Ознакомительная версия.
Начинается формирование Красной Армии. Революционный «главковерх» прапорщик Крыленко, разумеется, был снят со своего поста к шутам собачьим — во время германского наступления он показал абсолютную некомпетентность. И Высший Военный Совет берет под себя Троцкий, назначив начальником штаба профессионала — генерала М. Д. Бонч-Бруевича. Но Свердлов на заседании Совнаркома поднимает вопрос — нехорошо, мол, получается. Со всех правительственных постов левые эсеры ушли, а в Военном Совете Прошьян остался. Довод сочли убедительным, Прошьяна вывели. Вместо него ввели Подвойского. В армейской сфере специалиста никакого (как и Прошьян). Но человека, очень близкого Якову Михайловичу. А другой его близкий человек, Голощекин, ни дня в строю не служивший и винтовки в руках не державший, становится вдруг военкомом Уральского округа…
О, дружить со Свердловым — это очень много значило. Скажем, в связи с оккупацией Украины возвращается оттуда Серафима Гопнер. Та самая, что восхищалась Яковом Михайловичем на Апрельской конференции в 1917 году. Она и видела-то его только один раз, в апреле 17-го. А он ее запомнил. И восторги ее, видать, запомнил. Едва она приходит на прием, с ходу назначает ее вторым секретарем ВЦИК, помощницей Аванесова.
Свердлов по-прежнему, по приведенной ранее характеристике Цюрупы, «знает цену каждому, словно насквозь человека видит». И «умеет каждому найти именно такое место, где он будет более всего полезен». Еще в бытность в Петрограде он сошелся с Глебом Бокием, в то время секретарем Петросовета. Это был человек с больной психикой, что проявится позже. Руководя массовыми расправами в Туркестане, он придумает «обычай» пить человеческую кровь. А еще позже, будучи уже очень крупной чекистской «шишкой», учредит «дачную коммуну», куда будет вовлекать подчиненных вместе с семьями. Выезжая на выходные в «коммуну», мужчины и женщины будут ходить там голыми, пьянствовать и предаваться совершенно диким забавам. Причем Бокий приобщит к этим развлечениям и своих несовершеннолетних дочерей. Всего этого, конечно, Свердлов знать не мог. Но, очевидно, почувствовал в Бокие нечто «близкое». Грязное, нечистое.
И Бокий очутился заместителем начальника Петроградского ЧК. А начальником стал еще один хороший знакомый Якова Михайловича. Хасид Урицкий. Хотя он так и не вступил в коммунистическую партию. Даже на похоронах потом говорили — дескать, он не был большевиком, но «в душе»… Можно предположить, нечто такое же, как в Бокии, «насквозь видящий» Свердлов учуял в половых психопатках Евгении Бош, Конкордии Громовой. В Кедрове и его женушке Ревекке Пластининой (Майзель). Все это — «свердловцы». Или люди, в той или иной мере им одобренные, получающие назначения с его ведома и при его участии.
Ну а с теми из партийных и советских работников, кто проявлял непослушание, непонимание — чего от них хочет председатель ВЦИК, он не церемонился. Если человек занимал важный пост, Свердлов жаловался на него в ЦК. Для принятия мер и организационных выводов. А то и сам принимал меры от имени ЦК. Если же речь шла о людях не очень высокого ранга, обходился и без ЦК. Как пишет Новгородцева, «решительно смещал с занимаемых постов и неизменно посылал на низовую работу, «на выучку к рабочему классу», как он частенько говорил».
Но нужные ему «кадры» Свердлов не только искал. Он решил целенаправленно их создавать, воспитывать. И были открыты специальные курсы «инструкторов ВЦИК». Впоследствии — Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, «кузница советских и партийных кадров». Но партийным учебным заведением они станут гораздо позже. А сперва-то были — ВЦИК. Подчиненные Свердлову. Он и сам порой читал там лекции (с четырьмя классами образования), сам составлял учебные программы, проверял бытовые условия слушателей. Опекал, лелеял. Ведь они должны были стать «его» людьми. На будущее, на перспективу.
