Современник Сайденхема Томас Уиллис, прекрасный врач, открывший и описавший сахарный диабет, также использовал настойку опиума для лечения самых разнообразных болезней: от расстройств сознания до подагры и желудочных колик. Однако он был не столь идеалистичен: признавая многие достоинства нового лекарства, он замечал, что ангельское лицо опиума необычайно соблазнительно, но если взглянуть на его обратную сторону то можно увидеть дьявола. «В этом всеисцеляющем лекарстве столько яда, что при частом или постоянном его использовании ни в коем случае нельзя чувствовать себя уверенно и безопасно».
Но и Сайденхем, и Уиллис были не просто врачами, а учеными, способствовавшими становлению медицины как науки. Любое лекарство они прописывали вдумчиво и протоколировали последствия его применения. Всего этого было нельзя сказать о многочисленных сельских лекарях и знахарях, применявших опийную настойку по любому поводу. Опиум прописывали женщинам для успокоения болей во время месячных; беременным для снятия токсикоза и кормящим женщинам для увеличения количества молока. Опиум назначали грудным детям, если они плохо спали, и более старшим — как средство, снимающее беспокойство и улучшающее пищеварение.
Английская писательница XVII века Афра Бен в подчеркнуто аффектированных строках выразила чрезмерное увлечение своего поколения опиумом: «Узри же этот маленький флакон, на который не смогла бы собрать деньги вся вселенная, будь он продан за свою истинную цену. Этот восхитительный, чудесный эликсир сделан из цветов мандрагоры, печени птицы Феникс и языков русалок, его возгоняли в перекрещивающихся солнечных лучах. Кроме способности излечивать все болезни тела и духа, этот эликсир обладает такой силой одушевления, что каким бы апатичным, холодным и трусливым ни было сердце человека, он становится энергичным и мужественным».
Считалось, что опий очищает разум, восстанавливает тело, давая организму полноценный отдых. Уставшие за день врачи приходили домой и капали и себе целебной настойки, не замечая, что постепенно становились наркоманами. Наркоманом был и известный врач, практиковавший в XVIII веке, — Джордж Янг. Он регулярно принимал опиум, чтобы избавиться от мучительного кашля, и был сторонником этого лекарства, не обращая внимания на побочные эффекты. В качестве положительного (!) примера использования лауданума он приводил одну свою пациентку: «…женщину, довольно слабую… с медленным, слабым пульсом, холодными конечностями и меланхолическим складом ума». По его словам, она «получила от опия больше пользы, чем я мог представить: он не только прекращал ее месячные, но и подавлял страхи и мрачные мысли. Друзья советовали этой женщине отказаться от наркотика, поскольку в дальнейшем она якобы не сможет без него жить, но она призналась мне по секрету, что, скорее, откажется от друзей».
По рекомендации Янга, пациентка продолжала принимать наркотик даже во время беременности (для снятия токсикоза) и постоянно носила его с собой на случай депрессии. Также поступали и другие знатные и обеспеченные женщины. Они носили на спине опиумный пластырь, снимавший боль, при малейшем волнении пили лауданум — и рожали больных и слабых младенцев.
Вплоть до конца XIX века большинство родителей без зазрения совести давали детям успокоительные средства — «Сироп матушки Бейли», «Настойку миссис Уинслоу», «Эликсир Макманна», «Профилактическое средство Аткинсона для младенцев» и «Ветрогонное средство Долби», — содержавшие опиаты.
Сохранилась опись лекарств, которые уложил в аптечку граф Бессборо, готовясь в 1793 году к путешествию в Неаполь; среди них была и опийная настойка с пометкой «для ребенка». Этому мальчику она не повредила: он вырос здоровым и умным и сделал прекрасную карьеру. А вот его сверстница, наследница громадного состояния маркиза Бошам умерла от передозировки опиума в возрасте двадцати двух лет. Знакомые находили, что последний год своей недолгой жизни бедняжка уже не владела собой.
Если такой была ситуация в высших классах, то что же говорить о бедняках? Опиумными настойками охотно пользовались няньки, которым сдавали своих младенцев работающие женщины. На попечении этих нянек часто было по нескольку детей, которых они пичкали подобными «стимуляторами» и «сиропами», не соблюдая дозировку, что часто приводило к смерти несчастных младенцев. Жуткая статистика тех лет красноречива: по наблюдению похоронных агентов, в промышленных городах до 64 процентов погребаемых составляли дети, не достигшие и пяти лет. Безусловно, не все они умерли от опиатов, но и наркотик внес свою страшную лепту.
