Партизаны с песнями прошли через весь город, направляясь туда, где у собора святого Петра лежит резиденция папы римского — Ватикан. В этот день папа Пий XII устраивал торжественный прием в честь союзных держав, воевавших против Гитлера. Так как уполномоченные Советского правительства к тому времени еще не прибыли в Рим, партизаны с виллы Тай были приглашены на прием как представители своей страны. Быть может, впервые в истории в тот день вместе с ними в цитадель католической церкви вошло красное знамя Ленина, и швейцарские гвардейцы папы при виде его брали на караул, отдавая ему воинскую почесть.
Представители каждой союзной страны собирались в отдельном, отведенном для них зале папского дворца. Советские партизаны построились вместе со своими итальянскими товарищами. Появился папа в сопровождении двух капитанов швейцарской гвардии. Обходя шеренги партизан, он вручал каждому на память свой портрет. Он даже выказал некоторое знакомство с русским языком, спрашивая иногда гостей: «Как ваше имья?», «Где ви живьете?» — а потом поинтересовался, когда эти советские люди бежали из гитлеровского плена.
— Первые бежали еще в октябре 1943 года, — ответил ему Червонный.
Папа задумался.
— О, тогда обстановка здесь была далеко еще не ясной, — сказал он. Значит, они бежали не для того, чтобы спасать свою жизнь, а шли бороться, навстречу смерти. Браво, браво! И ведь они были так далеко от своей Родины. Русские — доблестный народ! Я уверен, что они вскоре будут в Берлине.
Он спросил, как они добрались до Ватикана, и, узнав, что пришли пешком, горестно развел руками:
— О бедные! Так далеко!
И, обернувшись к капитану своей гвардии, приказал дать два автобуса, чтобы довезти русских до виллы Тай.
Когда там, в папском дворе, партизаны сели в эти автобусы под своим красным знаменем, на весь Ватикан вдруг раздалось:
Москва моя, страна моя,
Ты самая любимая.
И здесь, в Ватикане, как и на балконе виллы Тай, партизанами командовал тот же Алессио Червонный.
На самом деле этого человека с очень сложной и трудной биографией звали Алексеем Николаевичем Флейшером. Он был выходцем из русского дворянского рода, которому иностранная фамилия досталась от давних предков — датских купцов. Начиная со времен Кутузова все мужчины в этой семье были офицерами или генералами. Сын подполковника царской армии, Алексей Флейшер тоже готовился стать офицером. Когда началась гражданская война, он был воспитанником кадетского корпуса на Кавказе. Врангелевцы отправили кадетов сначала в Крым, а потом вывезли их за границу. Так, не по своей воле, будучи тогда еще слишком юным, чтобы самому решить собственную судьбу, семнадцатилетний Алексей Флейшер оказался среди чужих людей, без родины, без всяких средств к существованию и за долгие годы до дна испил горькую чашу эмигрантской жизни.
В Болгарии он формовал кирпичи и был шахтером, в Люксембурге — рабочим на кожевенной фабрике, во Франции — экскаваторщиком и машинистом подвесной дороги, в Ницце работал шофером то у итальянского дипломата, то у богатой старухи американки, то у иракского принца. Потом он поселился в столице Югославии Белграде и служил там шофером в греческом посольстве.
Как известно, в 1941 году, незадолго перед гитлеровской агрессией против СССР, Германия и Италия напали на Югославию и оккупировали эту страну. Бежавшее из Белграда греческое посольство было захвачено итальянскими войсками и перевезено в албанский порт Дураццо. Греков вскоре отпустили на родину, в Афины, тоже занятые немцами, а Флейшера, как русского, оставили на месте. Когда началась война на востоке, ему предложили свободное возвращение в Белград при условии, если он вступит добровольцем в белоэмигрантские батальоны, которые гитлеровцы формировали для советско-германского фронта.
Флейшер давно уже проклинал тех, кто когда-то вывез его на чужбину, лишил его родины. Все эти годы эмигрантской жизни он жадно ловил долетавшие до него известия о преобразованиях, совершающихся в Советском Союзе. И он с негодованием отверг предложение изменить своему народу, поднять против него оружие. Наоборот, теперь он напряженно думал, как бы помочь родной стране в тяжелой борьбе с врагом, хоть и находился он так далеко от нее.
