехал седенький главнокомандующий. Глаза у него были красные, невыспавшиеся старый человек, а долгий летний день на ногах.
Подъехали, остановились.
- Что ж, Вилим Вилимович, неплохо? - спросил Салтыков у Фермора, ехавшего рядом. - Половина штерншанца (Штерншанц - звездообразный окоп.) готова.
- Да, в таких поспешных условиях, конечно,- уклончиво ответил осторожный Фермор.
- Ну вот, Александр Васильевич, пусть работают так и дальше,обернулся Салтыков к худощавому подполковнику и поехал со свитой прочь.
Суворов остался у штерншанца.
- Ребята, давайте полдничать,- сказал он, спрыгивая с лошади.
IX
Счастие имеет для предводителей часто гораздо печальнейшие последствия, чем неудачи: первое делает их самонадеянными, последние учат их осторожности и скромности.
Фридрих II
Король Фридрих стоял, наклонившись над картой. Косичка с концом, загнутым точно крючок, смешно взметнулась вверх.
Голубая змея широкого Одера. Красные прямоугольники словно кирпичи: Франкфурт. Штриховка холмов как срез молодой сосны: Юденберг, Шпицберг, Мюльберг.
Решено: косвенный порядок такой, как при Лейтене. Правым крылом атаковать левое крыло этих варваров русских. Генерал Финк ударит с тыла. И они все полетят в Одер, в реку, к черту!
До последних слов думал, по старой привычке, на французском языке. Недаром язвительный Вольтер когда-то заметил, что при дворе короля Фридриха "немецкий язык сохранен только для солдат и лошадей". Но для последней фразы понадобились гневные выражения, и губы сами сказали по-немецки:
- Zum Teufel! ( К черту!)
Он даже швырнул на карту карандаш, который держал в руке. Зашагал по палатке. Вот додумал - сразу зевнулось, захотелось спать. Но спать уже некогда.
"Ничего. Завтра, разбив Салтыкова, высплюсь!" - подумал он и улыбнулся.
Где-то в лагере взвизгнули, сшибаясь, жеребцы. Фридрих недовольно высунулся из палатки. Что там такое?
Ничего. Все как полагается. У потухших костров спят солдаты - кто сидя, кто лежа, не выпуская из рук фузей и сабель.
В предрассветной мгле маячат силуэты всадников: по лагерю ездят гусары. Смотрят, не крадется ли какой-нибудь солдат, собираясь удирать.
Правда, все давно предусмотрено королем: прусский лагерь никогда не располагается близ леса. Но эти солдаты! Прохвосты! Воры! Их нельзя посылать одних даже за соломой или за водой: разбегутся. Что ни шаг, нужен конвой. Сброд со всего света - итальянцы, швейцарцы, силезцы... Кого только не набрали, подпоив, посулив хорошую жизнь или просто избив до полусмерти, прусские вербовщики! Кого только не одурачили, не улестили воевать за Пруссию! Где ж тут наступать с ними ночью, да еще лесом!
Король Фридрих шагнул к карте. Облокотился. Ну да. Вот. У него прекрасная память. Он превосходно знает свою землю: вот он, франкфуртский лес! Конечно, этих прохвостов ночью в лесу не собрать. Они держатся только палкой да фухтелем (Фухтель - плоская сторона сабли.). Солдат должен бояться палки капрала больше, чем неприятеля. Эта его фраза всем известна.
Фридрих улыбнулся и зашагал. Однако тонко придумано. В самом деле: палки своего капрала они боятся хуже, нежели врага! Враг - где он там еще, а капральская палка - вот она, вот тут! И что такое солдат? Зверь. Ничтожная часть механизма!
Внезапно он вспомнил. Похолодел. Шагнул к двери.
- Рудольф!
Перед ним вытягивается голубоглазый адъютант.
- Офицеры знают местность? Хорошо изучили?
- Изучили, ваше величество!
- Засады всюду расставлены?
- С вечера, ваше величество!
Фридрих поворачивается и шагает в противоположный угол палатки широким прусским шагом. Адъютант исчезает.
Офицер должен отлично знать местность - не для боя. Король сам ведет, король знает все. Им много знать не полагается. От офицера до последнего рядового никто не должен рассуждать. Но лишь исполнять, что приказано!
Они должны знать только то, что лежит под самым носом: где - овраг, где - рожь, чтобы, когда пойдут, не растерять, не оставить во ржи, в овраге ни одного солдата! И для того каждый раз, когда нужно проходить через овраг или рожь, в овраге, во ржи заранее делаются засады: ловить беглецов. Идут через лес - вдоль дороги скачут верные гусары. Они чистокровные немцы. На них можно положиться. Тем более, что за немца-гусара, если он сам убежит от фухтелей, от позитуры (Позитура - положение тела, выправка.) отвечает готовой его отец!
Засады не для русских. Не для передовых частей, этих нечесаных, лохматых казаков и полуголых калмыков, вооруженных - смешно сказать - луками и стрелами. Они способны только пугать ребят. Что стоят они по сравнению с его гусарами Зейдлица, лейб-кирасирами Бидербее!
Сегодня в бою они - кирасиры, драгуны, гусары - будут решать дело.
Салтыков, этот русский барин, которому как-то посчастливилось разбить под Пальцигом старика Веделя,- что он думает? Думает, что спасется на франкфуртских Холмах? Гусары выгонят их с холмов, как гончие зайцев!
Он смотрит из палатки. Кажется, посветлело. Пора.
- Рудольф!
В дверях-голубоглазый адъютант.
- Поднять лагерь. Без барабанов!
Король Фридрих отходит внутрь палатки. Он слышит глухой стук: это, без барабанов, офицеры бьют палками сержантов, сержанты - капралов, капралы солдат.
Пока можно не думать ни о солдатах, ни о лошадях. Можно думать об искусстве, о философии, о музыке. Думать по-французски...
Х
Главные силы короля Фридриха обходили левый фланг русских. Впереди, в утреннем тумане, колыхались разноцветные значки эскадронов Зейдлица. За ними, вытянувшись в две линии, точно на параде в Потсдаме, шагали батальоны гренадер.
Маршировать было трудно: гренадеры шли своим обычным маршем семьдесят пять шагов в минуту - по еще не сжатым полям ярового. Высокие стебли звонко хлестали по штиблетам, путались в ногах, задерживая шаг. Но капральские, сержантские, офицерские трости были каждую секунду наготове, и старые гренадерские ноги, маршировавшие уже не первый десяток лет, вышагивали привычно.
Озеро Бишофзее осталось справа.
Входили на опушку молодого леса. Запахло прошлогодними листьями, лесной сыростью. Несколько шагов - и первая линия пехоты уперлась в крупы лошадей: конница Зейдлица почему-то не подвигалась вперед.
И тотчас же войска расступились - со своим штабом проскакал вперед сам король. Черная треуголка у "Фрица" - как звали короля солдаты - была надвинута на левую бровь. Длинный нос стал оттого еще длиннее. Со стороны король казался одноглазым.
Но правый глаз смотрел зло, губы плотно сжаты: Фриц недоволен. Не миновать кому-то виселицы или, в лучшем случае, фухтелей!
- Ну, что там? - гневно спросил король.
- Пруды, ваше величество,- ответил ехавший навстречу королю Зейдлиц.
- Какого черта пруды? Их здесь не должно быть!
Король дал шпоры коню.
Среди бурелома и кустов лозы, в легкой дымке подымающегося тумана подковой изогнулся обширный пруд. Слева, рядом с ним, другой, а дальше, в просветах кустов, блестели третий и четвертый.
