Великий князь Иван Васильевич был первым государем московским, кто провозгласил себя великим князем всея Руси, самодержавным повелителем могущественной державы…
Он был, несомненно, выдающимся деятелем на пороге нового для Руси времени. Благодаря его тонкой и дальновидной политике и победам русского воинства над врагами пределы великого княжества Московского и всея Руси расширились значительно. Удивленные народы Европы неожиданно для себя узнали, что на востоке поднялось государство могущественное, богатое, населенное трудолюбивым людом.
Благовещенский собор Московского Кремля. Конец XV века.
Кремлевские малые одноглавые соборы были внутри тесны и темны. Они никак не соответствовали возросшему значению тогдашнего государства Московского. Поговаривали при дворе Ивана Васильевича:
— Вон, в Киеве и в Новгороде каменные храмы Святой Софии многоглавы, высоки и просторны, и красы дивной. И в граде Владимире пятиглавый Успенский собор столь же велик и прекрасен. Надо и нам такой же поставить.
А в Москве уже давно ничего не строилось из камня. Своих мастеров каменных дел не было, позвали из Пскова. Там строятся храмы, там найдутся умельцы. Прибыли псковичи, да не самые лучшие, а те, у кого не нашлось достаточно опыта. Они разрушили старый собор, что был построен еще при Иване Калите, и на том же месте начали воздвигать новый, а как добрались до сводов, так он и развалился.
Решили позвать мастеров иноземных. Отправился в Италию посол — дьяк Семен Толбузин. Он подговорил знаменитого флорентийского зодчего Аристотеля Фиораванти.
В 1475 году зодчий прибыл. Он осмотрел развалины собора и сказал, что псковские мастера употребляли недостаточно выдержанную известь для скрепления камней, и взялся построить храм столь прочный, что будет стоять века.
Тогда Иван Васильевич предложил ему сперва поехать во Владимир, посмотреть тамошний древний собор, чтобы по его образцу возвести подобный храм в Московском Кремле.
Именитый зодчий приехал во Владимир и был удивлен несказанно, что «дикие московиты» без помощи иноземцев могли воздвигнуть столь великолепный и мощный храм. Он построил в Московском Кремле также пятиглавый и также названный Успенским собор, один из лучших памятников, но уже московского зодчества.
И высится с тех пор на кремлевском холме прекраснейший, величавый, могучий храм. Его каменные стены с узкими окнами внушительны, его пять золотых куполов горят на солнце, точно шлемы пяти богатырей. И те богатыри словно стерегут покой земли Русской…
ан Ахмад после отступления от Алексина начал готовиться к новому походу на Русь. Он привлек на свою сторону улус Астраханский, Орду Ногайскую, а также позвал царевичей из Средней Азии. Войска у него набралось достаточно, и он решил поставить Русь на колени. Нашелся предлог: давно миновали все сроки присылки из Москвы дани-выхода. Почему не присылают? Почему Москва молчит?
Ждал хан Ахмад выхода и не дождался. В 1476 году направил он своего посла в Москву с требованием, «зовя великаго князя ко царю во Орду» на переговоры. Было время, деды и прадеды коназа Ивана ездили с поклонами и с дарами. И он тоже должен приехать.
Иван III ответил вежливым отказом.
Тревожная молва пошла и по Руси, и по Орде, а купцы московские и купцы ордынские продолжали торговать, и те и другие получали немалые доходы.
Но хан Ахмад не посмотрел на выгоду от той торговли. Он направил в Москву другого посла. Привез тот посол «басму» — серебряную пластинку — символ ханской власти. Летописцы достаточно выразительно передали, что произошло дальше:
«Великии же князь приим басму его (хана) и плевав на ню, излома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима, и гордых послов всех изымати повеле, а единого отпусти жива».
По свидетельству венецианского посла, Иван Васильевич был высокого роста, худощавый, довольно красивый. Можно представить себе, как он, в великокняжеских парчовых одеждах, шапка Мономаха на голове, топтал в гневе ханскую басму. А все, кто стоял вокруг — бояре, стража, — или торжествовали, или в беспокойстве шептали:
— Что-то будет! Что-то будет!
В Москве понимали: хан Ахмад такого открытого оскорбления не простит. Причин для большой войны с Ордой за долгие годы накопилось достаточно, теперь нашелся повод обнажить оружие. Обе стороны начали деятельно готовиться: Орда — к нашествию, Москва — к защите. А время тогда на Руси было неспокойное, для Ахмада самое подходящее.
