Однако этим и исчерпывается сходство обоих исторических экскурсов. По своему содержанию, по основным идеям, заложенным в них, они глубоко различны. Бросается в глаза крайняя абстрактность и аполитичность изложения римской истории в «Заговоре Катилины». Если в историческом экскурсе раннего «Письма» мы имели указания на борьбу сословий, если там упоминались конкретные факты этой борьбы (например, сецессия плебеев), то экскурс «Заговора Катилины» дает крайне отвлеченное, схематичное изображение истории Римского государства. За исключением Суллы, не упоминается ни одной исторической личности, сословная борьба выхолощена начисто, вся история разложения и упадка римского общества представлена как следствие борьбы абстрактных категорий, как победа честолюбия и корыстолюбия над древнеримской доблестью. Таким образом, если можно говорить о формальном или конструктивном сходстве экскурсов из раннего «Письма» и «Заговора Катилины», то по своему «идейному содержанию» они отнюдь не совпадают.
Наоборот, в смысле «идейного содержания» исторический экскурс «Заговора Катилины» является развитием того круга идей, той новой системы, первоначальный набросок которой Саллюстий дает в более позднем «Письме к Цезарю».
Система взглядов Саллюстия, изложенная в позднем «Письме», может быть определена как набросок учения об упадке нравов. Это учение получает наиболее полное выражение и развитие в экскурсе «Заговора Катилины». Во–первых, Саллюстий здесь подробно развивает тему «золотого века». Развитие этой темы обусловлено новыми воззрениями Саллюстия на разложение римского общества. Поскольку разложение общества ныне трактуется Саллюстием как состояние упадка нравов, то, естественно, возникает потребность в противопоставлении этой развращенной эпохе какого–то периода римской истории, когда люди не были еще развращены гибельными пороками и страстями, когда ив мирное время, и на войне культивировались добрые нравы, когда существовало величайшее согласие, а корыстолюбие — лишь в самой ничтожной степени.
Остановимся несколько подробнее на картине разложения общества и на анализе причин разложения в историческом экскурсе «Заговора Катилины».
Начало разложения римского общества приурочивается Саллюстием к разрушению Карфагена. Основными причинами разложения являются две страсти, два порока, которые именно в это время развиваются в римском обществе: жажда власти — ambitio и страсть к деньгам — avaritia. Развитие первого порока привело к тому, что люди превратились в лжецов: имея на уме одно, на словах высказывают другое, расценивают дружеские или неприязненные отношения не по существу, а исходя из расчета, заботятся о привлекательности внешнего вида, а не внутреннего содержания. Второй, еще более гибельный порок в корне подорвал верность, правдивость и прочие добрые навыки. Зато на первый план выдвинулись заносчивость и жестокость, пренебрежение к богам и уверенность в том, что все на свете продажно. Саллюстий посвящает несколько строк сравнению и описанию этих двух пороков: властолюбия и корыстолюбия, считая, что властолюбие (честолюбие) все же стоит ближе к добродетели, чем корыстолюбие.
Окончательное падение нравов в римском обществе Саллюстий связывает с диктатурой Суллы. После того как Сулла с оружием в руках вторично овладел государством, все предались грабежам и разбоям. Победители (т. е. сулланцы), утратив всякое самообладание и чувство меры, совершали по отношению к согражданам отвратительные преступления и насилия. Даже римская армия, которая славилась когда–то закаленностью духа воинов, развратилась и, забыв обычаи предков, предалась роскоши и разврату.
И вот римское общество окончательно погрязло в пороках и преступлениях. Уважается лишь богатство, добродетель попрана, бедность считается позором, честность — как бы неблагонамеренностью.
Особенно неустойчивой оказалась молодежь, которая под влиянием алчности и роскоши пустилась, с одной стороны, на грабежи, с другой — на безумные траты, забыла стыд и скромность и не желает подчиняться ни людским, ни божеским законам.
Если сравнить современные дома и виллы с храмами, построенными предками в честь богов, то не трудно убедиться, что предки старались украшать свои святилища набожностью, а свои жилища — славою. Потомки же этих благородных людей дошли до чудовищных извращений, само богатство для них — предмет дикой забавы, ибо чем иначе объяснить, что некоторые частные лица из прихоти срывают горы и застраивают постройками моря. Нет ничего удивительного в том, что в подобном обществе пышно расцвели разврат, половые извращения, чревоугодие и прочие пороки. Подобная жизнь, подобная обстановка сама толкает людей, в особенности молодежь, на преступления и беззакония.
