Ознакомительная версия.
Но пост канцлера она ему не вернула — его время ушло.
Это он, пусть с огорчением, но понимал и принимал. А требовал только одного — торжественного оправдания. И она назначила комиссию для пересмотра его дела. Уже 31 августа 1762 года был обнародован манифест, который выставили в публичных местах и даже прочитали в храмах. Она сама писала этот манифест, которым объявляла народу, что она, Екатерина, из любви и почтения к Елизавете и по долгу справедливости, считает нужным исправить невольную ошибку покойной императрицы и оправдать Бестужева в возведенных на него преступлениях. А еще сообщала, что ему возвращены прежние чины и ордена и назначен пенсион двадцать тысяч рублей в год.
Только одно не вернула Екатерина бывшему канцлеру — его Каменный остров. В 1765 году она возмещает ему затраты на строительство резиденции (тридцать тысяч рублей) — и остров становится собственностью императорской фамилии. Вскоре Екатерина дарит его наследнику престола. Весной 1776 года на месте резиденции Бестужева-Рюмина по проекту Юрия Фельтена начали строить Каменноостровский дворец. Разрушительное наводнение 1777 года заставило надолго прервать работы, к строительству (но уже по проекту Джакомо Кваренги) вернулись только в 1781 году. К этому времени от поражавшей когда-то великолепием и необычностью усадьбы бывшего канцлера остались только воспоминания тех немногих, кто удостоился чести быть принятым в блистательной резиденции, да гравюры Михаила Ивановича Махаева.
Кстати, именно Бестужев дважды предлагал Сенату и комиссии о дворянстве поднести Екатерине титул «Мать Отечества». Сенат и комиссия согласились.
Она — отказалась. Категорически.
Что же касается несохраненной резиденции канцлера, то, может быть, имей Алексей Петрович наследников, Екатерина и не покусилась бы на его имение. Но наследников не было: один сын умер, не успев жениться, второго сам отец «за развратной и неистовой жизнью» попросил постричь в монахи. В монастыре Андрей Алексеевич и скончался. На этом графская линия Бестужевых-Рюминых пресеклась. Правда, не прямые наследник и однофамильцы остались. Одному из них через шестьдесят лет после смерти канцлера предстоит эту фамилию по мнению одних прославить, а по мнению других — опозорить. Речь об одном из пяти повешенных декабристов, Михаиле Павловиче Бестужеве-Рюмине.
А что принадлежность даже человеку самому выдающемуся, в чьих заслугах перед Отечеством не посмели усомниться ни при одной смене власти (что у нас — большая редкость), не спасает от уничтожения, лучше всего подтверждает судьба двух зданий, принадлежавших младшему современнику канцлера Бестужева-Рюмина Михаилу Васильевичу Ломоносову.
Что все, связанное с Ломоносовым, — бесценное общенародное достояние, вряд ли стоит доказывать. И дела Ломоносова каждому живущему в России известны со школьных лет, так что рассказывать о них не буду, напомню только о том, что имеет прямое отношение к петербургским утратам.
Ломоносов приехал в Петербург после окончания учебы в Германии в июле 1741 года и поселился в так называемом Боновом доме (по имени первого своего владельца, сподвижника Петра генерал-аншефа Германа Иоганна Бона). Его нынешний адрес — Васильевский остров, 2-я линия, 43. В середине XVIII века участок домов 41 и 43 принадлежал человеку в своем роде замечательному, Карлу Германовичу фон Бреверну. Был он президентом Академий наук и художеств, четвертым с момента их создания. Лишился должностей за то, что вместе с Бестужевым-Рюминым помог Бирону стать регентом при трехмесячном императоре Иоанне Антоновиче. Но ни к четвертованию приговорен не был, ни в ссылку не попал — напротив, совсем скоро был прощен и назначен конференц-министром Елизаветы Петровны. Содружество свое с возвращенным из изгнания Бестужевым продолжил, поддерживал борьбу Алексея Петровича против «франко-прусской партии», за что, как были убеждены современники, и был отравлен. Так ли это, сказать уже невозможно, но неожиданная смерть здорового, энергичного сорокалетнего человека не могла не вызвать подозрений.
