Ознакомительная версия.
Наконец долгая безотрадная ночь закончилась, и, как я и ожидал, на рассвете сверху раздался крик: «Земля!» В ответ на этот крик капитан явно занервничал или стал трусить. Позвав дрожавшим голосом помощника, он приказал ему взять подзорную трубу, скорее взобраться на грот-бом-брам-рей и обозреть прибрежные воды. Если заметит что-либо напоминающее судно, то должен немедленно доложить об этом капитану. Затем он велел второму помощнику проследить, чтобы вся команда была на палубе и приготовилась к быстрым действиям. Как оказалось, мы были уже у берега, не менее, чем он, встревоженные, потому что предстоящие несколько часов должны были решить нашу судьбу.
Дул слабый ветерок, корабль двигался медленно, и лишь через два часа земля открылась настолько, чтобы можно было сказать определенно, как она выглядит. Участок побережья, к которому мы приближались, казался необитаемым. В двух-трех сотнях ярдов от берега располагалась густая роща. Когда мы подошли ближе, я заметил длинный низкий навес со стороны рощи, обращенной к морю. Все это время капитан нервно ходил взад-вперед, окликая каждые пять – десять минут помощника, чтобы справиться, видит ли он что-нибудь. Получив отрицательный ответ, он бормотал довольно громко: «Странно, он там должен быть».
После пребывания наверху около трех часов помощник вдруг закричал:
– Парус!
– Где? – спросил капитан.
– Прямо по курсу и рядом с берегом, сэр, – ответил помощник.
Теперь второй помощник получил приказ приготовить оба якоря к спуску на глубине двадцати фатомов каждый. Этим занялась вся команда, и вскоре дело было сделано.
– Можешь разобрать его оснастку, флаг или какой-нибудь сигнал? – крикнул капитан помощнику.
– Это шхуна, у нее что-то развевается на грот-мачте, но не могу разобрать, – ответил тот.
Теперь я взобрался наверх, на фор-марс, вглядываясь в берег. Заметил судно, о котором докладывал помощник. Оно стояло на якоре. Пока я был наверху, мимо прошел мой приятель с белым сигнальным флагом, переброшенным через плечо, и, когда он взялся за стень-ванты, я спросил, что он собирается делать.
– Привязать его к сигнальным фалам и встать рядом, чтобы поднять его вверх.
Сигнальные фалы были натянуты чуть раньше, а концы закреплены на салингах.
– Думаю, сигнал чисто-белый, сэр, с берега гребет лодка, – крикнул помощник.
– Хорошо, – ответил капитан, – подавай сигнал.
– Да, да, сэр, – сказал Фрэнк, и через мгновение белый сигнал развевался с верхушки мачты.
Земля открылась очень быстро, и теперь очень ясно: я увидел длинный, низкий навес. Он выглядел так, словно был сооружен из торчащих из земли столбов с использованием для крыши кустарника из соседней чащи. Такой навес, как я узнал позже, назывался загоном.
Когда лодка, о которой сообщил помощник, находилась примерно в четырех-пяти сотнях ярдов от берега, ее команда прекратила грести и стала ожидать нашего подхода. Капитан окликнул помощника и приказал ему спускаться вниз. После того как тот оказался на палубе, мы начали убирать верхние летучие паруса, готовясь стать на якорь.
Вскоре мы подошли к небольшой лодке, и наш друг, «торговец пальмовым маслом», поднялся на борт и снова запечатлел на нашем капитане эмоциональный поцелуй. Он был сильно возбужден, и я сделал вывод из его поведения, что он желает, чтобы мы немедленно остановились. Капитан, видимо, думал иначе, поскольку продолжал вести корабль дальше и не бросал якорь, пока мы не оказались в опасной близости от бурунов. Парусам позволялось висеть на бык-горденях, не натянутых даже наполовину, и даже бом-брам-стеньги не имели сезеней для уборки парусов. Удивительно, что корабль не протаскивал якорь по грунту при таком воздействии ветра на паруса. Судно круто сдало назад и туго натянуло якорную цепь, как струну арфы.
– Пусть все висит так, как есть, – крикнул капитан помощнику, – и пошли всю команду в трюм стелить полы. Не сторонись, помогай сам.
Мы спустились вниз и стали выполнять приказ. «Торговец пальмовым маслом» плясал на палубе, как безумец, и каждую минуту-две совал свою голову в люк трюма и подгонял нас: «Поспешите!» В этом, однако, не было необходимости, поскольку у нас было достаточно здравого смысла для понимания того, что якорь спущен в опасном месте, и мы работали с большим рвением. Вскоре пол уложили, правда, он был не очень гладким, но вполне пригодным для поставленной цели.
– Садитесь в лодки, ребята! Быстрее, парни! – последовал клич.
Мы разместились в лодках и отгребли от корабля. Отошли на небольшое расстояние, когда мимо нас прошла большая прибойная шлюпка, полная голых негров – мужчин, женщин и детей. В лодке находились туземцы-крумен, они правили веслами. Все разом тараторили на своем обезьяньем языке, и каждые несколько минут можно было наблюдать, как поднималось весло и обрушивалось на голову какого-нибудь неудачливого негра.
