Тогдашний император Иоанн Палеолог (между прочим, женатый на русской княжне, сестре Василия Темного) очень хорошо понимал, что единственной защитой для обреченной страны может стать Западная Европа, издавна противостоявшая мусульманской экспансии. Духовным вождем Западной Европы был римский папа, только он мог бы мобилизовать силы католического мира против османов.
От безысходности базилевс пошел на крайнюю меру: предложил понтифику объединение Западной и Восточной ветвей христианства, причем предполагалось, что православие признает верховенство папы.
Карамзин пишет: «Старец умный и честолюбивый, Евгений IV, сидел тогда на Апостольском престоле: он именем Св. Петра обещал Императору Иоанну воздвигнуть всю Европу на Турков, если Греки мирно, беспристрастно рассмотрев догматы обеих Церквей, согласятся во мнениях с Латинскою, чтобы навеки успокоить совесть Христиан и быть единым стадом под началом единого Пастыря».
Началась подготовка к объединительному съезду католических и православных архиереев, который должен был покончить с уже почти четырехвековым расколом.
В те времена всё происходило очень неспешно, особенно если речь шла об обсуждении церковных догматов. Представительный собор, открывший свои заседания в Ферраре и Флоренции, а затем переместившийся в Рим, продолжался с 1438 по 1443 год.
Еще раньше начались сложные дипломатические маневры и интриги, не прекращавшиеся в протяжение всего этого пятилетия.
Мнения московской церкви касательно предстоящего слияния патриархия не запрашивала, однако русские иерархи тоже должны были отправить своих представителей на эпохальный синклит.
Для того чтобы всё прошло гладко, Константинополю требовалось поставить в русские митрополиты надежного человека, сторонника будущей унии. Место как раз было свободно – престол пустовал.
В 1437 году в Москву приехал грек Исидор, которого безропотно приняли. Когда новый митрополит рассказал о грядущем соборе, русские епископы заволновались – они привыкли относиться к любым затеям Рима с подозрением. Но Исидор пообещал отстаивать интересы православия, и его отпустили в Феррару во главе целой миссии.
В Италии произошло то, что должно было произойти. После долгих схоластических дискуссий греческое духовенство пошло на компромиссы в вопросах догматических и, что главное, признало верховенство Святейшего престола. Христианская церковь воссоединилась, о чем Европу известила папская булла от 6 июля 1439 года.
Ученые споры продолжались еще долго, но политическая задача была выполнена, и митрополит Исидор, получивший кардинальскую шапку, отправился на Русь – присоединять ее к католическому миру. По дороге он задержался в Киеве, то есть в литовских владениях, где легко заручился поддержкой властей. Потом поехал в Москву, и здесь начались проблемы.
В 1441 году Исидор провозгласил на богослужении в Успенском соборе Кремля славословие его святейшеству папе, а потом известил собравшихся, первых лиц государства, о церковной унии.
Москве политические трудности византийского императора были безразличны, а признавать церковную власть римского понтифика, к которому на Руси привыкли относиться враждебно, никто не желал. Заволновались архиереи, заволновались миряне. Съезд русских епископов потребовал, чтобы митрополит отказался подчиняться решению Феррарско-Флорентийского собора.
Исидор упорствовал. Тогда его заключили в монастырь, откуда он бежал и после долгих мытарств вернулся в Италию.
Несколько лет Русь прожила без главы церкви. Духовенство всё надеялось, что Константинополь образумится и вернется к «отеческому преданию». Когда стало ясно, что ждать нечего, епископы сами избрали митрополита. Им стал рязанский архиерей Иона, впоследствии канонизированный русской церковью. Это произошло в 1448 году.
Поначалу говорилось, что это мера вынужденная и временная – лишь до тех пор, пока патриарх не восстановит независимость православия. Но возврата к прежнему уже не будет. Московская церковь стала самостоятельной и отныне никого кроме московских же государей не слушалась.
Эта метаморфоза имела не только и не столько религиозное, сколько политическое значение. В существенной степени она определила историческую судьбу русского, а позднее российского государства.
В скором времени оглядываться на Царьград-Константинополь стало и не нужно, потому что звезда великого города померкла. Вернее, над ним отныне воссиял полумесяц.