Через швейцара гостиницы, где его содержали как интернированного иностранца, он узнал, что в горах по соседству с Дураццо уже действуют албанские и югославские партизаны. Этот же швейцар помог ему связаться с партизанами, и было условлено, что вскоре он убежит в отряд.
Но его опередили. Кто-то донес властям о намерении Флейшера. Его тотчас же в сопровождении жандармов посадили на пароход и отправили на поселение в Италию, в маленькую деревню в Абруццких горах. Оттуда он списался с друзьями из числа русских эмигрантов, живших в Риме, и те выхлопотали ему разрешение переехать в итальянскую столицу. Там он обязан был регулярно отмечаться в полиции, но зато имел право работать по найму. Он устроился на должность метрдотеля в сиамское посольство. Когда в 1943 году союзные войска высадились на юге страны, а Гитлер оккупировал Италию, посол Сиама со всем персоналом уехал на север — в резиденцию марионеточного правительства Муссолини, а Флейшеру оставили ключи от виллы Тай, поручив охранять здание и имущество.
В Риме Флейшер сдружился с несколькими патриотически настроенными русскими эмигрантами. Эти люди, как и он, глубоко переживали события, происходившие на родине, и страдали от мысли, что в такой час они остаются в стороне от борьбы своего народа. Позднее через них Флейщер познакомился со многими итальянскими коммунистами, участниками подпольного антифашистского Сопротивления в Риме.
Как раз в это время — во второй половине 1943 года — гитлеровцы начали привозить в Италию на работу советских военнопленных. Их заставляли демонтировать оборудование заводов, подлежащих вывозу в Германию, — Гитлер уже чувствовал, что в Италии ему долго не продержаться. Стало известно, что в окрестностях Рима есть уже несколько лагерей, где содержатся пленные советские солдаты и офицеры. И тогда у Флейшера и его товарищей возникла мысль — помочь бежать этим пленным, вооружить их и направить в итальянские партизанские отряды или сформировать самостоятельные группы советских партизан. При этом вилла Тай была бы идеальным убежищем для беглецов. Вилла пользовалась правом дипломатической неприкосновенности, и Флейшер был сейчас ее полновластным хозяином — пленные на первое время могли бы укрыться здесь, пока им достанут оружие и переправят в районы партизанских действий.
Одним из новых друзей Флейшера был строительный подрядчик Ренато Боро, коммунист из городка Монтеротондо, в 25 километрах к северу от Рима. Он работал на стройках в самой столице и каждый день приезжал сюда на автобусе. От него и узнал Флейшер, что с Монтеротондо привезли партию советских пленных, которые с помощью таких общепонятных слов, как «коммунист», «Интернационал», уже установили некоторое взаимопонимание с местными антифашистами. Как рассказывал Боро, советские люди жестами и мимикой намекали итальянцам, что они хотели бы бежать из плена и уйти в партизаны. Но в Монтеротондо никто не знал русского языка, и окончательно договориться не удавалось.
Флейшер тут же посвятил Ренато Боро в свой замысел И тогда Боро повел его к видному коммунисту Помпилио Молинари, одному из руководителей антифашистского Сопротивления в римской провинции, Молинари горячо одобрил идею Флейшера и выделил своих людей для подготовки побегов советских пленных. С тех пор вся деятельность русских партизан и подпольщиков в Риме и его окрестностях направлялась и руководилась штабом итальянского антифашистского Сопротивления через Помпилио Молинари, от которого Флейшер получал и задания и необходимую помощь.
Боро привез Флейшера в Монтеротондо и организовал ему тайную встречу с одним из пленных — бывшим санинструктором Красной Армии, богатырски сложенным, могучим человеком Алексеем Коляскиным. Тот обещал подготовить к побегу группу надежных и смелых товарищей. Обо всем было условлено, и дальнейшее взяли на себя итальянские друзья.
Четырнадцать пленных во главе с Алексеем Коляскиным и его другом ефрейтором Анатолием Тарасенко бежали в ночь с 23 на 24 октября 1943 года. Они воспользовались тем, что в этот день немецкая охрана перепилась — у гитлеровцев был какой-то праздник. Часового у выхода удалось бесшумно снять, и беглецы оказались на темной, затянутой осенним дождем улице Монтеротондо.
Там ждал их в назначенном месте итальянец-проводник. Переулками они торопливо выбрались за окраины городка в горы. Проводник привел их в глубокое ущелье, густо заросшее колючим кустарником. Здесь им предстояло организовать свою будущую партизанскую базу.
