Нигде ощущение от османского Стамбула не передано ярче, нежели в бесконечных сериях миниатюр, где изображено празднование султанами их триумфов. Радостный мир простых цветов, образцово плоский и лишенный перспективы, напоминает декор на изразцах или одежде. Здесь мы видим дворцовые церемонии и пиры, сражения и осады, отсечение голов, процессии и празднества, шатры и знамена, фонтаны и дворцы, тщательно отделанные кафтаны и оружие, а также прекрасных коней. Это мир, влюбленный в ритуалы, шумный и светлый. Тут и кулачные бои, и акробаты, и продавцы кебабов, и зрелища с фейерверком, и крепко сбитые отряды янычар, которые бьют в барабаны, трубят в рога и, отливая красным, беззвучно прокладывают себе путь через страницу, и гимнасты, переходящие на другую сторону Золотого Рога по канатам, привязанным к корабельным мачтам, и эскадроны всадников в белых тюрбанах, проезжающие мимо искусно разукрашенных палаток, и карты Города, яркие, словно драгоценные камни, и все мыслимое богатство цветов: ярко-красный, оранжевый, синий, сиреневый, лимонный, каштановый, серый, розовый, изумрудный и золотой. Казалось, мир миниатюр выражает радость и гордость, вызванные успехами турок, умопомрачительным взлетом, в результате которого обычное племя за два столетия превратилось во властелина империи. Казалось в нем звучит эхо слов, начертанных некогда турками-сельджуками на воротах священного города Конья: «То, что я создал, не имеет равного себе во всем мире».
Новый горизонт: вид мусульманского города с моря.
В 1599 году английская королева Елизавета отправила султану Мехмеду III орган в знак дружбы. Сей дар сопровождал его создатель, Томас Дэллам, который должен был играть на инструменте для османского правителя. Когда мастера провели сквозь череду дворцовых покоев и он оказался перед султаном, его настолько ослепил блеск церемониала, что, по его словам, «увиденное почти заставило меня поверить, будто нахожусь в другом мире». Приезжие высказывали свое восхищение в одних и тех же выражениях с тех пор, как Константин Великий основал второй Рим и второй Иерусалим в IV веке. «Мне кажется, — писал француз Пьер Жилль в XVI веке, — если другие города смертны, то этот будет существовать до тех пор, пока есть люди на Земле».
Это счастье для христиан и всей Италии, что смерть остановила жестокого и неукротимого варвара.
Джованни Сагредо, венецианский аристократ, XVII век
Весной 1481 года султанские бунчуки были вывешены на анатолийском побережье от самого моря до Города, символизируя тем самым, что местом проведения военных кампаний текущего года будет Азия. Секретность, соблюдавшаяся Мехмедом, требовала, чтобы никто, даже главные министры, не знали его истинных целей. Все указывало на близящуюся войну против враждебной Турции мусульманской династии египетских мамлюков.
За сорок лет султан немало потрудился над созданием мировой империи, лично занимаясь делами государства: назначая и карая министров, взимая налоги, отстраивая Стамбул, насильно переселяя массы людей, реорганизуя экономику, заключая договоры, насылая ужасную смерть на непокорные народы, даруя свободу вероисповедания, отправляя (или даже возглавляя) армии год за годом в походы на восток и на запад. Ему исполнилось сорок девять лет, здоровье его сдавало. Время и потворство собственным слабостям делали свое дело. Согласно нелестным отзывам современников, он был полным и грузным, с «толстой короткой шеей, болезненным цветом лица, весьма широкими плечами и громким голосом». Мехмед, собиравший прозвища, словно медали за кампании: «Гроза войны», «Могучий победоносный владыка земли и моря», «Повелитель ромеев и всей Земли», «Завоеватель мира», временами с трудом мог ходить. Страдая от подагры и нездоровой полноты, он скрылся от людских глаз во дворце Топкапи. Человек, называемый Западом «кровопийцей» и «вторым Нероном», приобрел весьма гротескный вид. Французский дипломат Филипп де Коммин утверждал, будто «слышал от тех, кто видел его, он [Мехмед] страдал распуханием ног. Случалось это с ним в начале лета; тогда ноги его увеличивались до размеров человеческого тела, от чего не было никакого средства, но затем это проходило». За стенами дворца Мехмед позволял себе занятия, не подходящие для тирана — садоводство и ремесла; художник Джентиле Беллини, недавно приглашенный из Венеции, создавал для него непристойные фрески. Знаменитый портрет Мехмеда работы Беллини, обрамленный золотой аркой и увенчанный императорскими коронами, позволяет понять некоторые черты неуемной натуры великого турка: Завоеватель мира до последнего дня оставался человеком переменчивым, суеверным и беспокойным.