Капитуляция перед Римом не спасла Византию, а лишь на короткое время отсрочила ее окончательную гибель. Великая империя и великий город так много значили в нашей истории, что было бы невежливо не рассказать о последних днях существования «Второго Рима», наследницей которого скоро объявит себя Москва.
Московский собор 1448 года. Лицевой летописный свод
Гибель Византии
Папа римский выполнил обещание, данное императору, и созвал крестовый поход. Правда, в войне приняли участие главным образом центральноевропейские страны, которых тревожило расширение османской державы. Англия и Франция были поглощены своей нескончаемой, уже столетней распрей.
В 1444 году довольно большое польско-венгерско-валашское войско, к которому присоединилось некоторое количество немецких и чешских рыцарей, двинулось на восток и недалеко от Варны встретилось с турками.
Азиатская армия превосходила европейскую дисциплинированностью и боевыми качествами. Разгром был ужасающим. В сражении полегла почти вся христианская рать. Погиб и двадцатилетний король Польши и Венгрии Владислав III, чью отрубленную голову султан потом долго держал в сосуде с медом.
Эта катастрофа предрешила участь Византии. Ждать помощи больше было неоткуда.
От страны осталась одна столица с окрестностями. По сравнению с временами наибольшего расцвета ее население сократилось раз в десять, дворцы полуразвалились, а стены, по-прежнему неприступные, было некому защищать – у императора осталось мало воинов.
Кроме того, в Константинополе царила смута. Люди отказывались посещать католические службы, духовенство в открытую бунтовало (в 1451 году униатскому патриарху даже пришлось бежать в Рим), а турки всё сжимали кольцо. Они не торопились.
Только весной 1453 года юный султан Мехмед II приступил к осаде. У него было стотысячное войско, мощная артиллерия, флот. Город был полностью блокирован. У последнего базилевса Константина IX Палеолога было меньше десяти тысяч воинов, однако капитулировать он отказался и погиб с мечом в руке.
Константинополь прекратил свое существование. Его место занял Стамбул, центр новой азиатской империи.
Въезд Мехмеда II в Константинополь. Ж.-Ж. Бенжамен-Констан
Хотя Византия находилась далеко от московских владений и давно уже перестала играть сколько-нибудь важную роль в русской жизни (в последние годы даже и церковной), крах империи оказал судьбоносное влияние на ход нашей истории.
Это событие по времени совпало с возрождением русской государственности, когда у московских великих князей росло ощущение своей значимости и своего величия. К этому прибавлялись воспоминания о былой близости к Византии, порождавшие новую государственную мифологию. Кроме того, русская церковь стала воспринимать себя как хранительницу православной веры, а русский государь начал считать себя гарантом и оберегателем этого священного огня.
Так, юридически еще оставаясь вассалом Орды, психологически Москва начинала готовиться к тому, чтобы взять на себя роль преемницы Константинополя. Но эта тема относится уже к другому периоду русской истории, и на ней я рассчитываю подробно остановиться в следующем томе.
Русское общество в конце ордынского периода
Долго просуществовав в составе азиатской державы, когда для выживания пришлось обзавестись новыми качествами – гибкостью, приспособляемостью, способностью к мимикрии, – славянско-варяжско-византийская Русь очень сильно изменилась.
С середины тринадцатого до второй половины пятнадцатого века страны с таким названием на условной географической карте не было. Но вот страна возродилась, и обнаружилось, что, оторвавшись от Азии, обратно в Европу она возвращаться не хочет и не может.
Выпадение из общеевропейского вектора государственной и социальной эволюции сказывалось на самых разных уровнях. Московия, как скоро станут называть новую Русь иностранцы, будто повисла между Западом и Востоком, вобрав в себя родовые черты обеих цивилизаций. Ничего уникального в такой исторической судьбе, впрочем, нет. В сходном положении оказались Болгария, Валахия, Сербия и Греция, поглощенные османской волной, – им будет суждено сделаться частью азиатского мира на еще более долгий срок, а бывшая столица Византии навсегда потеряет свой римско-греческий облик и превратится в символ Востока.
