Теперь настало время для осады Кана. Согласно стратегическому плану Карла VII, к городу сошлись не менее четырех колонн войск. В самом же городе сосредоточились остатки главных сил англичан в Нормандии во главе с герцогом Сомерсетом (с ним были жена и дети). «Список городов...» оценивает численность французов в 100 тысяч человек, возможно, их было впятеро меньше. Осада велась по образцу, показанному Генрихом V. Кан окружили войска, они заняли два больших аббатства, и 5 июня Жан Буро начал массированную бомбардировку города. Но штурма не понадобилось. Выдержав три недели бомбардировок, англичане затем запросили условия сдачи. Последней каплей стало пушечное ядро, пробившее стену детской комнаты в доме герцога, когда там находилась герцогиня. Герцогу Сомерсету гарантировали свободный выезд в Англию, перспектива чего его не устроила. Вместо этого он перебрался в Кале.
Но на этом все еще не кончилось. Фалез, вотчина взятого в плен графа Шрусбери, теперь осадил Ксентрайль. Взамен освобождения графа были обговорены условия быстрой сдачи города. Так Джон Толбот снова стал свободным и обещал (как утверждается) больше не поднимать оружия против Карла VII.
Самым последним пал Шербур. Честь проведения заключительной осады была предоставлена коннетаблю и Клермону, которые действовали теперь в прочной связке. Им помогал Жан Буро, на этот раз превзошедший себя. Самым выгодным местом размещения артиллерии были пляжи, которые, однако, во время прилива заливала вода. Но Буро нашел выход. Перед каждым приливом он смазывал орудия жиром и укрывал их в шкуры (делая таким образом пушки «непромокаемыми» так же, как это делали, по собственному почину, почти через 500 лет). Орудия оставляли на пляже и ждали отлива, когда можно было возобновить бомбардировки. Английский гарнизон под командованием Томаса Гауэра, как бы сознавая историческую значимость момента, оказал противнику упорное сопротивление. Он вынудил французов напрячь все силы и понести тяжелые потери убитыми и ранеными, включая отважного моряка адмирала Кетиви. Однако исход осады был предрешен. 11 августа 1450 года английское правление в Северной Франции завершилось.
Через семь дней слуга Джона Пастона с тоской писал господину: «Говорят, что этим утром пал Шербур. Теперь у нас нет плацдарма в Нормандии»[124].
Постепенное и полное овладение Нормандией французами было, конечно, неизбежно. В перспективе пространство суши, окруженное морями и горами и равное по размеру и конфигурации современной Франции, должно было в процессе переплетения браками и связями стать единым политическим образованием. Англичане владели территорией во Франции небольшое время – около 30 лет, одну десятую периода их владения Гасконью. Тем не менее не было решающих политических оснований, по которым английское владычество завершилось столь внезапно именно в 1450 году. Верно, что Дева возбудила и развила чувство патриотизма и национализма французов. Однако сомнительно, что она пользовалась каким-либо влиянием в Нормандии. Все, что нормандцы знали о ней, приходило к ним от солдат английского гарнизона или церкви. Оба источника уверяли их, что Жанна была ведьмой – дьявольским отродьем, – и было бы удивительно, если бы нормандцы этому не верили. Хотя Англия и Нормандия не были добрыми соседями, соперничали на море, между двумя странами имелись исторические и кровные связи. Поскольку нормандцы имели более приемлемую власть и лучшее обеспечение личной безопасности, чем их соседи в континентальной Франции, их мало привлекала идея разорвать постоянную связь с англичанами за Ла-Маншем.
Поэтому напрашивается предположение, что внезапное завоевание Нормандии французами не связано с политическими, социальными или экономическими причинами. Фактически, весь ход событий можно объяснить чисто военными, но не какими-либо иными основаниями. Это можно выразить одним предложением: пока Англия была способна располагать на этой территории более боеспособной армией, чем ее противник, она могла сохранять свои позиции сколько угодно, но, когда соотношение сил изменилось в пользу противника, ее господство во Франции было обречено. Когда же мы захотим узнать, почему соотношение сил изменилось подобным образом, то сразу окажемся в сфере политики, экономики и социальной жизни – то есть среди факторов, исследование которых выходит за рамки тематики книги[125].
