По свидетельству Э. З.Махайского, выстрелы у мэрии раздались в 15.28.[1658] А. Черкасов пишет, что они загремели около 15.30.[1659] Такое же время называет И. Иванов.[1660]
А. Черкасов пишет, что стрельба продолжалась «В ТЕЧЕНИЕ ДВУХ-ТРЕХ МИНУТ».[1661] Отом, что стреляли «в течение 1–1,5 минут», говорится в воспоминаниях Э. 3. Махайского: «Хорошо было видно, как при выстрелах очередями толпа сложилась „веером“ от мэрии к жилому дому на противоположной стороне улицы, а часть демонстрантов бросилась врассыпную к Садовому кольцу. Одни кричали, что стреляют боевыми патронами и есть раненые, а другие призывали не бояться и проходить вперед, так как стрельба ведется холостыми и газовыми патронами». О том, что наряду с боевыми патронами стреляли и газовыми, свидетельствует то, что «по улице распространился запах газа и пороха. Многие демонстранты доставали носовые платки и прикладывали их к лицам».[1662]
В то время, когда первые демонстранты подошли к мэрии и оттуда по ним был открыт огонь, на еще почти безлюдный проспект Калинина, ревя моторами, колонной вышли восемь «Уралов» и двинулись к Белому дому.[1663]
«Расстояние небольшое, — пишет Р. С. Мухамадиев. — Машины его могут преодолеть за какие-нибудь тридцать-сорок секунд. К тому же беспрестанно стрелявшие из автоматов милиционеры то ли растерялись, то ли испугались — на какое-то время прекратили пальбу… Идущие с ревом машины, кажется, не на шутку встревожили сотрудников милиции. Они беспорядочно рассыпались по сторонам… Началась настоящая паника. Некоторые бежали, побросав железные щиты. Ходом событий на проспекте уже управляли приехавшие на захваченных машинах люди… к ним на помощь с победным кличем „Ура!“ ринулся… людской поток».[1664]
В «Справке Главного управления командующего внутренними войсками МВД Российской Федерации» отмечается: «Весь путь от Калужской площади до Дома Советов протяженностью 3 км толпа прошла менее чем за час, совершая погромы, поджоги, сметая милицейские цепочки и войсковые наряды, захватывая технику и снаряжение».[1665]
В июне 2006 г. я трижды прошел путь от Октябрьской площади до Белого дома. В среднем это требовало около 50 минут. Поэтому демонстранты могли проделать этот путь «менее чем за час». Но если учесть, что при этом им пришлось преодолеть шесть милицейских кордонов, темп движения демонстрантов следует признать стремительным.
Прослеживая их маршрут от Крымского моста до Белого дома, А. Тарасов обратил внимание на то, что колонна двигалась по пути, который указывали ей отступавшие омоновцы: «Омоновцы бегут прямо до Смоленской площади, где стоит очередной заслон».[1666] «Если бы не гонка за омоновцами, демонстранты могли бы вообще не столкнуться с кордонами на Смоленской площади, стоявшими ниже впадения Арбата в Садовое кольцо, а могли свернуть на Смоленскую улицу и по Смоленской набережной выйти к „Белому дому“, не встретив никаких кордонов вплоть до линии его оцепления».[1667]
И здесь возникает другой вопрос, «почему кордоны стояли именно на пути следования от Октябрьской площади к Белому дому как „перстоуказующие“? Почему их не было на других направлениях? А если бы демонстранты свернули, например, на Кропоткинскую улицу, к Кремлю?… А если бы они пошли на Тверскую — к Моссовету? На Пушкинскую?… Откуда знали милицейские власти, по какому маршруту они должны ставить свои подозрительно непрочные кордоны?»[1668]
К этому следует добавить, что заслоны, выставленные на Садовом кольце, были совершенно несерьезными. На Крымском мосту толпу встречали 330 безоружных бойцов, у Зубовской площади — 250 человек, у Смоленской площади — 600.[1669] Причем в основном это были плохо обученные для подобных действий курсанты милицейских школ.
Странно и то, что для блокирования улиц не использовались автобусы и машины, как это когда-то делалось на 1 мая и 7 ноября, как 3 октября была перекрыта Большая Якиманка и заблокирован вход в тоннель под Калининским проспектом.
