Так в связи с чем должно считать, что внутренняя гражданская война Международного еврейства не оказала никакого влияния на ход истории, на Вторую мировую войну?
Но и это не все. Были ли сами сионисты едиными? Давайте их сначала рассортируем по совершенно очевидным признакам.
Первые из них и самые маловлиятельные в мире – это фанатики-государственники, которые лично согласны жить в Израиле, согласны лично его обстраивать и защищать, и которых правильнее было бы называть уже не «евреи», а «израильтяне». Это обычные граждане своего государства, на сегодня, как граждане, возможно и наилучшие граждане среди граждан «цивилизованных» стран.
Вторая, тоже очевидная часть сионистов, – это те влиятельные евреи, которые живут во всех странах мира и сами в Израиль переезжать не собираются. В странах пребывания они владеют деньгами, они формируют общественное мнение, их лобби определяет политику этих стран, им подчиняется еврейский плебс этих стран, поскольку и ему от сионизма тоже перепадают крохи. Их можно назвать «заграничные сионисты», т. е. живущие вне Палестины, сегодня – вне Израиля.
Давайте поставим себе вопрос, кто из этих сионистов главнее, кто заказывает музыку в государстве Международные Евреи? Ответ, на мой взгляд, очевиден – заграничные сионисты. Это понятно даже с чисто человеческой точки зрения: израильтяне определяют политику крохотной страны, а заграничные сионисты определяют политику мира. Мы и сегодня видим, что израильтянам не нравится положение «братьев наших меньших». Тем не менее, они могут только повозмущаться, но сами ничего не способны сделать. Заграничные сионисты имеют все основания полагать, что они лучше израильтян знают, что Израилю надо и что ему делать.
Теперь принципиальный вопрос: едины ли заграничные сионисты? Сегодня нас пытаются натужно убедить как антисемиты, так и сами сионисты, что заграничные сионисты едины и всегда действуют одним фронтом. Однако если к ним присмотреться, то они безусловно едины только в одном – в подавлении любых попыток покушения на статус евреев во всех странах мира. В какой бы стране ни было высказано сомнение в целесообразности для этой страны еврейского засилья в финансах, политике или прессе, как тут же на эту страну начнется всеобщее наступление государства Международные Евреи. Вспомните невинные высказывания австрийского политика Хайдера и ту всемирную обструкцию, которая обрушилась на Австрию в целом.
Но в остальном заграничные сионисты свободны друг от друга и даже в вопросах политики Израиля позволяют себе иметь собственное мнение. А в главном вопросе – в вопросе своего существования, заграничные сионисты являются друг другу конкурентами в стадии злейших врагов. Основные доходы заграничным сионистам дает все, что связано с торговлей: торговые проценты, банковское кредитование, биржевые спекуляции, адвокатское обслуживание. Власть заграничных сионистов в странах пребывания захватывается с помощью этих денег и предназначена для их преумножения. В мире количество покупателей ограничено, и для расширения своей торговли нужно захватить чужую. А чужой торговлей тоже владеют в основном те же заграничные сионисты, но только из других стран. Поэтому мира между заграничными сионистами быть не может: выбрав все из еще не освоенных торговых зон мира, они вгрызаются в горло друг другу, и сказки об их мирном сосуществовании – не более, чем сказки.
Торгуют с помощью денег. И тот, чьими деньгами торгуют, имеет огромное преимущество. Во-первых, он их печатает для обеспечения торговли и на 3 цента затрат на вновь напечатанную купюру получает на 100 долларов реальных товаров. Во-вторых, его банки кредитуют торговлю тех зон, в которых торгуют на эту валюту. В-третьих, его фирмы всегда с оборотными средствами для закупок. Таким образом, при свободной мировой торговле драка торговых конкурентов между собой имеет вид драки валют друг с другом. Но в сути своей речь идет, само собой, о Марксовой драке за прибыль, а эта драка безжалостна и беспощадна, как ее ни маскируй.
К примеру, уже густо цитированный мною Г. Костырченко в свою очередь цитирует статью из № 2950 лондонской еврейской газеты «Jewish Cronicle» 20-х годов, в которой описывается страх лондонских евреев перед все более крепнувшими связями СССР и американских евреев. Лондонские евреи пишут определенно: «Цель американских финансистов в настоящее время разрушить Британскую империю». Сам Костырченко после этого хихикнул: «Последняя фраза звучит слишком эффектно, чтобы быть правдой»[325]. А если перед тем, как хихикать, попробовать подумать?
