Номер Восемьдесят Пять работал на тренажере в фургонах позади ангара С вплоть до самого полета. Он по-прежнему оставался лучшим из всех. Правда, судя по показаниям давления, шимпанзе был напряжен гораздо сильнее, чем обычно.
Непосредственно перед полетом прессе объявили, что обезьяну зовут Энос – по-еврейски это значит «человек».
Полет не привлек большого внимания. Все – и общественность, и президент с нетерпением ожидали окончания тестов, особенно потому, что обезьяну запустили в космос 29 ноября и становилось понятно: до конца года полет человека не состоится. Год закончится без пилотируемого полета Номер Восемьдесят Пять должен был совершить три круга вокруг Земли. Запуск прошел превосходно, а обезьяна прекрасно справилась со всеми рычагами. Ракета «Атлас» давала 367 тысяч фунтов тяги – примерно в пять раз больше, чем пришлось перенести Шепарду и Гриссому, – но ни шум, ни вибрации ничуть не беспокоили шимпанзе. Во время занятий в центрифуге он чувствовал себя гораздо хуже. А так как окна не было, он и не знал, что покидает Землю. Шум, вибрации и даже космос – все это было лучше, чем металлический ящик. Шимпанзе неустанно работал рычагами. Капсула вышла точно на орбиту. Во время первого орбитального круга Номер Восемьдесят Пять вел себя просто отменно: он не только дергал рычаги по команде и в сложных последовательностях, но и по сигналу выдерживал шестиминутные паузы для отдыха… или, по крайней мере, лежал неподвижно, чтобы избежать электрического разряда.
Во время второго круга, когда шимпанзе стал выполнять упражнение с лишним символом, что-то случилось с проводкой, и он стал получать электроразряды в левую ступню, даже когда тянул за правильный рычаг. Но Энос все равно упорно тянул за правильные рычаги. Его скафандр стал перегреваться. Теперь вышла из строя автоматическая стабилизация – капсула стала вращаться в стороны на сорок пять градусов, а расположенные на другой стороне тормозные двигатели не могли исправить положение. Она продолжала вращаться взад и вперед. Но Номер Восемьдесят Пять ни на секунду не прервал работы. Он упорно тянул за рычаги в ответ на сигналы лампочек. Все же это было гораздо лучше ящика.
Так как на вращение уходило слишком много перекиси водорода, перед вхождением в атмосферу нужна была уверенность, что капсула ориентирована правильно, тупым концом вниз. После завершения второго круга было решено прекратить полет, и капсула упала в Тихий океан, у мыса Аргуэлло, в штате Калифорния. Капсула вместе с Номером Восемьдесят Пятым проторчала в океане час и пятнадцать минут, прежде чем прибыл спасательный корабль. У капсулы имелся разрывной люк, но он не взорвался. И шимпанзе не отстрелил его (как Титов) – то ли из-за невесомости, то ли по ошибке. Во время полета Номер Восемьдесят Пять находился в невесомости полных три часа Когда его вытаскивали из капсулы, он был спокоен. Но выяснилось, что шимпанзе неплохо повеселился там, в воде. Он не просто ждал, пока его вытащат. Этот разбойник оторвал от своего скафандра большинство биомедицинских датчиков и повредил остальные, включая те, что были введены под кожу. Кроме того, он вытащил из пениса катетер, хотя это довольно болезненная процедура. Что же на него нашло?
Полет оказался успешным по всем показателям. Но одна вещь все же беспокоила ученых НАСА. Артериальное давление у животного значительно повысилось. Оно поднималось до двухсот на сто шестьдесят, хотя его пульс был нормальным и шимпанзе дергал за рычаги почти без ошибок. Может, это какой-то болезненный и непредвиденный эффект продолжительного состояния невесомости? Не ожидает ли астронавтов на земной орбите инфаркт? Ветеринары из Холлоумэна поспешили всех успокоить, заявив, что повышенное артериальное давление наблюдалось у Эноса и раньше. Похоже, это просто особенность организма. Сотрудники НАСА соглашались… хотя двести – это все-таки чертовски высокая цифра!
Ученым из Холлоумэна было о чем потолковать в своем кругу, и не только о космическом полете. Показания артериального давления Номера Восемьдесят Пять, которые они получали прежде с помощью манжетки, могли быть и недостоверными. Но имелись совершенно точные показания, полученные с помощью катетеров во время полета и непосредственно перед запуском. Ведь шимпанзе даже не знал, что они вставлены. Его давление поднималось вовсе не из-за стрессов. Он перенес полет с высочайшим апломбом; показатели пульса, дыхания и температуры тела были ниже, чем во время занятий на центрифуге. По сути, артериальное давление вовсе не поднималось. Оно оставалось у шимпанзе высоким всегда. Начала формироваться новая теория, касающаяся человека на Земле, а не человека в космосе. Номер Восемьдесят Пять, умнейший из Simia satyrus, принц низших приматов, вследствие процесса закалки подавил в себе за это время столько ярости, что она стала выплескиваться наружу через его артерии, пока каждый удар сердца едва не разрывал его барабанные перепонки…
Состоялась даже пресс-конференция, на которой присутствовал Энос. На ней Гилрут заявил, что в первый пилотируемый орбитальный полет отправится Джон Гленн, а его дублером станет Скотт Карпентер. Во второй полет отправится Дик Слейтон, а дублером будет Уолли Ширра. И все это время астронавт, который совершил первый полет, тоже сидел там за столом (говорили братья вполголоса). Номер Восемьдесят Пять стал звездой шоу. Он перенес все эти фотовспышки, речи и гам без малейшего волнения, словно давно ждал того момента, когда окажется в центре внимания. Конечно же, обезьяна была слишком хорошо подготовлена, и такие штуки уже давно никак не могли повлиять на ее поведение. Энос уже бывал в комнатах, полных ярких огней и множества народа. Шум, вибрации, невесомость, космический полет, слава – что все это значило в сравнении с электрошоками и металлическим ящиком?!
