На следующий день Тотила вновь со всем войском решил сделать нападение на стены Рима, римляне же защищались так же, как было указано раньше. Оказавшись победителями в этом столкновении, они осмелились выйти против врагов за стены. Варвары стали уступать; некоторые из римлян в пылу преследования оказались далеко от стен. Варвары собирались окружить их, чтобы не дать им возможности вернуться в город. Но Велизарий – он уже заметил, что делается, – послав большой отряд из числа окружавших его, смог спасти этих людей. Так отбитые и на этот раз от стен Рима, варвары удалились, потеряв многих храбрейших убитыми, а многих уведя к себе в лагерь ранеными. Там они оставались несколько дней спокойно, залечивая свои раны, приводя в порядок оружие (у них уже много было попорчено) и заготовляя другое. Через много дней они опять двинулись, собираясь штурмовать стены, Римляне вышли им навстречу и вступили в рукопашный бой. Знаменосец Тотилы, получив смертельную рану, упал с коня и уронил знамя. Те римляне, которые сражались в первых рядах, бросились, чтобы унести знамя и труп знаменосца. Но наиболее храбрые из варваров успели схватить знамя и, отрубив у убитого левую руку, унесли с собой – Дело в том, что убитый носил на этой руке очень ценный золотой браслет, варвары совсем не хотели, чтобы их враги хвалились им; конечно, для варваров было бы позором такое дело. Таким образом, войско варваров беспорядочно стало отступать, римляне же сняли доспехи с тела знаменосца и, преследуя усиленно врагов, многих убили, сами же возвратились в город, не понеся ни малейшего урона.
Наиболее влиятельные из готов, придя к Тотиле, поносили его и резко упрекали его за непредусмотрительность и за то, что взяв Рим, он не разрушил его до основания так, чтобы [281] врагам нельзя было уже никогда его захватить. Они обвиняли его в том, что он не удержал Рим в своей власти, и сделанное ими с большим трудом и потерей времени погублено им ни за что. Ведь людям уже так свойственно свои суждения ставить в зависимость от результатов поступков и дел, и мысли свои пускать но течению счастья, с изменением его делая внезапные перемены и в своих оценках. Поэтому-то готы, пока счастье покровительствовало предприятиям Тотилы, благоговели перед ним как перед богом, называя его непобедимым и неодолимым, когда он приказывал частично разрушать стены взятых городов; когда же его постигла неудача, как сейчас сказано, они не считали недостойным для себя поносить его, забыв то, что недавно еще говорили о нем, и без всякого колебания говоря противоположное. Но при всех подобных обстоятельствах невозможно, чтобы всегда были в них виновны люди, так как в силу своей природы им свойственно ошибаться и грешить. Сняв осаду, Тотила и варвары отправились к городу Тибуру, разрушив почти все мосты на Тибре, чтобы римляне не могли легко на них нападать. Один только мост, называвшийся Мульвийским, они никак не могли разрушить, так как он был очень близко от города. Они решили из всех сил стараться восстановить укрепление Тибура, так как прежде они его разрушили. Сложив сюда все свои богатства, они держались спокойно. Теперь Велизарий с гораздо большей безопасностью мог приделать со всех сторон ворота к укреплению Рима и, сделав на них железные запоры, вновь послал от них ключи императору. Между тем кончилась зима, а с ней кончился и двенадцатый год войны (546-547), которую описал Прокопий.
25. Намного раньше Тотила послал войско против Перузии, с тем чтобы готы, став лагерем вокруг укреплений города, бдительно и со всей тщательностью осаждали находящихся там римлян. Так как стало заметно, что у осажденных уже не хватает продовольствия, то отправленные туда люди стали просить Тотилу явиться к ним со всем войском, думая что [282] таким образом им будет легче и безопаснее взять Перузию и находящихся там римлян. Видя, что варвары не очень охотно выполняют приказания, Тотила пожелал произнести перед ними речь с увещеванием. Поэтому, созвав их всех, он сказал следующее: «Видя что вы, мои сотоварищи по оружию, неправильно сердитесь на меня, негодуя на случившийся несчастный поворот судьбы, я решил теперь созвать вас, чтобы, заставив вас отказаться от совершенно неправильного мнения, я мог дать вашим мыслям лучшее направление, чтобы вы поняли, что вам не следует совершенно неподобающим для вас образом быть мною недовольными и по глупости выражать свое недовольство богом. Что человеческие дела иногда терпят неудачу, это вполне естественно; но всякий, кто будучи человеком, проявляет по отношению к выпадающим на его долю несчастьям нетерпение, сам, без сомнения, прослывет глупцом, но не устранит этим ничего, что должно совершиться из назначенного ему судьбой. Я хочу вам напомнить некоторые из предшествующих событий не столько для того, чтобы оправдаться в том, что случилось теперь, сколько для того, чтобы показать, что вину за это справедливее возложить на вас самих. (По Наurу; по другому чтению: „на других“) В самом начале этой войны, еще только приступая к ней, Витигис разрушил стены Фана и Пизавра – двух приморских городов, Рим же и все другие города Италии он пощадил, не причинив им никакого вреда. От Фана и Пизавра ничего плохого готам не произошло, от стен же Рима и других укреплений, как вы сами знаете, для готов и Витигиса произошли все тогдашние их несчастья. И я лично, когда принял данную вами мне власть, решил следовать в своих поступках тому, что казалось мне лучшим, а не подражать тому, что причинило нам позор (Критически сомнительное место; другие разночтения дают перевод: „которые легко выполнимы“; „чем в зависимости от возможного“ и т.