Увлекались опиумом и взрослые, самостоятельные люди, интеллектуальная элита общества: знаменитый литератор Сэмюэль Джонсон лечил им кашель… Фридрих Второй Прусский не расставался с опиумом, причем всегда носил с собой смертельную дозу. Подобные медальоны в его время были в большой моде. Политик Уильям Уилберфорс, всю жизнь добивавшийся отмены рабства, умер всего лишь через три дня после того, как этот закон был наконец принят. И причиной его смерти стали наркотики: он принимал их в течение сорока лет, после того, как «вылечил» с их помощью какое-то пустяковое желудочное недомогание.
Наркоманом был и писатель Эдвард Бульвер-Литтон, автор увлекательных приключенческих романов; Льюис Кэрролл создал знаменитую «Алису», находясь под действием морфина; для успокоения желудочных болей принимал наркотики Вальтер Скотт, ими не брезговали Флобер и Дюма-отец… Известная писательница Жорж Санд описывала в 1873 году, как лечила в семье бронхит, давая родственникам небольшие дозы лауданума каждый вечер на протяжении недели и более. «Как это легко и быстро! Улучшение чувствуешь через два или три дня», — наивно восхищалась она.
Композитор Гектор Берлиоз пил опийную настойку сначала из-за болей в желудке, потом для того, чтобы побороть бессонницу Он называл наркотик «Богом забвения» и это же название дал кульминационной части своей оперы «Троянцы».
Французский писатель и библиотекарь Шарль Нодье, переживший в детстве ужасы французской революции, тоже принимал наркотики. Он считал себя недостаточно талантливым, сравнивая свои произведения с романами других мастеров, и принимал опиум в качестве творческого подспорья. В его юности был период, когда близкие считали его почти сумасшедшим от злоупотребления опиумом, однако впоследствии Нодье сумел перебороть себя. Ему повезло: он устроился работать в библиотеку Арсенала, получив доступ к редким книгам, и нашел свое признание в библиографии.
Отголоском прошлого губительного порока стало лишь то, что до конца жизни он увлекался разнообразными медикаментами, принимая и рекомендуя друзьям, то одно, то другое «всеизлечивающее средство».
Проспер Мериме пристрастился к наркотикам во время путешествий по Ближнему Востоку, там он начал курить гашиш: «Я очень печалюсь, когда отправляюсь в путешествие, а в этот раз — особенно. Погода стоит прекрасная, и я, чтоб взбодриться, покурил гашиш, но напрасно. Мне обещали, что я побываю в раю и увижу гурий и Старика с небес, однако ничего не почувствовал. Вы знаете, что гашиш — это экстракт одурманивающей травы. На Востоке с его помощью люди несколько часов подряд превращаются в счастливейших существ на свете. Но нам это средство не подходит».
«Подошла» Мериме опийная настойка — лауданум. Во время службы при дворе Наполеона III и императрицы Евгении он привык прибегать к ней в случае неприятностей или плохого настроения и сам признавался, что почти отравлен опиатами.
Томас де Куинси (1785–1859) родился в Манчестере в семье состоятельного торговца. Однако отец его умер очень рано, и забота о семье легла на плечи матери. Братья и сестры де Куинси не отличались хорошим здоровьем: им передался сведший в могилу отца туберкулез. Все они умерли один за другим, кроме Томаса. Несчастья озлобили его мать и сделали бедную женщину чрезмерно жесткой и требовательной, развили в ней склонность к мелочной опеке. С одной стороны, она старалась сделать все для своего единственного уцелевшего сына, а с другой стороны, не давала ему ни малейшей свободы. Томас получил хорошее образование, он великолепно знал греческий и поступил в один из колледжей Оксфорда. Интенсивные занятия и обычное для студента нерегулярное питание привели к развитию гастрита, который медики того времени лечили… опиумом. Начав принимать наркотик в восемнадцать лет, к тридцати годам де Куинси был уже законченным наркоманом, что в ту пору было совсем не редкостью.
«…трое уважаемых лондонских аптекарей (торгующих в весьма отдаленных друг от друга частях города), у которых мне приходилось еще недавно приобретать малые порции опиума, уверяли, что число охотников до него было в то время непомерно велико и что невозможность порой отличить тех людей, коим опиум был необходим в силу известной привычки, от приобретающих его с целью самоубийства доставляла опиофагам ежедневные неприятности и вызывала ненужные споры».