С самого начала ни Гленн, ни его жена Энни не могли предвидеть, какая суета поднимется вокруг его полета. Гленн считал победителем соревнования Шепарда – так же думал и любой пилот, восходящий по огромному зиккурату. Эла выбрали для первого полета, ни больше ни меньше. Он стал первым американцем в космосе. Это было сопоставимо с тем, как если бы он стал летчиком-испытателем проекта «Меркурий». Если сравнивать Шепарда с Чаком Йегером, то максимум, на что мог надеяться Гленн, – это стать Скоттом Кроссфилдом. Йегер преодолел звуковой барьер и сделался самым истинным братом среди всех истинных братьев, а Кроссфилд первым достиг скорости 2 Маха и позже первым взлетел на Х-15.
Даже когда в Нью-Конкорд, на родину Гленна, стали прибывать репортеры, которые обрывали дверной звонок в доме его родителей и носились по городу, словно шайка беспризорников, выискивая крупицы информации о Джоне Гленне, даже тогда он еще как следует не понял, что происходило. По договору он мог иметь дело только с журналистами из «Лайф», а другим репортерам приходилось добывать информацию на свой страх и риск. Похоже, этим все и объяснялось. По крайней мере, Мыс не сразу превратился в сумасшедший дом. Еще в декабре Гленн вместе со своим дублером Скоттом Карпентером ходил в Какао-Бич в маленькое придорожное заведение под названием «Контики», чтобы посмотреть военную пьесу «За рифами». Джону спектакль понравился. Но уже в начале января стало безумием отправиться в «Контики» или куда-то еще. Весь Какао-Бич наводнили репортеры, которые во что бы то ни стало хотели посмотреть на Джона Гленна. Они набивались даже в маленькую пресвитерианскую церковь, куда Джон ходил по воскресеньям, и превращали службу в небольшую свалку: фотографы одновременно пытались и вести себя потише, и захватить удобную для съемки позицию. Начался настоящий кошмар. Поэтому Джон и Скотт старались теперь не покидать базы, занимаясь на процедурном тренажере и в капсуле. По вечерам, сидя в ангаре С, Джон пытался отвечать на письма поклонников. Но это было все равно что пытаться отогнать молотком океан. Количество приходивших писем было просто невероятным.
Конечно, тренировочный режим создавал определенный заслон для Джона, а ему, как и его жене, совершенно не нужен был интерес общественности. В их доме в Арлингтоне, штат Виргиния, Энни выдержала настоящий натиск, от которого практически никак не могла защититься. Сначала полет Джона был запланирован на 20 декабря 1961 года, но из-за плохой погоды на Мысе его отложили. 27 января Гленна поместили в капсулу еще до рассвета Энни пребывала в каком-то оцепенении, но не потому, что боялась за жизнь Джона. К подобному ей было не привыкать, ведь она жена пилота. Джон воевал на Тихом океане во время Второй мировой войны, а затем и в Корее, Там его семь раз сбивали зенитчики. А в Пакс-Ривер Энни перенесла почти все, что полагается жене летчика, за исключением визита Друга Вдов и Сирот. Но одного она никогда не делала. Мисс Гленн ни разу не приходилось после очередного полета Джона что-то рассказывать телевидению. Она знала, что ее это ждет и заранее ужасалась. Вместе с ней дома находились несколько жен астронавтов, и Энн попросила их принести какие-нибудь транквилизаторы. Во время полета Джона они были ей не нужны. Нет, Энни собиралась принять их перед тем, как выйти из дома и столкнуться с телевизионщиками. На нее (а она ведь так ужасно заикается) будут теперь смотреть по телевизору миллионы (или сотни?) людей. Да пусть даже хоть пять человек. Ей приходилось раньше давать интервью вместе с Джоном, и муж всегда знал, как надо себя вести. У нее было наготове несколько слов и фраз, которые Энни произносила с легкостью: «Конечно»; «Несомненно»; «Вовсе нет»; «Хорошо»; «Надеюсь, что нет»; «Правильно»; «Я так не думаю»; «Прекрасно, благодарю вас» и так далее. Вопросы телерепортеров обычно были такими бесхитростными, что миссис Гленн вполне хватало восьми фраз, а также слов «да» и «нет». А если возникали какие-нибудь трудности, ей на помощь всегда приходил Джон или кто-нибудь из детей. Они были превосходной командой. Но сегодня ей предстояло исполнять соло.
