Однако это утверждение не соответствует действительности.
На самом деле в Смоленск 14 апреля 1943 г. прибыли 3 польских эксперта из состава Технической комиссии Польского Красного Креста. Технической она была названа, чтобы подчеркнуть ее неофициальный характер. Еще 12 человек прибыли в Катынь 29 апреля 1943 г. во главе с доктором судебной медицины Марианом Водзиньским. Работали в Козьих горах до 9 июня 1943 г. под надзором немецкой жандармерии.
Как следует из отчета Технической комиссии ПКК, большую часть трупов немцы эксгумировали самостоятельно до приезда членов ПКК и иностранных специалистов, а «члены комиссии, занятые поиском документов, не имели права их просмотра и сортировки. Они обязаны были только указывать следующие документы: а) бумажники; б) всевозможные бумаги; в) награды; г) медальоны; д) погоны; е) кошельки; ж) всевозможные ценные предметы». Все эти предметы и иные вещи находились в полном распоряжении немецких специалистов и жандармов. Представителям из состава Международной комиссии и членам ПКК было дозволено осмотреть (не исследовать, а именно осмотреть) 9 извлеченных из могил трупов. Как признают сами эксперты, упомянутая Международная комиссия была сформирована в апреле 1943 г. в Берлине для придания международного резонанса Катынскому делу, и член этой комиссии венгерский профессор Ф. Оршос «выдвинул гипотезу, что расстрел имел место в 1940 г.». Эксклюзивная методика, на основании которой выдвигалась гипотеза Ф. Оршоса, естественно, является тайной и в «Заключении» не раскрывается.
Нет необходимости погружаться в более детальный разбор всей «исследовательской» деятельности так называемой Международной комиссии и ПКК, чтобы понять, что их присутствие на устроенном немцами спектакле с эксгумацией, опознанием и сбором доказательств носило чисто показательный, декоративный характер, результат этого мероприятия был заранее предрешен в Берлине, а выводы комиссии и членов ПКК по определению не могли не совпадать с выдвинутой немцами версией о произошедшей трагедии.
Следует отметить, что никаких внятных вещественных или иных доказательств, позволяющих сколько-нибудь определенно подтвердить польско-немецкую версию гибели польских военнопленных, нет, и они не приводятся в «Заключении» экспертов. Однако в изобилии присутствуют откровенные подлоги, искаженные факты, доведенные до абсурда домыслы, с помощью которых сделана попытка доказать, что только Советский Союз, испытывая патологическую ненависть к полякам, мог учинить злодеяния против польского народа, равносильные геноциду.
6. Выводы экспертов основаны не на фактическом материале, а на вероятностных предположениях, выдаваемых в дальнейшем за конкретные и однозначные.
Как уже отмечалось, эксперты в категорической форме заявили, что расстрел около 22 тысяч польских военнопленных совершен в апреле — мае 1940 г. органами НКВД СССР. Такой вывод, по признанию самих экспертов, сделан на основе изучения немецкого «Официального материала», отчета Технической комиссии Польского Красного Креста, анализа польскими экспертами результатов работы Специальной комиссии H.H.Бурденко.
Однако эксперты ГВП стыдливо умолчали, что еще в декабре 1945 г. два ведущих польских профессора судебной медицины Ян Ольбрыхт и Сергиуш Сенгалевич осуществили научную судебно-медицинскую экспертизу (отзыв) «Официального материала о Катынском убийстве», подготовленного немецким профессором Герхардом Бутцем, руководившим немецко-польской эксгумацией в Козьих горах в 1943 г. Их мнение было следующим: выводы, сделанные проф. Бутцем, «не выдерживают никакой критики». Ольбрыхт и Сенгалевич доказали, что команда Бутца осуществляла эксгумацию в Катыни с грубейшими нарушениями канонов эксгумации, фальсифицируя результаты. Исследование названных медэкспертов настолько аргументировано, что ни поляки, никто другой не посмели его опровергнуть.
В заключительной части экспертизы (п. 14) указано, что «сообщение Специальной комиссии под руководством H.H. Бурденко, выводы комиссии под руководством В.П. Прозоровского, проигнорировавшие результаты предыдущей эксгумации и являвшиеся орудием НКВД для манипулирования общественным мнением, в связи с необъективностью, фальсификацией вещественных доказательств и документов, а также свидетельских показаний, следует признать не соответствующими требованиям науки, постановления — не соответствующими истине и поэтому ложными.