Отмечая «удивительную легкость», с которой прорывались оцепления от Октябрьской площади до Белого дома, Э. 3. Махайский пишет: «Вспоминались события 23 февраля 1992 года и 1 Мая этого года, когда на пути демонстрантов выстраивались заграждения из тяжелых машин, из них же устраивались „мешки-ловушки“ и улицы становились непроходимыми. Стала закрадываться мысль: „А не „гапоновщина“ ли все это?“».[1670]
Касаясь событий 3 октября 1993 г., бывший начальник Московского уголовного розыска Ю. Г. Федосеев в своей книге «Записки начальника МУРа» пишет: «Я не могу отделаться от мысли, что происшедшее было заранее спланировано».[1671]
У БЕЛОГО ДОМАМежду тем жизнь в Белом доме шла своим обычным чередом.
«…В воскресенье, 3 октября, — вспоминает А. Залесский, — на втором этаже приготовили две комнаты для богослужения: малую церковь и исповедальню. Принесли иконы, свечи и священническое облачение. И вот в помощь о. Алексею из Свято-Данилова монастыря приезжают монахи… У престола микрофон, а рядом в коридоре у широких открытых окон устанавливаются громкоговорители для трансляции службы на улицу. Литургия в осажденном Доме!.. Но как жаль, что ИЗ ДВУХ ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК, находящихся в стенах Верховного Совета, действительно молящихся не набралось более пятидесяти… А хорошо ли слышно на улице? Не выдерживаю и спускаюсь вниз… Дым от костров стелется по площади. Ходят люди туда и сюда…
А дальше, за оцеплением, Москва живет своей обычной жизнью».[1672]
А вот воспоминания члена Союза писателей СССР, актрисы, Заслуженного деятеля искусств СССР Нины Кочубей: «За дни блокады, за дни „вечной темноты“… в коридорах скопилось немало мусора, пыли, окурков… Нахожу ведро, тряпку, щётки, пылесос… Я мыла и пела! На душе — странное дело — было радостно… Когда домыла на этаже последний подоконник, забралась на него, прислонилась спиной к оконному косяку, блаженно вытянула ноги. Из окна 6-го этажа отлично, как на ладони, вижу здание СЭВ, теперь — мэрии. Здание мрачно, без света… А вон там — Арбат. Всё какое-то серое… вдруг в этом сером пространстве вспыхнул огонёк… Да это же красное знамя! А вон — второе! Откуда? Кто их несёт? Боже, сколько народу, какая огромная человеческая толпа! Она движется сюда, к нам!.. И я кричу во все лёгкие: „Трудовая Россия! Они прорвались!“ И все, кто был на этаже, прилипли к окнам».[1673]
По свидетельству Р. И. Хасбулатова, в 15.00 он по обыкновению начал встречу с журналистами.[1674] Во время пресс-конференции спикер заявил: «Специалисты из ближайшего окружения Ельцина под пропагандистский шумок разрабатывают план штурма Белого Дома. Есть сведения, что к этому причастны специалисты других стран».[1675]
Через полчаса пресс-конференцию прервало появление А. В. Руцкого. Он сообщил, что ему по радиостанции удалось поймать команду: «Стрелять по демонстрантам!». В это время за стенами Белого дома послышался шум. Когда журналисты бросились к окнам, спикер пошутил: «Что, начался штурм?» и отправился в свой кабинет. А когда пришел туда, выяснилось, что демонстранты уже прорвались к Белому дому.[1676]
Сколько же их было? «По моим подсчетам, — пишет Э. 3. Махайский, — …на улицы Москвы вышло не более 50 тысяч человек — это с учетом сменяемости демонстрантов (одни уходили, а другие приходили). Одномоментно максимальное их число вряд ли превышало 35 тыс. человек». Возле Белого дома в момент снятия блокады Э. 3. Махайский насчитал около 25 тысяч.[1677]
Когда грузовики перегнали демонстрантов и приблизились к заграждению, а стоявшее перед ним милицейское оцепление разбежалось, то на пути демонстрантов к Белому дому оказались поливальные машины и колючая проволока — «спираль Бруно».
«Между колючей проволокой и машинами, — пишет И. Иванов, — было около двух метров. Колючую проволоку сразу перепрыгнуть нельзя — слишком высоко и страшно запутаться».[1678] Сначала ее попытались «утрамбовывать», затем перерубили и растащили в разные стороны.[1679]
Но на пути к Белому дому стояли подогнанные друг к другу впритык поливальные машины. Некоторые демонстранты стали перелезать через них или же пролезать под ними. И тогда раздались призывы к водителям: «…У кого есть ключи зажигания от ЗИЛ-130, подойти и отогнать поливалки в сторону». После того как одну из машин удалось завести и отодвинуть в сторону, «образовался узкий проход» к Белому дому, откуда демонстрантов по мегафону звали к себе. И люди хлынули в этот «узкий проход».[1680]