Таковы картина упадка Римского государства и анализ причин разложения в историческом экскурсе «Заговора Катилины». Мы снова хотели бы подчеркнуть, что эта картина есть более полное воспроизведение наброска разложения общества из позднего «Письма». Вместе с тем следует указать на различие между этим отрывком и экскурсом более раннего «Письма». Там картина упадка отражала прежде всего два основных момента: слабость сената и развращенность народа, что и обусловливало тогда для Саллюстия разложение общества. Но в историческом экскурсе «Заговора Катилины» нет даже упоминания о сенате и народе. Все дело заключается в разложении нравственном, причем причиной подобного разложения выставляется борьба отвлеченных моральных категорий: победа ambitio и avaritia над древнеримской virtus. Снова картина разложения общества в «Заговоре Катилины» представляется нам крайней абстракцией, являясь в этом смысле как бы развитием традиций позднего «Письма», традиций «аполитичности».
На первый взгляд теория упадка нравов Саллюстия ставит в центр внимания отвлеченные моральные принципы и критерии. В трактовке римской истории факты социальной и политической борьбы выхолащиваются и подменяются борьбой этих моральных категорий. Основной причиной разложения Римского государства провозглашается упадок нравов. Таким образом, Саллюстий как будто отходит от конкретно–исторической и политически заостренной концепции Полибия, акцентируя и углубляя те элементы аполитичности, которые были даны в схеме Посидония.
Но теперь мы вправе поставить вопрос: не являются ли «абстрактность» и «аполитизм» Саллюстия своего рода дымовой завесой? Не есть ли это попытка завуалировать некоторые политические убеждения, а сама «абстрактная» теория упадка нравов — всего–навсего лишь фразеология, за которой можно вскрыть весьма конкретные политические симпатии и антипатии? Не является ли эта «надпартийность», этот «аполитизм», осторожностью опытного политика?
Нам представляется, что дело обстоит именно так. Картина упадка нравов в «Заговоре Катилины» изображает не разложение общества «вообще», не борьбу абстрактных категорий, как это может показаться на первый взгляд, а разложение вполне определенной группы, определенной прослойки римского общества. Это — картина разложения римского нобилитета.
Дальнейшее знакомство с материалом может лишь подтвердить наше предположение.
Действительно, как мы убедились выше, основной причиной, вызвавшей, по мнению Саллюстия упадок нравов в римском обществе было развитие ambitio, а затем avaritia. Но в какой же среде развились эти пороки? Отнюдь не прямо, а только намеками, косвенно Саллюстий дает возможность узнать его истинное отношение к этому вопросу.
Он указывает на то, что в результате развития упомянутых пороков власть в государстве вырождается из справедливой в самую жестокую и неприемлемую. Но если так, то упомянутые пороки характерны, как это и подчеркивает Саллюстий, в первую очередь для тех, кто стоит у власти. Кому же принадлежит власть в Римском государстве? Власть незаконно захвачена нобилитетом. Об этом Саллюстий совершенно прямо говорил еще в раннем «Письме», в «Заговоре Катилины» можно встретить такие же не менее определенные высказывания.
Господство клики нобилитета становится особенно явным после того, как Помпей отправился на войну с пиратами и Митридатом. В руках олигархов сосредоточились государственные должности, управление провинциями и все прочее.
Но если ambitio и avaritia свойственны именно власть имущим, то из вышесказанного следует, что эти пороки, вызвавшие столь глубокий упадок нравов, характеризуют римский нобилитет. Неслучайно Саллюстий в историческом экскурсе подчеркивал, что окончательный распад общества начинается с эпохи сулланской диктатуры, предавшей государство нобилитету. Также неслучайно Саллюстий указывает, что именно действия Суллы побудили Катилину к его преступной попытке захватить власть, что Катилина рассчитывал на поддержку сулланских ветеранов.
Когда Саллюстий переходит к описанию тех безумных трат и роскоши, того преклонения перед богатством, которые пышно расцвели в Риме, он снова подразумевает насквозь безнравственную и продажную среду нобилитета. Это опять та же немногочисленная клика, которая благодаря своему богатству — а богатство ее единственная доблесть и достоинство — захватила власть и первенство в государстве. Говоря же о роскоши домов и вилл, о безумных предприятиях и тратах, вроде срытия гор и застройки морей, Саллюстий несомненно намекал на определенных, всем известных лиц, представителей нобилитета, хотя бы, например, на Лукулла.
