Русские переселенцы (и не только русские, но и коми-зырянские, например) могли использовать отсталость малых народностей Сибири, спаивать их, вести неэквивалентный обмен пушнины на водку.
Однако российское правительство, в отличие, например, от американского, всегда выступало охранительной силой по отношению к малым туземным народностям.[461] Поэтому ни в одной из присоединенных к России земель не произошло деградации общественных и хозяйственных отношений, внедрения более примитивных или более принудительных форм труда, чем те, что существовали до прихода русских.
«Общеизвестный факт, — писал сто лет назад немецкий ученый Виденфельд в книге "Die sibirische Bahn in ihrer wirtschaflichen Bedeutung", — наблюдаемый между прочим в Сибири, что Россия в своих азиатских владениях бережно относится к имущественным правам туземных племен и относится к ним совершенно так же, как к своим подданным русского происхождения; о такой политике по отношению к туземному населению, какая наблюдается в колониях других государств, здесь не может быть и речи».[462]
Для сравнения: в английских колониях в Америке индейцы не считались подданными или гражданами. Налогов они не платили, однако по мере продвижения белых колонистов индейцев лишали земли, охотничьих и пастбищных угодий. Достаточно указать на акты Конгресса от 1825 и 1830 гг. (Indian Removal Act), согласно которым индейцев Атлантического побережья и районов к востоку от Миссисипи депортировали на запад — это обернулось 40 крупными военными кампаниями, сопровождавшимися этническими чистками. Применение в отношении индейцев обмана и насилия не считалось зазорным в американском обществе; на них не распространялось действие законов.
Если индейцы имели не присваивающее хозяйство, а производительное земледельческое, как навахо и пуэбло, и даже успешно перенимали сельскохозяйственные технологии у белых, как семинолы и чероки, это нисколько не облегчало их участи.
Неся большие потери еще в ходе депортаций, индейцы на новых местах обитания попадали в условия нехватки привычных ресурсов, в незнакомую среду, что становилось началом вымирания. Так произошло с племенами, выселенными на «индейскую территорию» в Оклахому; уже в 1870-е гг. эти земли опустели и стали раздаваться белым фермерам. Устраивались даже скачки, победителям которых доставались лучшие участки.
Почти во всех африканских и азиатских колониях европейских держав на рубеже XIX–XX вв. использовались системы принудительных работ и свирепые наказания. В огромный трудовой концлагерь была превращена бельгийская колония Конго (анекдотичным образом именуемая «Свободным государством»); частные армии Force Publique уничтожали или калечили население целых деревень за плохую работу на каучуковых плантациях или недостаточные поставки слоновой кости. За первые 30 лет колониального правления число жителей Конго сократилось вдвое, уменьшившись на 15 млн человек.[463]
Покорение азиатской степи
Оборонительные линии в Южной Сибири в XVIII в
Для обороны от степняков были выстроены в 1703 г. на верхней Оби Умревинский острог и в 1709 г. — острог на Бие, разрушенный годом позже джунгарским войском. Из Томска, Тобольска, Красноярска, Кузнецка регулярно посылались на немирных киргиз-кайсаков дети боярские и прочие служилые люди, с ними ясачные и служилые татары. Нередко на помощь сибирским поселенцам перебрасывались и ратники из центра.
Русское порубежье в Южной Сибири, конечно, не знало ничего подобного крымско-татарским набегам, разорявшим европейскую Россию в XVI–XVII вв. Южносибирские племена не могли собрать таких крупных сил, как крымцы, да и русские поселения в Сибири не дали бы такой добычи, что центральная Россия. Однако и в Сибири борьба с кочевниками постоянно отрывала поселенцев от производительного труда и приводила к потерям и без того редкого населения.
В 1713 г. джунгарский тайши Цэван-Рабдан потребовал прекратить восстановление Бийской крепости, а также срыть Томск, Красноярск, Кузнецк, якобы построенные на его земле, — хотя джунгарских кочевий там не было.[464]
Ответ русских был вполне симметричным: в 1715 г. по указу Петра начинается усиленное строительство крепостей в Южной Сибири.
Отцом-основателем Сибирской линии стал полковник Бухгольц. Двинувшись вверх по Иртышу, он поставил крепость у Ямышева-озера, которая на следующий год была взята 10-тысячным джунгарским войском. Отряд Бухгольца отступил, но на реке Омь взялся за свое и основал Омскую крепость, а Ямышевскую крепость восстановил полковник Матигоров. В1717 г. полковник Ступин возвел Железин скую, а годом позже Семипалатную крепость.
