и Эквадором и Западной Мексикой, с другой, во второй половине I тыс. н. э. несомненно имели место.
Если даже контакты между Мексикой и Перу и не определили сходство в темпах и направлении развития местных цивилизаций, заметное с конца II тыс. до н. э., то они, безусловно, способствовали обмену информацией между ними. Проникновение в Мексику андской металлургии ― наиболее яркий пример. Но, если обратиться к более ранним периодам, ситуация оказывается совершенно иной и ни о каком параллелизме в развитии больше речи нет. Как уже было сказано, первая мексиканская цивилизация, культура ольмеков, возникала около 1200 г. до н. э. Это приблизительно то же время, к которому относится установление контактов по морю между Мексикой и Эквадором. Вплоть до 1970-х гг. самые ранние монументальные храмы Перу, свидетельствовавшие о возникновении сложных обществ, также датировали концом II тыс. до н. э., если не началом I тыс. до н. э. Однако, по мере того как археологи обследовали расположенные на побережье к северу от Лимы наиболее крупные памятники, датировки начали удревняться. В 1980-х гг. стало ясно, что уже в первой половине II тыс. до н. э. на побережье Перу не просто существовала монументальная архитектура, но возводились платформы гигантских размеров, украшенные рельефными и расписными фризами. По объему кладки эти сооружения во много раз превосходят не только перуанские храмы I тыс. до н. э., но и крупнейшие искусственные сооружения Месопотамии III тыс. до н. э., включая зиккурат в Уре. Можно понять некоторых археологов, которые стали доказывать, что древнейшие в Америке государства возникли не во второй половине I тыс. до н. э. в Мексике, а в первой половине II тыс. до н. э. на севере перуанского побережья.
Открытия продолжались. В конце 1990-х гг. появились сообщения о сооруженных из камня храмах и расположенных вокруг них поселениях, относящихся к середине III тыс. до н. э. Особенную известность получило исследованное перуанскими археологами поселение Караль, расположенное в 30 км от моря в долине Супе и существовавшее во второй половине III тыс. до н. э. О нем даже пишут как о «первом городе Нового Света». «Город» ― это дань сенсации, но каменные постройки Караля, судя по размещенным в Интернете фотографиям, безусловно могут претендовать на звание монументальной архитектуры без всякой натяжки. В этом же районе побережья открыты и другие не менее крупные и столь же древние поселения.
Но и это не все. Начало традиции, ознаменованной появлением оседлых поселений и сперва небольших, а затем все более значительных общественных сооружений, восходит на севере побережья Перу к середине IV тыс. до н. э. В частности, на поселении Сечин Бахо в низовьях Касмы, где расположены многие выдающиеся монументальные комплексы II тыс. до н. э., недавно была прослежена эволюция местной архитектуры на протяжении двух тыс. лет, с середины IV до середины II тыс. до н. э. Самое раннее исследованное сооружение представляет собой прямоугольную платформу, рядом с которой находилась круглая площадь. Поверхность площади была углублена ниже окружающей местности. Сочетание подобных архитектурных элементов ― прямоугольной платформы и углубленной круглой в плане площади ― является одной из характернейших черт североперуанской архитектуры вплоть до середины I тыс. до н. э.
Чтобы оценить всю сенсационность подобных находок, следует помнить, что еще в 1970-х гг. культуру побережья Перу III ― начала II тыс. до н. э. характеризовали как «раннеземледельческую», сопоставимую не столько даже с докерамическим неолитом Леванта, сколько с поселениями Турции, Ирана и Туркменистана VII-VI тыс. до н. э. О IV тыс. до н. э. нечего и говорить — «мезолит»! Подобное мнение было вполне оправданно, если иметь в виду те ранние памятники Перу, которые были известны в 1960—1970-х гг. Никому в то время и в голову не могло прийти, что одновременно с деревушками земледельцев и рыбаков существовали украшенные изображениями божеств монументальные храмовые платформы.
Были выдвинуты две гипотезы, объясняющие причины поразительно раннего возникновения в древнем Перу основ цивилизации. Сторонники традиционной точки зрения полагали, что начало строительства монументальных платформ однозначно свидетельствует о распространении земледелия. Да и чем еще могли заниматься тысячи людей, живших в засушливой, но пригодной для искусственного орошения местности в двух-трех десятках километров от моря? Другие археологи доказывали, что во II и тем более в III или IV тыс. до н. э. земледелие в Перу еще оставалось примитивным и что основу питания жителей побережья составляли рыба и морепродукты. Многие монументальные центры того времени располагались вовсе не в речных долинах, а близ океана на большом удалении от сколько-нибудь значительных источников пресной воды. Заниматься земледелием их обитатели были не в состоянии.
Исследование Караля и других крупных поселений III тыс. до н. э. показало, что древняя история Центральных Анд не вписывается в рамки традиционной схемы: охотники-собиратели ― ранние земледельцы ― создатели цивилизации. В конце IV тыс. до н. э. на побережье Перу возникла система, которой трудно найти определенное место на лестнице социально-хозяйственной эволюции и для которой нет аналогий в Передней Азии. Есть ли параллели в Китае, наверняка судить сложно, поскольку многие древние культуры здесь все еще слабо изучены, но сообщений о неолитических монументальных постройках из Восточной Азии не поступало.
Что касается Центральных Анд, то появление именно здесь подобной системы вполне логично, никакой мистики в этом нет. В мире существуют только три морские акватории, по-настоящему богатые рыбой, ― побережье Перу, побережье Намибии в Африке и Ньюфаундлендская банка. Уникальность Перу состоит в том, что здесь, в отличие от Африки и Канады, рыбные запасы оказались рядом с такими районами, в которых природные условия способствовали к тому же развитию производящего хозяйства ― орошаемого земледелия и скотоводства.
Рыбы, особенно анчоусов, у берегов Перу так много, что одно лишь рыболовство могло легко обеспечить белками и калориями десятки тысяч людей. Чтобы реализовать эту возможность, нужны были только лодки и сети. Лодки делали из связок тростника, сети плели из хлопка, поплавками служили плоды тыквы-горлянки. Горлянка, как говорилось, стала доступна как минимум в раннем голоцене, тростник тоже был всегда в изобилии. Хлопок имелся в дикорастущем состоянии в Эквадоре и в сопредельных районах Перу и мог использоваться еще до его окультуривания. Почему же тогда быстрый рост культурной сложности начался лишь во второй половине IV тыс. до н. э., а не раньше? Причина, видимо, в том, что как раз в это время в благоприятном направлении изменился климат региона. Рыбные богатства у перуанского побережья наиболее велики в районах между Лимой и Трухильо. Однако
