VI. Поддержание королевской власти
На протяжении второго этапа своего существования Латино-Иерусалимское еще заслуживает право называться Иерусалимским королевством: государи продолжали пребывать в своих владениях, несмотря на сложные условия, в которых они очутились, и вопреки долгим периодам, когда трон пустовал, могли поддерживать свой авторитет. Однако им пришлось столкнуться с гораздо значительным противодействием, чем во времена первого этапа истории Латинского королевства. К счастью, особенно сначала, королями становились персонажи довольно могущественные, которые были в силах навязать свою власть мятежным феодалам и беспокойным итальянским колониям, церкви, которая пыталась установить над ними опеку.
Все эти государи совсем не походили друг на друга: Конрад I, Генрих Шампанский, Амори II, Иоанн де Бриенн и Фридрих представляли собой крайне разношерстную вереницу наследников. Уже одни их имена показывают, что если наследственный принцип был в точности соблюден, то скрывавшаяся под ним действительность было совсем иной: никакая родственная связь не объединяла этих пятерых людей. Конрад, Генрих и Амори поочередно были женаты на дочери Амори I, Иоанн — на дочери Конрада, Фридрих — на дочери Иоанна. Хотя в данном случае и не приходится говорить об избрании в прямом смысле этого слова, Иерусалимские короли теперь принадлежали к разным семьям и не были связаны друг с другом.
Среди них выделяется своей энергией Конрад Монферратский, барон из высшей знати, племянник императора Конрада III и родной кузен Фридриха Барбароссы, а также деверь королевы Сибиллы, вдовы его брата Вильгельма. Хотя Монферратское маркграфство было одним из крупнейших сеньорий Ломбардии, пятеро сыновей Вильгельма IV были обречены выбрать карьеру авантюристов: если один из них, Фридрих, стал священником, а потом и епископом, то его братья один за другим отправлялись на поиски фортуны на Восток. Старший, Вильгельм V, получил вместе с рукой Сибиллы графство Яффаское и мог со временем обрести корону Иерусалима (он вежливо отказался разделить с Балдуином IV титул короля): последний, Ренье, женился на принцессе из рода Комнинов и был приближенным Василевсов, пока его не убили по приказу Андроника I. Третий, Бонифаций, хотя и владел до 1203 г. маркграфством, унаследованным им от своего отца в 1188 г., в конце концов отправился в четвертый крестовый поход и заполучил королевство Фессалоникское. Конрад, второй сын Вильгельма IV, несомненно являлся самым примечательным персонажем в этой беспокойной семье, законченным образцом средневекового авантюриста: отправившись в Византию, чтобы отомстить за Ренье, он защитил императора Исаака Ангела от восстания Враны, но его престиж затмил его союзника, и ему пришлось в некоторой спешке покинуть Константинополь, не без того, чтобы увести с собой значительные богатства. Прибыв в Тир, он воодушевил защитников города и сделал его неприступным, но со всей страстью к власти (отличавшейся от поведения его брата Вильгельма), в чем он предвосхитил авантюристов итальянского Ренессанса, всеми средствами попытался стать правителем этого региона. Его перемирие с Саладином, во время которого тот одним за другим захватывал франкские горрда, его отказ принять Ги де Лузиньяна, его нежелание участвовать в осаде Акры, довольно грязная история с женитьбой на Изабелле Иерусалимской — все это показывает, как мало Конрад церемонился, стремясь выкроить себе домен на Востоке.
Этот активный государь повредил прочности королевской власти. Чтобы избавиться от Ги де Лузиньяна, он старался заключить союз с итальянцами — столь опасный для королевства, где они уже пытались вести себя по-хозяйски — и заручился поддержкой клана Ибеленов. Его игра увенчалась успехом, и после нескольких лет интриг и даже переворотов, он стал Иерусалимским королем: он носил титул «избранного короля», то есть еще не прошедшего коронацию{329}, когда кинжал ассасина прервал его едва начавшееся царствование. Поэтому Конраду — которого Р. Груссе совершенно справедливо сравнивает с Балдуином I — не хватило времени, чтобы восстановить королевскую власть, которую он сам же и подорвал.
Его преемник, Генрих Шампанский, еще один великий барон Запада, кузен королей Франции и Англии, согласился принять корону безо всякого энтузиазма и после долгих колебаний. Для него, тоскующего по своему прекрасному фьефу во Франции, править Иерусалимским королевством (от имени юной Марии Иерусалимской и Монферратской) обязывал лишь долг. Потому-то Он и отказался принять собственно королевский титул и пройти коронацию: он повел себя так, как если бы был простым «бальи» (регентом) королевства (1192–1197 гг.). Его титул звучал как простой «сеньор Иерусалимского королевства», и на монетах, которые он чеканил в Акре — маленьких монетках из меди, называемых «pougeoises» — стояло всего лишь имя — «граф Генрих»{330}. Государь, пользовавшийся всеобщим уважением, умевший заставить признать свой авторитет, Генрих совсем не обладал вкусом к власти, который отличал Конрада: создается впечатление, что он надеялся как можно скорее возвратить своей падчерице частично сохраненный и даже насколько возможно увеличенный домен, чтобы снова очутиться в своем шампанском графстве. Нелепое падение, которое стоило Генриху жизни, помешало ему осуществить свой замысел, и его дочерям, Алисе и Филиппе, не удалось даже добиться перехода к ним по наследству этого графства, несмотря на все попытки, предпринятые ими обеими{331}.
