17 декабря
Сегодня большая радость: наши войска отбили у врага г. Калинин. Теперь уж, наверное, мы отстоим Ленинград. Может, я до этого и не доживу, но об этом не горюю. Мысль, что в Ленинград фашисты не войдут, что его улицы и площади не будут осквернены их присутствием, что они не будут грабить наш Эрмитаж и музеи, эта мысль мне дает такую радость, которую трудно передать словами.[210]
1 января 1942
Едим столярный клей. Ничего. Схватывает иногда нервная судорога от отвращения, но это от излишнего воображения. Он, этот студень, не противен, если положить в него корицу или лавровый лист. Едим рыбий клей.
18 января
На улицах около стен домов расставлены всюду ящики с песком. Воды в городе нет, и эти ящики являются единственным способом борьбы с пожаром.
Сегодня, идя по нашей улице, я увидела старенькую женщину, сидящую на таком ящике с песком. Она была мертва. Через несколько домов, на другом ящике, полулежал мертвый мальчик. Он шел по улице, устал, присел и умер…
20 января
В каждом районе организованы сборные пункты, куда близкие свозят своих умерших. Оттуда на грузовиках отвозят их на кладбище и хоронят в братской могиле. Теперь меньше можно встретить на улице умерших от голода людей.
Под вечер стук. Входит женщина в белом халате поверх шубы и вносит ящик, наполненный продуктами. Это были сливочное масло — 400 г, мясо — 500 г, мука — 2 кг, горох — 400 г и сахар — 400 г. Можете себе представить, как мы все были этим обрадованы! Можно будет немного отдохнуть от наших суррогатов.
Это товарищ Жданов принял во внимание мой возраст и распорядился прислать продукты на дом.
29 января
Больше двух недель держатся очень большие морозы — до 35°. Каждый день пожары во всех концах города. Это обычная история во время сильных морозов. Но величайшее несчастье для жителей — водопровод вышел из строя. Когда начинается пожар, то нечем тушить.
Так горит уже третьи сутки шестиэтажный дом на Нижегородской улице. Приезжали пожарные, но не потушили. Через выгоревшее окно видно, как горят потолки. И что там горит? Каменный дом, а сгорел дотла. Непонятно…
Приходится ходить за водой на Неву, где пробито несколько прорубей, куда тысячи людей собираются в очереди. Люди измучены, раздражены…
Ничего не знаем, что делается у нас на фронте и вообще на свете. То ли газеты совсем не издаются, то ли мы не можем их уловить. Весь январь был сравнительно тих от бомбежек. Видимо, Гитлер решил не тратить даром бомб и снарядов на Ленинград, рассчитывая, что жители все вымрут от голода, и он возьмет город голыми руками.
Когда кончится у нас морская капуста, то я не знаю, из чего мы будем делать суп. Паек, который мне прислали по распоряжению А. А. Жданова, съели.
Вчера у одного магазина в Финском переулке стоял ломовой с телегой, привезший ящики с какими-то товарами. Когда он пошел в дом отнести последние ящики и вернулся обратно, то не нашел своей лошади. Ее успели распрячь и увести в соседний двор, где убили на мясо. Страшно и жутко…
27 мая
Всеобщее увлечение огородами. Многие уезжают за город на Всеволожскую и другие места, где Ленсовет отвел большие участки под огороды. Даже здесь, на улицах и скверах Ленинграда, люди копают грядки.
15 октября
До крайности нуждаюсь в дровах и керосине. Разобрала свой дровяной сарай, который, между прочим, кем-то уже раньше начал разбираться. Но на сколько его хватит? На месяц, на полтора — не больше. А дальше что?
Жестокая кругом идет борьба за жизнь. Голод, холод и темнота. Настоящего голода нет, так как еще не съедены овощи.
27 января 1943
Вражеский самолет низко летел вдоль улиц и стрелял по идущему народу. А утром стрелял шрапнелью по рынкам, где шла торговля. Просто, видно, задался целью без всякой пользы для войны расстреливать мирных жителей.
Опять объявлена воздушная тревога. Опять зенитки потрясают воздух. Опять нервный трепет охватывает душу.
29 января
Прорыв блокады! Прорыв блокады! Какое счастье, какая радость! Всю эту ночь в городе никто не спал. Кто от радости плакал, кто целовался, кто просто громко кричал. Город ликовал!