В 1719 г. отряд генерала Лихарева выдвинулся до реки Черный Иртыш, там встретил 20-тысячное джунгарское войско, уклонился от боя, но при впадении в Иртыш Ульбы заложил Усть-Каменогорскую крепость.
Результатом экспедиций Бухгольца и других армейских командиров стала цепь укреплений и постов по Иртышу, от Омска до Семипалатинска и Усть-Каменогорска.[465] Она прикрывала от набегов джунгар поселения в Барабинской степи, южной части Томской губернии и горные заводы на Алтае. На постах и в крепостях стояли солдаты, драгуны и городовые казаки Тары, Тобольска, Тюмени.
С этого времени количество набегов постоянно сокращается, а крестьянская колонизация Южной Сибири, напротив, усиливается. Возвращаются крестьянские семьи, покинувшие Сибирь из-за набегов во второй половине XVII в.
Часть монголов-ойратов уходит в Предкавказье, где принимает российское подданство (калмыки). Сибирские киргизы по велению джунгарского правителя переселяются на Тянь-Шань — русские поселения в Южной Сибири избавляются от очень опасного кочевого противника, замирить которого так и не удалось.[466]
Джунгарский тайши Галдан-Церен еще в 1742 г. требует сноса русских укреплений по Иртышу и даже Демидовских заводов на Алтае, желая собирать там ясак с местного населения. Однако, мягко выражаясь, его уже не слушают.[467]
В 1743 г. сибирские и оренбургские власти приняли совместное коммюнике о строительстве линии укреплений от Уятского форпоста на слободу Коркину (г. Ишим) и оттуда на Иртыш, к слободе Чернолуцкой. Вверх от нее по Иртышу до Семипалатной крепости надлежало усилить редуты. А от Семипалатной протянуть оборонительную линию, которая пройдет к югу от демидовских Колывано-Воскресенских заводов до Телецкого озера, находящегося в предгорий Саян.
Этот план был поддержан командующим войсками в Сибири X. Киндерманом и стал воплощаться в жизнь после решения Сената. Началось строительство в 1752 г., шло споро, и уже в 1755 г. пограничные укрепления слились в Сибирскую линию. Делилась она на Тоболо-Ишимский, Иртышский и Колывано-Кузнецкий участки и тянулась по границе степей примерно на 1000 верст.
Между крепостями стояли редуты с небольшими казачьими гарнизонами. Вперед были выдвинуты форпосты. Между редутами и форпостами ставились вышки-маяки на расстоянии 2–5 верст друг от друга, с караулами из 3–5 меняющихся казаков. Цепь маяков с запасом топлива служила оптическим телеграфом.
Вглубь степи высылались разъезды для раннего обнаружения немирных кочевников, а также казачьи отряды для преследования грабителей.
Казаками устраивались т. н. симы — неприметные цепи из соединенных прутьев, веток и стеблей растений, которые осматривались разъездами для обнаружения сакмы — вражеского следа.[468]
Технология пограничной службы в южносибирских степях не очень отличалась от той, которую использовало Московское государство в Диком поле.
В 1730-х гг. российской государыне Анне Иоанновне стали присягать султаны и ханы киргиз-кайсацких орд. Объяснялось это просто. Джунгары поставили киргиз-кайсаков на грань выживания, совершив на них только с 1711 по 1725 г. шесть уничто-жительных походов, захватив Семиречье и Ташкентский оазис.[469]
Первой присягнула России Младшая Орда Абулхаира в 1730 г. (хан посылал просьбы о принятии в подданство еще в 1718 и 1726 гг.), затем к нему присоединились Средняя Орда (1731) и часть родов Старшей Орды (1734).[470]
Теперь, спасаясь от беспощадных джунгаров, киргиз-кайсаки уходили под защиту русских крепостей.
После джунгарских набегов 1738–1741 гг. новые подданные укрывались за Орской крепостью, которая и была воздвигнута по просьбе хана Абулхаира.[471]
По сути, не российская власть распространилась на территорию киргиз-кайсацких орд, а киргиз-кайсаки начали перекочевывать на российскую территорию.
Казахский советский историк С. Е. Толыбеков (чей голос явно выпадал из хора обличителей «колониальной политики царизма») писал: «До принятия подданства казахи не были обитателями долин рек Урала, Тобола и Иртыша… В кон. XVIII и нач. XIX в. никакого сужения пастбищного пространства у казахов не происходило, а наоборот, оно расширялось за счет территории России».[472]