Проведенный польскими экспертами анализ «Сообщения Специальной комиссии.» является полностью обоснованным с научно-исторической точки зрения и доказательно ставящим под сомнение состоятельность выводов Специальной комиссии под руководством H.H. Бурденко».
В обосновании своих выводов эксперты приводят следующие аргументы:
— комиссия Бурденко H.H. не была не только международной, но даже не включала деятелей находившейся в СССР польской общественности (например, Союза польских патриотов);
— объем работ судебно-медицинских экспертов, руководимых директором НИИ судебной медицины, главным судебно-медицинским экспертом Министерства здравоохранения СССР Прозоровским В.И., был принципиально иным, чем в экспертизе первичного исследования в 1943 г.: производилось полное секционное исследование всех извлеченных трупов (вскрытие полостей головы, груди, живота), при этом установка была дана на изобличение определенного способа расстрела, якобы характерного для немецких палачей, на поиск опровержения выводов немцев;
— выводы комиссии H.H. Бурденко были звеном в цепи фальсификаций, предпринятых сталинским партийно-государственным руководством и органами НКВД для сокрытия правды о катынском злодеянии;
— доказательства даты расстрела весной 1940 г. «содержались в многочисленных обнаруженных на трупах документах (газетах, дневниках идр.) с последним обозначением март — май 1940 г.».
Между тем, делая столь серьезные заявления, назначенные эксперты не смогли привести, кроме голословных домыслов, никаких доказательств, подтверждающих, что комиссия под руководством H.H. Бурденко являлась орудием НКВД в манипулировании общественным мнением.
В акте экспертизы также не раскрыто, в чем именно проявилась необъективность комиссии H.H. Бурденко. Не показано, какие конкретно документы, вещественные и иные доказательства были комиссией H.H. Бурденко сфальсифицированы и в результате каких исследований, кем, по каким научным методикам это установлено.
Признавая выводы комиссии под руководством H.H. Бурденко не соответствующими требованиям науки, эксперты не назвали, о каких именно требованиях науки идет речь, каким из них конкретно выводы комиссии H.H. Бурденко не соответствуют и каковы критерии определения соответствия тех или иных выводов, суждений требованиям науки. Более того, эксперты сами себя опровергли, признав, что «в настоящее время однозначно оценить, являются или нет научно обоснованными выводы комиссии H.H. Бурденко в своей судебно-медицинской части, нельзя» (п. 10 выводов).
Таким образом, следует признать, что все обвинения, высказанные экспертами в адрес комиссии H.H. Бурденко, являются несостоятельными и голословными.
Точно так же бездоказательно и без каких-либо вразумительных доводов авторы экспертизы предлагают безоговорочно признать единственно правильной и научно обоснованной немецко-польскую (точнее, немецкую) версию гибели польских военнопленных.
Однако заявили, что в 1943 г. у экспертов международной комиссии врачей не имелось объективных научных предпосылок (в частности, четкого знания каких-либо закономерностей вариантности развития поздних трупных явлений в условиях массового захоронения) для того, чтобы по исследованным ими (конкретным судебно-медицинским способом) трупам в Катынском лесу сделать заключение о дате захоронения с точностью, позволяющей отнести ее на 1940 или 1941 г. Экспертами также отмечено, что невозможность определения дат захоронения в массовых могилах по исследованным трупам зафиксирована и в заключении Технической комиссии Польского Красного Креста.
Далее в «Заключении» отмечено: «Проводившиеся ранее исследования на основе материалов эксгумации в Катынском лесу позволили установить наличие события преступления, но оставляли открытыми вопрос об окончательном установлении его срока, виновников, причин, мотивов и обстоятельств» (п. 8 выводов), «по судебно-медицинским данным эксгумаций в Харькове и Медном невозможно определить время наступления смерти погибших» (п. 13 выводов).
Понимая, что с такими откровениями не считаться нельзя, авторы «Заключения» делают следующее предположение: «Видимо, по этим же причинам и международная комиссия врачей в 1943 г. не посчитала возможным дать судебно-медицинскую характеристику давности захоронения (расстрела) польских военнопленных, и в своих выводах они указывали лишь на то, что состояние трупов не противоречит дате расстрела в 1940 г., которая установлена только на основании документов, обнаруженных при трупах. Такую же позицию занимали и эксперты ПКК».