До Первой мировой войны финансистам США было не до мирового рынка. Руководствуясь идеями Г. Форда, они осваивали собственный рынок и с его помощью развивали собственную промышленность. Доллару хватало работы внутри США, а заграничным сионистам США хватало прибылей от обращения доллара на Североамериканском континенте. Если смотреть на этот вопрос с другой стороны, то промышленность США к тому времени еще не производила столько товаров, чтобы торговать ими на рынках, занятых Британской империей, занятых британскими товарами, занятых британским фунтом стерлингов.
Но после Первой мировой в США началось перепроизводство, промышленности США перестало хватать своего рынка, война за рынки с Британией стала неизбежна. Именно это высчитали лондонские евреи и запаниковали.
Сегодня в России выдающимся экономическим аналитиком является А. П. Паршев. Достаточно сказать, что он задолго и точно вычислил и падение рубля в 1998 г., и войну в Ираке, – задолго до того, как США начали к ней готовиться.
В своей книге «Почему Америка наступает» он в плане экономических аспектов обратился к встрече в августе 1941 г. в бухте Арджентия президента США Рузвельта и премьера Великобритании Черчилля. Черчилль просил помощи, а Рузвельт поставил ее условия. Детали этой торговли описал сын Рузвельта Эллиот. Вот отрывок на данную тему:
«Известны высокие оценки личности Сталина со стороны действующих лиц той всемирной трагедии. Помните черчиллевское: «Приняв страну с сохой, оставил с водородной бомбой…» Менее известны, так сказать, встречные отзывы. Характеризуя Черчилля как человека, который не побрезгует залезть к вам в карман и украсть копейку, о Рузвельте Сталин отозвался иначе: «А этот – другое дело, работает по-крупному…»
Дело в том, что экономика того времени отличалась от нынешней. Свободной торговли всех со всеми не существовало: не было единого мирового рынка промышленных и сельскохозяйственных товаров. Были двусторонние договора между странами о порядке торговли между ними, и третьему участнику доступа к этой торговле могло и не быть, разве только по более высоким ценам. В особенно выигрышной ситуации находилась Англия. Она торговала со своими доминионами по преференциальным соглашениям, неравноправным по отношению к ним. Другие страны завидовали Англии. Германия дважды пыталась вклиниться в эту систему – создать собственную колониальную империю или хотя бы зону торговли, где благодаря своему технологическому превосходству могла бы не бояться конкурентов. Свободной мировой торговли немцы то ли не хотели, то ли не надеялись на нее.
Америка же чувствовала в себе силы пойти по иному пути – она готова была конкурировать на любых рынках и рассчитывала на победу в этой борьбе. Когда-то в аналогичном положении была Англия, но с индустриализацией Германии и выходом на мировую арену Америки ей пришлось от агрессии фритредерства уйти в глухую оборону протекционизма. Вот что говорил на эту тему Рузвельт (уже не при англичанах), его слова Эллиот приводит в начале повествования о встрече в бухте Арджентия: «Есть еще одно обстоятельство, – сказал отец. – На карту поставлена судьба Британской империи. Английские и германские банкиры уже давно прибрали к рукам почти всю мировую торговлю – правда, не все отдают себе в этом отчет. Даже поражение Германии в прошлой войне не изменило дела. Так вот, это не слишком выгодно для американской торговли, не правда ли? – Он приподнял брови и взглянул на меня. – Если в прошлом немцы и англичане стремились не допускать нас к участию в мировой торговле, не давали развиваться нашему торговому судоходству, вытесняли нас с тех или других рынков, то теперь, когда Англия и Германия воюют друг с другом, что мы должны делать?»
Рузвельт знал, что и как нужно делать. На переговорах он поднял вопрос «свободы торговли»:
«Никаких искусственных барьеров, – продолжал отец, – как можно меньше экономических соглашений, предоставляющих одним государствам преимущества перед другими. Возможности для расширения торговли. Открытие рынков для здоровой конкуренции. – Он с невинным видом обвел глазами комнату.