Когда они достигли корабля, я глянул вперед, чтобы определить, куда мы движемся. Обнаружил, что мы приблизились на пятьдесят – шестьдесят ярдов к берегу. Еще пять-шесть гребков вынесли бы нас на буруны, но последовала команда сушить весла. Глядя в сторону загона, я увидел длинную шеренгу туземцев, идущих гуськом к берегу, откуда была готова отойти прибойная шлюпка. Когда у лодки собралось некоторое количество негров, ее оттащили к месту отхода, команда гребцов стояла по пояс в воде, крепко ухватившись за фальшборт с обоих бортов, чтобы держать лодку носом к бурунам. Затем негров хватали по одному и без разбора толкали в лодку, пока полностью не загрузили ее. Гребцы прыгнули в лодку и взялись за весла.
Всю операцию следовало выполнить быстро, и для этого требовались опытные руки. Малейшее виляние отдало бы нос лодки во власть бурунов, тогда возникла бы опасность удара их в борт. В таком случае ничто не спасло бы лодку от мощной волны прибоя, а туземцев от падения за борт, и тогда, вероятно, более половины их погибло бы. Однако лодка, благополучно избежав прибоя, взяла курс к нашей лодке. Теперь помощник приказал нам принимать негров и везти их на корабль. Он предупредил, когда прибойная лодка к нам приблизилась, чтобы мы взяли весла в руки и стояли в готовности бить черных по головам, если они попытаются лезть в нашу лодку скопом.
Предупреждение оказалось своевременным, ибо едва прибойная лодка достигла нашего борта, как началось столпотворение. Мы делали все возможное, чтобы сдерживать негров, используя единственный аргумент, который они воспринимали, – сильные удары по голове. Тем не менее нас чуть не затопило, когда большое число туземцев навалилось на один из бортов лодки. Когда погрузка закончилась, мы взялись за весла и начали грести к нашему судну. Прибойная лодка вернулась к берегу за новым грузом. Мы продвигались медленно. Лодка была столь перегружена, что невозможно было сделать полный мах веслом, не задевая рукоятками спины или не ударяя ими в лица негров.
Когда мы наконец добрались до корабля, невольников стали гнать вверх по трапу, пока они не попадали в руки двух смуглых португальцев. Эти люди, прибывшие с берега на первой лодке, тащили негров на палубу. Таким грубым обращением беднягам нанесли много царапин и синяков.
В то же время нам приходилось постоянно следить за неграми, чтобы не дать им класть на внешний фальшборт руки, где они могли быть раскромсанными о борт корабля при каждом крене лодки.
После разгрузки мы отправились за новым грузом, который получали в той же манере, и благополучно доставляли на борт корабля. Таким способом мы совершили несколько ходок туда и обратно, пока на борт не был перемещен последний негр. Затем подняли на корабль и лодки. Пока мы занимались этим, большие прибойные лодки с берега, хотя и перегруженные туземцами, невообразимым способом проходили через буруны, не теряя ни одного человека.
На борту корабля царила неразбериха. Негров отправляли в трюм без малейшей заботы об их удобном размещении. Соответственно, они буквально сваливались один на другого. Качание корабля в сочетании со спертым воздухом и невыносимой жарой превращало трюм в ад. Естественно, почти все негры болели желудком. Женщин поместили в рубку рулевого управления. Корабль был оснащен тем, что матросы называют полуютом, то есть каютой, сооруженной на верхней палубе. Переднюю часть корабля отгородили переборкой, а отдельные каюты, насколько возможно, удалили, оставив почти чистую палубу до разделительной линии. Это мы называли третьим классом. Ветер свободно гулял по палубе, поэтому ее можно было назвать раем по сравнению с трюмом. Следовательно, женщины путешествовали с большим комфортом, чем мужчины.
Теперь, когда груз разместили на борту корабля, мы выбирали якорь и ставили паруса, находясь в данное время против ветра. Затем, убавив паруса для приведения судна к ветру и обрасопив реи для перемены контргалса, якорь подняли. Но корабль не слушался руля и стал дрейфовать кормой. Этого не следовало допускать, поскольку мы были слишком близко от берега, и капитан приказал бросить якорь – единственно возможное решение при данных обстоятельствах. Испанец, однако, был недоволен этим. Когда он услышал, как громыхает якорная цепь сквозь отверстие клюза, то забегал, как безумный, по юту, крича: «О нет, нет, капитан! Ингли! Ингли!» Затем, схватив конец каната, он стал непристойным образом обертывать им свою шею, давая понять, несомненно, что существует опасность зажима, если якорь будет опускаться. Теперь мы приняли конец троса в шесть футов, продетый через клюз, и, протянув его вперед, привязали к цепи ближе к воде, после чего тросом туго обтянули корму. Между тем второй помощник разъединил смычку цепи на тридцати фатомах и, выводя конец, встал рядом, чтобы позволить цепи свободно разматываться.
Ознакомительная версия.