Ленина Яков Михайлович теперь обхаживал лично. Жили-то рядом, в Кремле. Захаживал к Ильичу домой по-соседски. Приглядывал и интересовался — чем помочь, в чем нужда, чего не хватает. Как вспоминала Крупская, увидев, как Ильич пишет статьи, принялся навязывать ему своих стенографистов. Долго уговаривал так и эдак, пока не уломал. Но не сладилось, Ленин со стенографистом работать не умел, не получалось сосредоточиться. Зато Свердлов со временем научился «предугадывать» мысли вождя. Ленин только выскажет какое-нибудь предложение — а у Якова Михайловича оно уже исполнено! Ленин только заикнется, что резолюцию надо бы составить вот в таком виде — а Яков Михайлович ее достает. И как раз в таком виде. В общем-то «предугадыванием» заниматься было не столь уж трудно, если в ленинском Секретариате сидит жена, а вокруг вождя другие «свои» люди. Где-то Ильич обмолвится, что-то подумает вслух. А резолюций можно и несколько заготовить, в разных вариантах. Но получается эффектно. И возрастает ощущение «незаменимости»…
Тут, собственно, на ум приходит еще одна аналогия. Бормана. Которому примерно такими же приемами удалось сделать себя «незаменимым». Окружить фюрера своими стенографистами, предугадывать желания (или исподволь подсказывать их). И привязать вождя к себе, взять под полный контроль, замкнув на себя все его связи с окружающими. Свердлов, как видим, действовал в том же направлении.
Однако действовал он и по дальнейшему укреплению власти коммунистов. Правительство, как выше отмечалось, с марта стало однопартийным. Но ВЦИК, хотя и с преобладанием большевиков остался многопартийным. С участием левых и правых эсеров, меньшевиков, анархистов. То бишь все еще представлял собой обычный парламент. И члены ВЦИК от других партий вели себя, как и пообещали, в роли обычной парламентской оппозиции. Заявляли протесты по поводам тех или иных шагов большевиков, поднимали факты непорядков и безобразий, творящихся на местах, имели свои оппозиционные газеты, вели открытую антибольшевистскую агитацию, пользуясь при этом «парламентской неприкосновенностью».
И Свердлов начал «расчистку» внутри ВЦИК. Не сразу, не в лоб. А постепенно. Поэтапно. Выжидая, когда возникнут подходящие ситуации. Предлог для первого шага по «расчистке» подвернулся в апреле. В данное время по России умножились ряды анархистов. Впрочем, это в основном были те, кто до Октябрьской революции называл себя большевиками. «Революционная» шпана, полууголовники и уголовники, солдатско-матросская вольница, причем самая буйная — более спокойные по домам разъехались, а остались «в строю» любители погулять и пограбить. Ни о каких партийных программах они, разумеется, понятия не имели. Шли за самыми «революционными», кто готов был дать команду «круши-ломай». Поэтому до революции примыкали к большевикам. А потом большевики стали властью. Но подобная публика не желала подчиняться никакой власти, вот и переквалифицировалась в анархистов.
От фронта они держалась подальше. И значительное их количество сконцентрировалось в Москве. Большой богатый город был для них именно тем, что нужно. Еще в революцию их отряды и банды с самостийными командирами позахватывали ряд особняков, где и угнездились «штабы». Промышляли «реквизициями», то есть грабежами. Потрошили хозяйские и бесхозные склады, магазины, устраивали «обыски» по состоятельным домам, обчищали и прохожих. Так что в городе житья не стало. Но с переездом правительства большевистских сил в Москве значительно прибавилось. И было решено навести порядок.
Операцию четко спланировала и организовала ВЧК. Были выделены отряды латышей, первые красноармейские части, вооруженные рабочие. И в один день 25 «штабов» анархистов — особняки на Малой Дмитровке, Поварской, Донской и в других местах, были внезапно окружены. Произошли вооруженные столкновения, на Малой Дмитровке бой длился целые сутки, с той и другой стороны гремели даже пушки. И к великому облегчению москвичей анархистов ликвидировали. Кого перебили в ходе операции, более 400 человек арестовали.
К политической партии анархистов разгромленные отряды имели весьма отдаленное отношение. Но Свердлов поднял на заседании ВЦИК вопрос об ответственности их партии за грабежи и уголовщину. Его поддержали не только коммунисты, но и левые и правые эсеры, меньшевики. И было принято единодушное решение о выводе анархистов из ВЦИК и всех Советов. В парламенте стало одной фракцией меньше…
21. Курс — громи деревню!
Весна 1918 года стала временем «триумфального шествия Советской власти». Она утвердилась по всей стране. Все основные очаги сопротивления были подавлены. Красные отряды заняли Дон, последние горстки белых казаков Попова скитались в Сальских степях. Под Екатеринодаром погиб Корнилов. И остатки его частей под командованием Деникина бесприютно бродили по кубанским станицам. В башкирские степи ушел разбитый Дутов. Семенов укрылся в Маньчжурии. Противостоять большевикам, казалось, больше было некому.
Ознакомительная версия.