Остается констатировать с удовлетворением, которое я и не пытаюсь скрывать, что палата общин привлекла герцога Суффолка к суду, он был отправлен королем в изгнание, перехвачен несколькими кораблями (в их числе одним королевским), затем его обезглавили на планшире шлюпки, а обезглавленное тело выбросили на песок близ Дувра. Сэр Чарльз Оумэн трижды характеризует герцога как «изворотливого Суффолка». Если добавить к этому прилагательное «нечестный», то эпитафия герцогу будет законченной. А теперь постараемся забыть этого деятеля.
Численность войск в средневековой битве обычно самый спорный вопрос. Это неудивительно. Документальных свидетельств в этом отношении мало, а во многих случаях их нет вовсе. Часто оценки численности носят произвольный и тенденциозный характер. Возможности проверки достоверности документов весьма ограниченны. В результате историки делают взаимоисключающие оценки численности войск. Битва при Форминьи – не исключение, хотя степень различий оценок в данном случае не настолько велика, как в случаях с другими битвами.
Французские хронисты и официальные бюллетени утверждают, что англичане превосходили французов по численности. Видимо, эти оценки проистекают из патриотизма. Французский хронист дает понять, что абсурдно ничтожными потерями французы обязаны вмешательству Провидения. Новейшие французские исследователи принимают цифры авторов того времени без всяких колебаний. Последний, кто грешит этим, профессор Фердинанд Ло.
Не стоит останавливаться на его оценке численности англичан (почти четыре тысячи человек), поскольку я пришел к тому же выводу (хотя не по тем же причинам). Месье Ло, склонный преуменьшать численность войск, которые участвовали в средневековых битвах, принимает цифру официального бюллетеня, определяющую численность армии Клермона в три тысячи человек, хотя у него были все мотивы занизить численность французов. В то же время он отвергает заявление Жана Шартье (опять же не похожее на преувеличение) о том, что Ришмон, помимо своих ланцев, располагал 800 лучниками. (Наличие этих лучников подтверждает также Блондель.) Фердинанд Ло не допускает этого на том основании, что иметь при армии пеших лучников было бы «крайне опасно». Профессор мог так думать, но граф де Ришмон, видимо, не разделял его мнение. Но почему Шартье и Блондель так настойчиво указывают на факт присутствия пеших лучников, если их не было? Приводя такие доводы, месье Ло получает возможность доказывать, что французов было меньше чем англичан. Мои расчеты состоят в следующем. К официальной цифре численности армии Клермона в три тысячи человек нужно добавить еще несколько сот. Приводятся разные цифры численности ланцев Ришмона – 200, 220, 250 и 300 человек, чаще всего встречается последняя цифра. Принимая ее и считая, что ланц состоял из четырех вооруженных воинов, получаем минимальную цифру в 1200 человек плюс 800 лучников, а в целом две тысячи человек. Общая численность двух армий, таким образом, может легко определяться в цифру более пяти тысяч.
Могут возразить, что цифра четыре тысячи, определяющая численность англичан, слишком занижена, учитывая, что в официальном бюллетене число одних погибших приводится как 3774. На первый взгляд точность этой цифры впечатляет, но по зрелом размышлении она вызывает сомнения. Как известно, погибших англичан захоронили в 14 могильных ямах, которые заняли довольно обширную зону. Трупы раздевали и сбрасывали в эти могилы одновременно, поскольку целая армия, не занятая преследованием, использовалась для этих целей. Присутствовал ли тогда у каждой могилы клерк, подсчитывавший количество трупов? И не сбрасывали в эти могилы и трупы погибших французов? Тело раздетого француза выглядит так же, как и англичанина. Полагаю, что цифра 3774 была преднамеренно сфабрикована для пропагандистских целей, чтобы увеличить значение победы и придать ей мистический характер.
ПОРАЖЕНИЕ КЛЕРМОНА В ПЕРВОЙ ФАЗЕ СРАЖЕНИЯ
Официальный бюллетень упоминает о «стычке», а не настоящей атаке Клермона. Первое определение принято большинством новейших исследователей, включая сэра Чарльза Оумэна и сэра Джеймса Рамсея, двух единственных новейших английских историков, уделивших внимание битве. Вопреки официальному бюллетеню, адмирал Кетиви, один из ведущих командиров в армии Клермона, «проговорился» в письме, написанном всего лишь через четыре дня после битвы. После слов о поражении англичан он добавляет: «Но, говоря по правде, мне кажется, что месье коннетабля к нам привел Господь. Ведь если бы он не пришел вовремя и не действовал в присущей ему манере, то, между нами (вот так!), сомневаюсь в том, чтобы... мы вышли из битвы без непоправимых потерь, поскольку они превышали нас в численности в полтора раза».