При Амори II (1197–1205 гг.) ситуация изменилась. Амори, хоть и принадлежал к славной семье пуатевинских сеньоров, ни имел ничего общего с крупным бароном, и Запад занимал незначительное место в его мыслях: «бедный рыцарь и благородный юноша», которого король Амори I выкупил у сарацин, державших его пленником в Дамаске, он, снискав расположение короля, сделал блестящую карьеру (сначала в качестве камерария, потом коннетабля королевства), и избрание его брата Ги королем продемонстировало всю его ловкость. Когда завершился третий крестовый поход, Амори получил графство Яффаское, которым до этого владел его брат Жоффруа. После того как Генрих отнял у него пост коннетабля и Яффу, Амори принял компенсацию на Кипре: смерть его брата Ги превратила его в «сеньора Кипра», пока в 1197 г. он не добился и Иерусалимской короны вдобавок. Он дополнил труд Ги, благодаря которому на Кипре обосновалась франкская колония, привлеченная вольностями, обещанными экс-королем Иерусалима (Ги понял, что прежде всего на острове требуется устранить возможность греческого восстания, подобного тому, которое в 1192 г. устранило тамплиеров). Амори стал истинным созидателем этой колонии в королевстве, пересмотрев и ограничив щедро раздаваемые в правление Ги пожалования, и основал на острове прочные монархические институты. Он только что увенчал свой труд, добившись от императора превращения «сеньории» Кипра в королевство, когда его призвали на Иерусалимский трон: и нет ничего удивительного, что он без особого энтузиазма взялся на эту новую задачу. Доказательством этому является та забота, с которой он постарался свести свое принятие короны Сирии к простой личной унии (ведь он был всего лишь принцем-консортом), отказавшись объединить кипрскую и сирийскую казну: управление обоими королевствами осуществлялось полностью независимо друг от друга; два сирийских барона были выбраны равными им по положению, чтобы принимать и распределять бюджетные ресурсы Иерусалимского королевства.
Но это не помешало Амори с головой погрузиться в управление вотчиной своей новой супруги (от которой он имел дочь, Мелизинду, вышедшую замуж за князя Антиохийского). Обстановка была очень тяжелой: сирийские бароны неспокойны и отчасти враждебны Лузиньяну, немецкие крестоносцы относились к королю Иерусалимскому так, как будто его вообще не существовало. Амори смог навязать свою власть и за восемь лет правления (1197–1205 гг.) заставить всех подчиниться. Он позаботился о том, чтобы его короновал патриарх — правда, довольно неприязненно относившийся к его кандидатуре — что вынудило духовенство покориться новому монарху. Можно сказать, что в лице Амори II, короля настолько же осторожного, насколько энергичного, ловкого (это видно по его отношениям с мусульманами в щекотливой обстановке в период Четвертого крестового похода) и замкнутого, королевство Иерусалимское вновь обрело государя, достойного этого имени.
Но 1 апреля 1205 г. Амори умер, а королева Изабелла не пережила своего четвертого мужа. Требовалось назначить регента от имени Иерусалимской королевы Марии Монферратской: ее дядя (по матери, Марии Комниной, супруги Бальана д'Ибелена), Жан д'Ибелен, сеньор Бейрута, который принял должность бальи королевства в качестве самого близкого родственника новой государыни (1205–1210 гг.) — явился первым бальи, превратив эту должность в наследственную для Ибеленов в XIII в. как на Кипре (где король Генрих I являлся сыном Эскивы д'Ибелен), так и в Иерусалиме. Это регентство завершилось с приездом мужа Марии, которого король Франции предложил сирийским баронам, прибывшим к нему с просьбой назвать им какого-нибудь барона, способного стать королем Иерусалимским. Король Филипп выбрал шампанца Иоанна де Бриенна, брата графа Готье де Бриенна, отпрыска древней баронской семьи, корни которой восходили к началу X в., ко временам Энгильберта, первого из известных сеньоров де Бриенн. Но древность его линьяжа не делала из него крупного барона: Бриенны владели только маленьким округом, вассальным от графства Шампанского, и, хотя Готье де Вриенн потребовал в 1202–1203 гг. себе Сицилийское королевство, ничто, казалось, не предсказывало семье графов де Бриеннов славное будущее, которое ей довелось познать в XIII в. Иоанн к тому же был очень беден — потребовалось, чтобы король Франции и папа ему подарили крупные суммы денег перед отъездом — и принес своему королевству только личные качества осторожности и храбрости, подкрепленные опытом его шестидесяти лет. Этот рыцарь-поэт (нужно, кажется, отнести на его счет несколько песен, приписываемых обычно Тибо Шампанскому{332}) не имел авторитета, как Амори II или Генрих — что видно на примере пятого крестового похода — но зато он проявил себя сознательным государем: его кампания в Египте, если бы она разворачивалась так, как он этого хотел, вернула бы Иерусалимскому королевству его облик до 1187 г.