Так вот, дом Бреверна, который арендовала Академия для своих сотрудников, стал первым жилищем Ломоносова в Петербурге. Дома давно нет, что естественно (он был деревянным), но во дворе его как раз и была первая в России химическая лаборатория, где в 1756 году Ломоносов экспериментально подтвердил свой закон сохранения вещества и сделал многое еще, что принесло ему славу одного из величайших химиков планеты.
Я написала «первая», но это справедливо лишь отчасти: лаборатория Ломоносова действительно была первым по-настоящему научно-исследовательским учреждением. Но вообще-то химические лаборатории в России были и раньше. Еще в 1720 году при Берг-коллегии Брюс организовал такую лабораторию по личному распоряжению Петра I, который сам интересовался химией, в особенности «пробирным искусством» (это отрасль аналитической химии, занимающаяся определением содержания благородных металлов в рудах и сплавах. — И. С.). Сохранились собственноручные записи Петра методик анализа руд, найден чертеж такой «пробирочной печи», какую позднее установил в своей лаборатории Ломоносов. Существовали и частные лаборатории. Была такая на Каменном острове, в имении Бестужева-Рюмина. Алексей Петрович страстно увлекался химией. Существует мнение, что талантливый человек талантлив во всем. Успехи канцлера в химии — тому подтверждение. Наблюдая в своей лаборатории светочувствительность солей железа, он изобрел так называемые бестужевские капли, которыми продолжали пользоваться до 20-х годов XX века.
М. В. Ломоносов
Считалось, что этот спирто-эфирный раствор полуторахлористого железа способствует всасыванию железа и усиливает его действие «при малокровии с состоянием истощения и нервными страданиями». Способ приготовления капель Бестужев хранил в тайне. Но в 1728 году его лаборант Лембке продал эту тайну французскому бригадиру Ламоту, который стал выдавать капли за свое изобретение и продавать по многократно завышенной цене. В 1748-м по просьбе Елизаветы Петровны Бестужев сообщил способ приготовления капель придворному аптекарю Манделю. Его наследники оказались весьма предприимчивы: они продали секрет Екатерине II за тридцать тысяч рублей, сумму огромную. Напомню: именно столько заплатила императрица Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину за его резиденцию на Каменном острове. Закончилась история, как часто бывает в таких случаях, конфузом: в 1782 году в печати был опубликован способ приготовления капель. И тайне, и огромным доходам пришел конец.
Повторили открытие Бестужева (без всяких интриг, чисто научным путем) доктора медицины, члены государственной медицинской коллегии барон Петр Федорович Аш и Иоганн Готлиб Георги. Оба они считались лучшими медиками столицы, Георги к тому же был еще знаменитым натуралистом и путешественником, профессором натуральной истории и химии. В 1781 году он возглавил химическую лабораторию, созданную Ломоносовым. Именем профессора Георги назвали экзотический цветок, привезенный из Мексики, — давно уже ставший привычным в наших краях георгин.
Однако вернусь к лаборатории Ломоносова и мытарствам, какие ему пришлось претерпеть, добиваясь ее открытия. Первое прошение о создании лаборатории он подает руководству Академии в январе 1742 года, но ответа не получает. На второе прошение (он подал его в мае 1743-го) следует резолюция: «Отказать за неимением при Академии денег». А потом происходят события, поставившие под вопрос не только создание лаборатории, но и само пребывание Ломоносова в Академии.
Академия наук
В августе того же 1743 года, после громкого конфликта на одном из заседаний академического собрания, Ломоносов был арестован и отправлен в караульное помещение Академии. Восемь месяцев, пока он не заболел, его содержали под стражей. В январе 1744-го выпустили из-под ареста, но приговорили к удержанию в течение года половины жалования. Если учесть, что и до этого ему почти год не платили ни копейки, можно представить, в каком тяжелом положении он оказался. Тем не менее борьбы за лабораторию Ломоносов не прекращает, снова и снова обращается к руководству, доказывает, как необходима она для развития отечественной науки. В академическом архиве хранится дело № 747 «О строении Химической лаборатории». Открывается оно бумагой, написанной рукой Ломоносова: «В Императорскую Академию наук представляет той же Академии Адъюнкт Михаила Ломоносов, а о чем, тому следуют пункты: 1. В прошлом 1742 и 1743 годах в генваре и в майе месяцах подал я в Академию наук представление двоекратно о учреждении Химической лаборатории при оной Академии, однако на те мои представления не учинено никакого решения…».
Ознакомительная версия.
