добился, чтобы султан Борну произносил в молитве его имя. Несколько лет спустя, примерно в 1586 году, он потребовал от Исхака Аскии, правителя Судана, по миткалю золота за каждую партию соли, добытую в Тегаззе, якобы в целях создания военного фонда для армий ислама. Но это был лишь предлог, поскольку Марокко жило тогда в мире со всеми своими соседями; на самом деле аль-Мансуру нужны были деньги. Не исключено также, что он хотел создать халифат Запада, который, находясь под властью одного из потомков Пророка, мог бы впоследствии соперничать с Османским халифатом. Правитель Судана отказался выполнить требование аль-Мансура; тогда тот, решив сломить его сопротивление, созвал свой совет и изложил ему дело. Вопреки ожиданиям, он натолкнулся на энергичную оппозицию, так как его окружение считало поход несправедливым и опасным. Но султан в конце концов заставил противников замолчать, и дело было решено так, как он предложил.
Произошла ли тогда первая экспедиция? Странный и Довольно темный текст «Анонимной хроники Саадийскои династии» допускает такое предположение. Согласно этому источнику, после одного восстания аль-Мансур якобы послал в Судан контингент мятежных войск и уполномочил проводника покинуть их посреди пустыни. Всего лишь один человек якобы спасся каким-то чудом. Не является ли это официальной или официозной версией разгрома в результате плохо подготовленной экспедиции?
Как бы то ни было, в 1590 году ренегат из испанцев Худер принял командование над отрядом в 3 тысячи человек, в большинстве своем ренегатов, который должен был напасть на Судан со стороны пустыни. Выйдя в конце октября, отряд через 135 дней дошел до Нигера, потеряв в пути по меньшей мере половину состава. Огонь из мушкетов и паническое бегство стад, которые служили сонгайской армии своего рода заслоном, быстро сломили сопротивление 20 тысяч негров, вооруженных копьями, саблями и дубинами (12 марта 1591 года). Худеру не понравился город Гао, и он обосновался в Томбукту, который с тех пор стал столицей пашей. Он был склонен вернуться в Марракеш, получив от Аскии предложенные султану 100 тысяч золотых монет и тысячу рабов, но аль-Мансур счел такой дар оскорбительным и заменил пашу другим ренегатом, Махмудом Зергуном, который проявил мудрость, назначив Худера своим заместителем и главным советником.
Зергун пытался восстановить сонгайское государство, но принял личное участие в грабежах и убийствах, которые были единственным известным ренегатам методом управления. Его преемники истощили страну своим лихоимством и истребили интеллектуальную и религиозную аристократию, влияния которой они опасались. Начиная с 1612 года Марокко оставило Судан на произвол оккупационного корпуса. Солдаты стали разбойниками, а избираемый паша — главой банды. С 1612 по 1660 год сменился 21 паша, а с 1660 по 1750 год— 128 пашей. Некоторые из них правили только по нескольку часов, а затем погибали от руки соперника. Испанцы сходились с суданскими женщинами и мало-помалу смешались с коренным населением. Их потомки — «метатели» [пуль] (арма) составляли, однако, аристократию, которая считала себя выше чистокровных негров. Еще и сегодня они выделяются своим умом, властностью, воинственностью, богатством и чистотой своих жилищ. Среди них есть благородные потомки руми из Марракеша, буржуа, происходящее из буржуазии Феса, плебеи и лица низшего класса из внебрачных детей; последние занимаются только сапожным ремеслом. С каждым годом негритянской население все больше и больше поглощает потомков марокканских завоевателей.
По словам современников, аль-Мансур извлек из Судана огромные барыши. Аль-Ифрани утверждает, что аль-Мансур получил столько золотого песка, «что оплачивал своих чиновников только чистым металлом и полновесными динарами». Султан установил 1400 чеканов для ежедневной чеканки монеты. Англичанин Лоуренс Мэдок, агент одной торговой компании в Марракеше, видел, как прибыло тридцать мулов, навьюченных золотом. Марокканские дукаты пользовались большим спросом у английских купцов, которые пытались их тайком вывозить ввиду их высокой пробы. Впрочем, возможно, что аль-Мансур намеренно обманывал как марокканцев, так и иностранцев, преувеличивая свои ресурсы. Оккупанты так и не смогли сами эксплуатировать золотоносные копи Судана, которые находились слишком далеко от Гао. Сперва султан получал золото в результате конфискаций, производимых у нотаблей Томбукту, а позднее путем меновых сделок с «государевыми приказчиками», занимавшимися эксплуатацией соляных копей Таодени. Вполне вероятно, что баснословные богатства Судана не достигали суммы выкупов, которые португальцы вносили за пленных сограждан и которые дали аль-Мансуру прозвище «Золотой». Куда более достоверными результатами завоевания Сонгая и Томбукту были гибель суданской торговли, интеллектуальный упадок Томбукту и регресс ислама на среднем Нигере, который был приостановлен лишь в XVIII веке под влиянием тукулеров.
Помимо золота, султан получал партии рабов, мужчин и женщин. Вполне вероятно, он привлекал негров для службы в своей армии, что впоследствии натолкнуло Мулай Исмаила на мысль о создании черной гвардии.
Внешняя политика аль-Мансура. Завоевание Судана роздало Марокко репутацию баснословно богатой страны и подняло престиж его государя. Его могущество· Успокоило султанов Константинополя, которые хотели навязать шерифу свое религиозное главенство, а также бейлербеев Алжира, мечтавших о передаче атлантических портов в руки своих корсаров. Для борьбы с восточными врагами аль-Мансур обратился за помощью к европейцам. Однако ему лишь с трудом удалось предотвратить нападение бейлербея Ульдж Али, осыпав Порту богатыми дарами (1581 год). Смерть Ульдж Али (1587 год) и исчезновение бейлербеев (1588 год) избавили его от постоянной опасности. Он мог бы даже в свою очередь предпринять наступление, если бы соперничество между сыновьями не поглотило его внимания.
Его авансы христианским государствам не были отвергнуты. Англичане и испанцы даже боролись за союз с ним. Придя в Марокко позже других, где они впервые высадились лишь в 1551 году, англичане использовали поражение португальцев для развития своей торговли сукном в обмен на магрибское золото, сахар, кожу и селитру и для организации контрабанды. Однако соперничество между самостоятельными купцами и представителями торговцев Сити, а также влияние заинтересованных высокопоставленных лиц Лондона сорвали попытки объединить интересы и усилия в рамках единой «Варварийской компании» (1585 год). С тех пор развитие английской торговли в Марокко прекратилось. И все же благодаря деловым отношениям внимание королевы Елизаветы было привлечено не только к экономическому, но и к политическому значению Марокко. Она пыталась организовать союз с участием султанов Константинополя и Марракеша, направленный против Филиппа II, завладевшего Португалией. Однако аль-Мансур рассматривал турок как своих самых опасных врагов. Далее, несмотря на традиционную ненависть Марокко к Испании, которая проявилась в энтузиазме, с каким народ встретил гибель Армады (1588 год), он знал, что Филипп держит при своем дворе брата аль-Мутаваккиля, всегда готового встать во главе мятежа. Со своей стороны король Испании, опасаясь, как бы марокканские пираты не стали захватывать его караваны, идущие из Индии, и