Мы уже не оторваны от Родины! У нас общая пульсация!
9 февраля
Отвратителен свист пролетающего снаряда. Говорят, что если слышишь свист, то этот снаряд уже не опасен…
Русский народ жив, он будет жить, процветать и развиваться! Никакие гитлеры его не уничтожат!
17 июля
Обстрел начался в половине шестого утра. Уже много раз замечено, что, когда фашисты терпят неудачи на фронте, то они вымещают злобу и раздражение на нашем городе. Обстрел был беспощадный. Гибли люди бессмысленно, не принося своей смертью нашим врагам ничего, кроме позора.
Я побежала и открыла все окна, чтобы воздушной волной их не вышибло. Предпринятые мною меры были правильны, так как от одного близкого удара все стекла в нашем доме со стороны улицы вылетели вон, кроме моих. Между налетами были перерывы в 10–15 минут. Когда гражданам надоедало стоять в укрытии и ничего не делать, и они понемножку выходили на улицы, вот тогда-то вновь их встречали неожиданными ударами.
На днях снаряд попал в барак на территории клиники инфекционных болезней, что напротив нас. Барак сразу загорелся. К несчастью, там собралось много народу для получения заработной платы. Убиты были две женщины, две смертельно ранены и много не так тяжело.
Но какие замечательные ленинградцы! Не прошло и минуты, как со всех сторон, несмотря на продолжающийся обстрел, бежали люди — врачи, сестры, санитары, ходячие больные и раненые из клиники. Несли носилки, ведра воды. Пожар был быстро потушен, раненые разнесены по госпиталям, мертвые убраны, и через 10 минут как будто ничего и не случилось. Сбежавшиеся люди возвратились к своей работе. А что у них на душе было, что они пережили, того ленинградцы не скажут — выдержанный и мужественный народ! [445]
13 января 1944 года, перед окончательным снятием блокады, многим улицам (словно в награду за мучения) были возвращены настоящие имена, взамен кличек, данных вскоре после революции. Например (см. с. 378).
Это стало частью сталинского пути к патриотизму, к возрождению исторической преемственности.
* 3 июля 1917-го солдаты стреляли по неизвестно чьей демонстрации на углу Садовой и Невского.
И все же, при всем моем преклонении перед подвигом блокадников, я не могу умолчать о некоторых фактах. Исследователи А. Кунгуров и Д. Байда подметили в официальной версии важные нестыковки.
Прежде всего, неточен сам термин «блокада Ленинграда». Ведь в кольце оказался изрядный кусок земли, где город занимает лишь процентов десять.
Но это несущественно. Дальше вопросы более серьезные.
1) Известно, что всю блокаду работали заводы. «В 1941 — 44 годах в Ленинграде изготовлено и отремонтировано 2000 танков, 1500 самолетов, тысячи орудий, много боевых кораблей, 225 000 автоматов, 12 000 минометов, 10 000 000 снарядов и мин» [446].
А откуда электроэнергия?
Вот еще одна цитата из официального источника: «После того как замкнулось кольцо блокады, город оказался отрезанным ото всех загородных электростанций. Были разрушены многие подстанции и линии электропередачи. В самом Ленинграде работало только пять тепловых электростанций. Однако и на них из-за недостатка топлива резко сократилась выработка энергии, которой хватало только на госпитали, хлебозаводы и правительственные здания, имевшие отношение к фронту.
Прервалась передача электроэнергии с Волховской ГЭС, основное оборудование которой в октябре 1941 года было вывезено на Урал и в Среднюю Азию. На станции осталось два вспомогательных гидроагрегата по 1000 кВт, работавшие для железнодорожного узла Волховстрой и воинских частей.
Многие энергетики ушли на фронт. Самым тяжелым днем стало 25 января 1942 года. Во всей энергетической системе работала только одна станция, неся нагрузку всего в 3000 кВт…» [447]
Что такое производство боевой техники? Металлорежущие станки, сварка танковой брони, прокатные станы. Всё это ест много электричества! Где его брали?
Иные умники вещают:
— Станки вращали вручную!
Вот ты подойди к токарному станку и поверти его руками — с нужной скоростью, чтоб резец начал стружку снимать! А я погляжу…
Мало того! В городе работал электротранспорт! 3 января 1942-го трамваи и троллейбусы встали, но 8 марта трамваи снова пошли. Сперва грузовые, а 15 апреля и пассажирские. [448]
