Обвинительный приговор Оппенгеймеру имел и более широкое значение, так как по замыслу его обвинителей и по своим практическим последствиям был направлен против всех американских ученых. Он должен был явиться предостережением для них против контактов с людьми неблагонадежными в политическом отношении, против независимости в мышлении и высказывании своих мнений. Именно так рассматривали американские ученые, а в особенности ученые-атомники, процесс против Оппенгеймера, и так они поняли обвинительный приговор, который вызвал в их среде возмущение и протесты .
Процесс вернул Оппенгеймеру многих ученых. Как и другие представители американской интеллигенции, они отчетливо увидели, как опасен для науки, демократии и прогресса маккартизм. Федерация американских ученых заявила протест правительству США, а административный совет Института перспективных исследований в Принстоне единогласно утвердил Оппенгеймера в должности директора института.
Никто не скажет о Теллере, что он плохой физик. Именно он возглавил работы по водородной бомбе. Но как приобрел Теллер в США славу "отца водородной бомбы"?
Он занялся этой проблемой, когда другие физики он нее отказались. Они отказались по моральным соображениям. Они поставили моральные соображения выше интересов науки и выше своих житейских интересов. Конечно, в лаборатории Лос-Аламоса Теллер был, не одинок. С ним сотрудничали Дж. Миллер, Л. Нордхейм, С. Улам, Дж. Нейман, Ф. Хоффман. Но титул "отца водородной бомбы" печать США безоговорочно присвоила Э. Теллеру. Именно Теллер питал своими идеями коллектив сотрудников лаборатории, а они превращали расчеты Теллера в невиданное еще на земле оружие массового уничтожения.
Что заставило Теллера так поступить? Тщеславие? Да, он был тщеславен" Еще в Лос-Аламосе, работая с Оппенгеймером, он завидовал ему. Завидовал потому, что тот был руководителем работ. У Оппенгеймера было больше свободы и прав. И больше славы.
Между тем Теллер считал Оппенгеймера не таким уж большим ученым. На процессе он отметил блестящий ум Оппенгеймера, его талант, но тут же добавил, что у того нет своих открытий. Себя Теллер считал истинным ученым, достойным всемирной славы. И он получил ее после падения Оппенгеймера, дав водородную бомбу. Он добивался правительственных постов, выступал на телевидении, печатался в журналах, подвизался в роли научного советника государственного секретаря, а часто и самого президента.
На процессе Теллер говорил, что чувства Оппенгеймера после взрыва в Хиросиме были чувствами, достойными героев Шекспира:
- Мы все были потрясены, когда узнали, что профессор Оппенгеймер во время визита к президенту Трумэну плакал и проклинал свои руки и свой мозг, которые якобы были причиной смерти сотен тысяч людей. Я понимаю эти чувства, они могли бы дать современному Шекспиру сюжет для трагедии нашего века.
Теллер не иронизировал, он просто не был способен на такие оценки. Рассказывают, например, что во время первой ослепительной вспышки в Аламогордо Дж. Кистяковскии с радостным возгласом заключил в объятия Оппенгеймера. Ощущение стыда пришло как результат раздумий. "Применение атомного оружия на практике, - красноречиво заметил Оппенгеймер, - было продемонстрировано в Хиросиме. Это - оружие агрессии, внезапного нападения и ужаса. Если бомбы когда-либо будут использованы вновь, то вполне возможно, что они будут сброшены тысячами или десятками тысяч... Но это оружие - для агрессоров, и элементы внезапности и ужаса ему так же необходимы, как расщепляющиеся ядра".
"Спрос" на науку вызвал и новое отношение к ней. До войны физики мирно трудились в университетах, и никто не считал физику исключительной наукой. Но вот на политической арене появился Гитлер. Вошли в обиход выражения: "арийская физика", "неарийская физика". Ученые уже не могли исключить себя из государственного механизма. Они должны были или подчиниться и подчинять этому механизму науку, или прекратить работу. Дело завершила война и то, что пришло после нее. Трумэн писал по поводу взрыва бомбы в Хиросиме: "В самой крупной в истории азартной научной игре мы поставили на карту 2 млрд. долл. и выиграли". Физика включалась в политику, на успехи физиков реагировала биржа .
Ситуация, в которой оказался Оппенгеймер, была тяжелой. Никогда еще наука не имела такого успеха, никогда она так не почиталась людьми, никогда она не давала еще таких выгод ее служителям. Но Оппенгеймер не поддался искушению.