д.) и действовать во вред нашему делу. Ведь по своей природе люди, по-видимому, ничем сильно не отличаются друг от друга, но опыт, став учителем, делает [283] научившегося более сильным во всем, чем те, кто не соприкоснулся с этим учением. Поэтому, когда мы взяли Беневент и разрушили его стены, то тотчас же мы овладели и другими городами, стены которых мы точно так же разрушили, чтобы неприятельское войско, двигаясь от какого-либо укрепленного пункта, не могло всякими хитростями затягивать войну, но было бы принуждено тотчас же, выйдя на равнину, вступить с нами в открытый бой. Но они убегали от нас, я же приказывал разрушать стены взятых городов. И вы, удивляясь предусмотрительности, охотно склонялись к этой мысли, считая, что и естественно, это дело своим делом. Ведь тот, кто воздал хвалу сделавшему, тем самым становится соучастником этого дела. Теперь же вы сами на себя стали непохожи, милейшие готы, когда случилось, что Велизарий одержал победу сверх всякого вероятия, решившись на поступок, превышающий своей безумной дерзостью все, что он когда-либо решался сделать, и поэтому вы пришли в остолбенение, пораженные этим и считая храбростью поступки этого человека. Конечно, тех, кто проявляет безумную дерзость, скорее называют благородно храбрым, чем проявляющих предусмотрительную осторожность – разумно медлительными. Дерзнувший совершить выходящее вон из обычных понятий деяние почтен славой кажущейся энергии; а тот, кто при опасности предусмотрительно медлит, если он потерпит неудачу, то на него возлагается вина за случившееся, а если он сделает согласно своему плану, то неискушенным в таких делах кажется, что он ничего не сделал. И кроме того, сердясь на меня, вы не отдаете себе отчета в том, из-за чего вы стали негодовать на меня. Или вы думаете, что Велизарий так уж прославился благодаря своему успеху над вами, которые, быв его военнопленными и беглыми рабами, под моим лишь водительством сами подняли против него оружие и смогли на войне не раз нанести ему поражение? А ведь если вам удалось все это совершить благодаря моей доблести, то вам бы следовало молчать, стыдясь говорить о последней неудаче, на человеческих несчастьях [284] научившись понимать, что в жизни ничего не остается неизменным. Если же некая счастливая судьба позволила вам на поле брани обрести эту силу, то для вас будет полезнее с почтением относиться к ней, чем отзываться с неуважением и резкостью, чтобы, лишившись ее милостей, вам не пришлось переучиваться и в другой раз более почтительно к ней относиться Разве не кажется несовместимым с каким бы то ни было благоразумием, получив не так давно много великих благодеяний, а сейчас, потерпев столь незначительную неудачу, стать рабами своего нетерпения и сомнения. Ведь это не что иное, как отрицать и не признавать себя за людей. Ведь никогда не терпеть неудач свойственно одному только богу. Поэтому я полагаю, что вам следует, откинув такие мысли, со всем рвением идти против врагов в Перузии. Если вы сможете их захватить, вновь вернется к вам счастье в ваших предприятиях. Ведь то, что уже произошло, сама вечность не может сделать чтобы оно не было сделанным; но если для потерпевших неудачу вновь появляется возможность счастливого выполнения дела, то сглаживается память о понесенных несчастьях. Завоевание же Перузии для вас не представит никаких трудностей. Киприан, который был начальником находящихся там римлян, волей судьбы и благодаря вашей предусмотрительности устранен, и уже не существует; вся их толпа, безначальная и нуждающаяся в самом необходимом, менее всего может проявить доблесть. И с тыла нам никто не может причинить вреда: ведь из-за этого я решил уничтожить все мосты, чтобы нам не потерпеть поражения от неожиданного нападения. Велизарий и Иоанн относятся друг к другу с подозрением и недоброжелательством, что можно видеть из всего, что произошло. Их мысли, друг другу враждебные, уличаются их же собственными действиями. Ведь до этого времени они не могли объединить свои силы. У каждого висит на шее и поднимает его на дыбы друг против друга взаимное, недоверие. Раз оно закралось в их души, то необходимо будут жить там и зависть и вражда. А раз между ними установились такие отношения, то [285] им невозможно что-либо сделать, что по ходу дел они сделать должны бы». Сказав это, Тотила повел войско к Перузии. Прибыв туда, они стали лагерем около самых укреплений, окружили их и приступили к осаде.