Мехмед пересек пролив и переправился в Азию 25 апреля для проведения кампании текущего года, но почти сразу свалился от болей в желудке. После нескольких дней тяжких мучений он умер 3 мая 1481 года возле Гебзе, где некогда другому претенденту на роль завоевателя мира, Ганнибалу, пришлось покончить с собой с помощью яда[34]. Смерть султана окутана тайной. Очень вероятно, Мехмед также стал жертвой отравления со стороны своего врача-перса. Несмотря на многочисленные попытки венецианцев убить султана, предпринимавшиеся ими в течение ряда лет, наиболее тяжкое подозрение падает на его сына, Баязида. Закон Мехмеда о братоубийстве, возможно, побудил принца нанести упреждающий удар (оказавшийся успешным) для захвата престола. Отец и сын не были близки — благочестивый Баязид неприязненно относился к неортодоксальным религиозным взглядам Мехмеда: сплетник при одном из итальянских дворов цитировал слова Баязида о том, что «его отец вел себя деспотически и не веровал в пророка Мухаммеда». Тридцать лет спустя Баязида, в свою очередь, отравит его сын, Селим Грозный. Как гласит арабская пословица, «не может быть родственных чувств между царевичами». В Италии новость о смерти Мехмеда встретили с особой радостью. Палили пушки, звонили колокола. В Риме устраивали фейерверки и службы благодарения. Гонец, принесший весть в Венецию, объявил: «Великий орел умер». Даже султан-мамлюк вздохнул с облегчением.
Сегодня Фатих — Завоеватель — покоится в мавзолее, находящемся в комплексе мечетей в округе Стамбула, которые носят его имя. Выбор места нельзя счесть случайным. Мавзолей построен там, где прежде стоял один из самых известных во всей истории Византии храмов — собор Святых Апостолов. В нем в 337 году с великой пышностью похоронили основателя Города Константина Великого. В смерти, как и в жизни, Мехмед выступал как восприемник наследства великой империи. Первое здание мавзолея разрушилось в результате землетрясения. Затем его полностью восстановили, так что внутри теперь все раззолочено, словно во французской гостиной XIX века, наполненной дедушкиными часами, потолочным орнаментом в духе барокко и свисающими хрустальными люстрами — так сказать, место вечного упокоения мусульманского Наполеона. Богато украшенное надгробие длиной с маленькую пушку покрыто зеленым покровом и увенчано с одного конца изображением тюрбана. Народ приходит сюда помолиться, почитать Коран и пофотографировать. Со временем Фатих приобрел в глазах верующих некоторые черты мусульманского святого, и они стали почитать его. Поэтому у Мехмеда появилось две ипостаси — религиозная и светская. Подобно Черчиллю, он стал и символом благочестия, и «национальным брендом»: тут и марка грузовика, и мост через Босфор, и примелькавшийся образ скачущего всадника на памятной марке или на школьном здании. Округ Фатих — сердце традиционного и уверенного в себе на новый лад Стамбула. Это мирное место: во дворе мечети под платаном после молитвы собираются поболтать женщины в платках. Вокруг бегают пришедшие с ними дети. Уличные торговцы продают булочки с сезамом, игрушечные машинки и воздушные шары в виде резиновых зверюшек, наполненные гелием. Близ входа в гробницу Мехмеда, словно священный дар, покоится каменное ядро.
Судьбы других главных действующих лиц из числа османов времен осады Города продемонстрировали, сколь небезопасно находиться на службе у султана. Для Халил-паши, последовательно выступавшего против политики войны, конец наступил быстро. Его повесили в Эдирне в августе или сентябре 1453 года, а его место занял Заганос-паша, принявший ислам грек, активно выступавший за войну. Судьба старого визиря знаменовала решительную перемену в политике государства: последующие визири будут чаще происходить из числа лиц славянского происхождения, обращенных в мусульманство, нежели из старых аристократических семейств. Если говорить об Урбане, создателе знаменитой пушки и главном «архитекторе» победы, то он, судя по косвенным данным, пережил осаду и получил от султана награду: после взятия Стамбула в нем появился округ, названный Округом Пушкаря Вербана. Видимо, можно предположить, что венгерский наемник поселился в Городе, чьи стены так усердно разрушал. И Аюб, спутник Пророка, чья смерть во время первой, арабской, осады Константинополя впоследствии так воодушевляла участников священной войны, теперь покоится на территории посвященного ему комплекса мечетей среди платанов у очаровательной заводи Эюп близ оконечности Золотого Рога — это место пользуется популярностью у паломников. Здесь находится и мечеть, где в течение столетий происходила коронация султанов.