Он не сразу пришел к своему решению. Ему пришлось преодолеть многое, чтобы остаться ученым. И лишь Хиросима и Нагасаки разрешили его спор с совестью. Оппенгеймер считал, что моральное бремя нельзя с легкостью переложить на другого. В. Кемпфферт 7 октября 1945 г. опубликовал в газете "Нью-Йорк таймс" письмо "молодого физика из числа штатных сотрудников лаборатории в Лос-Аламосе" к его родным, в котором тот поведал, как Оппенгеймер "определенно заявил, что он не скажет ни слова для успокоения тех из нас, кто подумает, что мы сделали нечто ужасное, и что это должно оставаться проблемой, которую предстоит решить нашей собственной совести".
Теллер говорил на процессе, что зависть к нему, Теллеру, толкнула Оппенгеймера на возражение против создания водородной бомбы.
Но что бы ни сопутствовало его решению, выбор был сделан. Ученый должен был расстаться не только со славой, но и с наукой.
В капиталистическом обществе ученый не свободен от искусов, правил, цепей этого общества. Бесстрашие перед физическими истинами, как правило, не делает его бесстрашным перед капиталистической машиной.
М. Рузе в книге "Роберт Оппенгеймер и атомная бомба" пишет: "Магнитофонные записи полицейских допросов Оппенгеймера в военной полиции показывают, что научная осведомленность сама по себе не придает моральной твердости в любых условиях. Предположение, что ученые как обособленный коллектив когда-нибудь будут оказывать господствующее влияние на решение государственных вопросов, - химера, равно как несправедливо взваливать на их плечи сверхчеловеческую ответственность, наподобие той, которую первобытные люди возлагали на магов и колдунов. Профессиональная деятельность ученых, как и деятельность других трудящихся, органически входит в структуру общества и находится под руководством политической силы".
Физики Запада оказались разъединенными. На процессе Оппенгеймера на стороне обвинения выступил "свой" же физик Теллер, который прямо говорил о служении сиюминутной политической цели, об интересах момента, требующих "обогнать русских".
В свое время И. Кант, немецкий философ XVIII в., сформулировал так называемый категорический императив, или принцип морального поведения, который коротко сводится к тому, что люди должны поступать так, чтобы их поступки могли служить общим правилом для всех. С позиций этого императива поведение Теллера аморально.
После выступления на процессе Оппенгеймера Теллеру стали организовывать обструкции. Однажды, обедая в ресторане после одного научного заседания в Лос-Аламосе, он увидел двух коллег, подошел к их столику, протянул им руку... И тут ему пришлось испытать публичное унижение: оба отказались подать ему руку. Один из них с сарказмом поздравил его с "блестящими свидетельскими показаниями", особенно "с исключительно остроумной формулировкой ответа на вопрос о благонадежности Оппенгеймера". Теллер круто повернулся и с перекошенным от злости лицом зашагал к столику в дальнем углу.
"Для научной работы необходимо три условия: чувство, что ты на правильном пути, вера в то, что твоя работа не только высоко интеллектуальна, но и моральна, и ощущение солидарности с человечеством", так писал Сенг-Дьердь, лауреат Нобелевской премии 1937 г. После окончания войны у Лос-Аламосских ученых не оказалось этих условий, и физики стали покидать атомные центры и уходить в университеты. Они оставляли физику и становились ходатаями по делам человечества. Думали ли они в то время о науке? Они думала и о ней. Вне общества, вне людей физика не могла существовать. Ибо, соглашаясь убивать людей (как убивали их бомбы в Хиросиме и Нагасаки), ученые убивали и себя.
Когда через семь лет после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки американский делегат в ООН У. Остин, нападая на Жолио-Кюри за его деятельность в защиту мира, обвинил его в "проституировании науки", Жолио-Кюри ответил письмом, в котором содержались такие строки:
"Я считаю, что науку проституируют те, кто ознаменовал начало атомной эры уничтожением мирных жителей Хиросимы и Нагасаки.
Вы очень хорошо знаете, что американские ученые, заканчивая свои научные и технические изыскания, безуспешно просили ответственных политических деятелей Америки не использовать имевшиеся в то время две атомные бомбы. И тем не менее эти бомбы были сброшены.
Уничтожение Хиросимы, убийство сотен тысяч ее жителей оказались еще недостаточными, и спустя несколько дней потребовалось повторить все это в Нагасаки!"