Новгород бурлил. Московских наместников то и дело оскорбляли и теснили. Чуть что — по колокольному звону собиралось вече. В первый свой поход на Новгород Иван Васильевич не решился затронуть новгородских вольностей. Во главе сторонников Литвы стояла Марфа-Посадница. Ее приспешники тайно вели переговоры с Литвой. До Новгорода доходили слухи, что хан Ахмад собирается на москвичей, готовит поход такими силами, какие некогда водил на Русь Бату-хан. Новгородских сторонников Литвы не смущало, что вера в Литве католическая. Архиепископ Феофил долгое время считался союзником Москвы, но и он начал склоняться на сторону ее противников, не слушал увещаний митрополита.
Еще в 1475 году Иван Васильевич ходил на Новгород второй раз, был там принят «с честию», получил много подарков. Но в Москве понимали, что Новгород — это словно тлеющие под домом угли. Два года спустя Иван Васильевич в третий раз прибыл в Новгород, опять получил дары и деньги, опять архиепископ Феофил и бояре заверяли его в покорности, а сами продолжали тайно сноситься с Литвой.
В Москве поняли: новгородский узел должен быть разрублен! В конце 1478 года Иван Васильевич с войском прибыл в Новгород в четвертый раз. Началась расправа. Сто главных заговорщиков казнили, сто семей отправили в ссылку, все имущество многих бояр было отобрано в казну, Марфу-Посадницу насильственно постригли в монахини, архиепископа Феофила увезли и заточили в московском Чудове монастыре, вечевой колокол — символ вольности новгородской — сняли, доставили в Москву и повесили на колокольне Московского Кремля.
В алтаре Софийского собора хранилась грамота, которую дал новгородцам Ярослав Мудрый, когда в 1019 году уезжал на великое княжение в Киев. В той грамоте он предоставлял Новгороду многие вольности. Теперь ту древнюю грамоту разорвали в клочья и сожгли.
Четыре месяца Иван Васильевич вершил в Новгороде суд и расправу. Он уничтожил все новгородские вольности. Как полагалось в других городах московских, вместо выборных посадского и тысяцкого он поставил своего наместника — судить, властвовать, собирать пошлины.
Как будто утихомирились новгородцы, и он вернулся в Москву, оставив в Новгороде целый полк.
Склонил свою гордую голову перед Москвой за много веков прославленный город, какой надменно именовал самого себя Господином Великим Новгородом.
Москва богатела. Теперь она могла набирать больше постоянных войск, содержать больше коней, лучше вооружаться. Сулицы — короткие копья — и сабли заменили прежние тяжелые мечи и длинные неповоротливые копья. И еще: у левого берега речки Неглинной поставили Пушечный двор, начали отливать чугунные пушки, ядра, свинцовые картечины, изготавливать «огненное зелье» — порох…
Но не мог Иван Васильевич всецело заняться внутренними делами.
Новая напасть подошла к Москве. Братья Ивана Васильевича — Андрей Большой углицкий и Борис волоцкий — из Волока-Ламского — уже давно были недовольны своими малыми уделами, какие им достались по отцову завещанию. Они видели, что старший брат их ни во что не ставит, новыми земельными примыслами с ними не делится. А умер их брат Юрий, так Иван все его уделы — Дмитров, Можайск, Медынь и Серпухов — себе потянул.
Не понимали Андрей и Борис, что их старший брат не о себе печется, что, приумножая владения Москвы, он поднимает могущество Руси под единой властью.
Оба брата встретились в Великих Луках. Не случайно был выбран город, порубежный с Литвой. Братья договорились действовать во всем заодно и завели тайные переговоры с королем Казимиром. Тот обещал поддержать. Иван Васильевич направил к ним посла. Посол их уговаривал смириться, но вернулся ни с чем. Братья «ни в чем не послушаша великаго князя», — отметил летописец. Их измена грозила вернуть Русь к прежним удельным порядкам. Нарастал открытый мятеж.
— Неужто опять заполыхает междоусобица, как при великом князе Василии Темном? — со страхом шептались в народе.
А тут ливонские рыцари напали на псковские земли, взяли Изборск, осадили Псков. Пришлось Москве посылать рать на помощь городу. Рыцари отступили поспешно. Однако на случай нового их нападения московская рать вынуждена была остаться во Пскове.
