— констатирует В.О. Ключевский.
Но и Владимир Осипович нимало не колебался — все эти сомнительные наследники царя–Антихриста продолжали то, что начал Пётр. И для него, и практически для всех других историков России было очевидно — тут сталкиваются две группы людей: старая консервативная знать, которая не хочет «реформ Петра Великого», и новаторы, сподвижники Петра, люди из толщи народной.
Благодаря этим выдвиженцам Петра,
«…стало очевидным, что порушить начатое Петром не удастся. Не потому, что все недавние соратники рвались продолжать его дело… Уцелеть они могли, лишь удержав власть, а удержать её можно было, только уцепившись за дело Петрово, продолжая его. Они и продолжали. Бестолково, наобум и вразнобой, но продолжали».
(Дубов
Н.Н. Колесо фортуны. М., 1981. С. 143)
Вопрос только, что понимать под «делом» Петра I? Если разворовывание и развал всего, что только можно, — тогда это «дело» преемники сделали на совесть.
Только к середине XVIII века, через 3—4 десятилетия после Петра, начала возникать хоть какая–то стабильность. При Екатерине, тоже насквозь незаконной правительнице, окончательно сложились новые «правила игры»… Этот «золотой век» «матушки Екатерины» до сих пор многие считают одним из высших взлетов России.
Но к стабилизации пришлось идти долго, мучительно, выбирая и нащупывая дорогу. В середину XVIII столетия Российская империя вступила как совершенно удивительное государство, в котором одновременно здравствовали ни много ни мало сразу три коронованных императора. В эту эпоху все новые законные наследники престола Российского маршировали колоннами, их обнаруживали даже в Италии и во Франции, а другие в это время сидели в крепостях.
«Золотой век» Екатерины, 1760—1790 годы, начался с истребления этой толпы «лишних императоров». Незаконная война с беззаконием, прямо порожденным Петром.
Совершалось столько многотайных дел и ходов, что уже и само правительство плохо понимало, где кончается правда и начинается вымысел — даже в правительственных же официальных документах. Тем более рядовые жители империи не знали, кто ими правит и на каком основании. В «золотой век» Екатерины вранья в политике и внешней и внутренней было побольше, чем при Брежневе, а правительство удавливало и затаптывало последние проблески народной свободы…
Да и для кого это был «золотой век»? Вовсе не для 35 миллионов подданных Российской империи. Это был «золотой век» для кучки дворян и чиновников, от силы для 2% всего населения страны. Он и сделался «золотым», потому что эту кучку чудовищно развратили фантастическими привилегиями, не подтверждаемыми никакой реальной службой.
В «золотой век» по России ходило множество удивительных историй, и, может быть, самая удивительная из них — история Манифеста о вольности крестьянской…
Но эта удивительная история заслуживает отдельной книги!
Книги, которую я напишу вскоре… После этой.
Глава 5
ИСТОРИЧЕСКАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ
Самые грустные слова на свете: «и все это могло бы быть»…
Французская поговорка
Парадокс в том, что представить себе Россию, в которой нет Петра или в которой он не царствует, гораздо легче, чем такую, которая состоялась. Если уж мы об исторических случайностях — то трудно представить себе нечто более случайное, нежели воцарение Петра. Строго говоря, случайно уже рождение Петра… Почему, собственно, Наталья Кирилловна должна была родить мальчика? А если бы Наталья Нарышкина родила только нескольких девочек? Или вот ещё версия: а если она в надлежащий срок производит на свет вполне приличного, здоровенького мальчика, до смешного похожего на Алексея Михайловича…
Но это все варианты, когда Петра нет или когда он рождается и растет не долговязым странным созданием, вызывающим вопросы, кто же его настоящий отец.
Но даже если Пётр и есть, если он таков, каким уродился, сам приход его к власти — чистейшей воды непредсказуемая случайность, следствие ранней смерти нескольких человек, в первую очередь отца и старшего брата.
Самый простой вариант, при котором Петра и близко не будет на престоле, — Алексей Михайлович доживает… ну, скажем, до 1696 года, до своих 67 лет. Или до 1700–го, то есть до 71. В принципе, он вполне мог дожить до такого срока; и в XVII веке было немало людей, умиравших под семьдесят или даже за семьдесят. Его отец прожил тоже очень немного, всего 49 лет, но дед, патриарх Филарет, дожил до 78 лет; были среди Романовых и другие «долгожители». Их сроки жизни кажутся скромными по современным меркам, но все же за рубеж восьмого десятка перевалили многие. Почему бы и Алексею Михайловичу не оказаться в их числе?!
Второй вариант — не умирает (сумев, например, избежать отравления мачехой) Федор Алексеевич. Живет он… ну, пусть будет даже недолговечен, проживет те же 46 лет, что и его отец. Но и тогда жить ему, Федору Алексеевичу, до 1707 года.
Если представить себе Московию, в которой и они оба, отец и сын, и даже любой из них проживут такие сроки, Петру не видать власти как собственных ушей.
Тем более если Федор имеет наследников, а это более чем вероятно. Он ведь, похоже, и был отравлен поспешно, чтобы никто не успел родиться от второй царицы…
И даже в том случае, если Пётр уже есть, уже растет, даже когда покойники уже оба, и Алексей Михайлович, и Федор Алексеевич, есть варианты.
Стоило Софье действовать более решительно… Именно Софье, потому что Василий Васильевич Голицын, судя по всему, был органически не способен к «подковерной» борьбе, к подсыланию убийц или капанию заветной капельки в заветный бокал из тайно перекрученного перстня. И нужно немногое: несколько решительных людей, засевших в роще на дороге; там, где Пётр, один или с верным Алексашкой, мчится в Кукуй — то ли к Анне Монс, то ли к Лефорту.
Итак, вариант виртуальности: в 1687 году Пётр с Алексашкой пропадают; их трупы находят через два дня, засунутые в стог. Или находят через полгода, в глубине леса, уже обглоданные лисицами.
Царь Иван сидит себе на троне, а реально правит все равно не он, а Софья и Голицын. В этом варианте даже не очень важно, пострижет ли Голицын жену в монахини и женится на Софье или нет. Династии, строго говоря, все равно суждено смениться из–за того, что у Ивана нет сыновей, только дочери. Сколько бы он ни прожил, на престол после него должна взойти или одна из «Ивановн» (с мужем или без), или ближайшие родственники (то есть опять же Софья…).
Говоря откровенно, перспектива Василия Голицына на престоле лично меня радует как–то больше, чем ковыряющий в носу Иван, и это дело не только эстетического вкуса. Ведь не только Пётр мог сыграть роль губителя страны, тут нет слов. В конце концов, его племянница Анна Ивановна ничуть не хуже Петра разрушала все, до чего была в силах дотянуться.
Так что дело не в приятной внешности и даже не в бытовых привычках личностей, занимающих престол. Задача скорее в том, чтобы на престоле не оказался человек, способный увести страну с уже выбранного пути. А для этого в конце XVII века, помимо Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, годятся только Софья и Голицын…
Смоделируем два возможных варианта: в первом из них после смерти Ивана в 1697 году на престол встает одна из «Ивановн», но фактически правит по–прежнему Софья.
Во втором после смерти отца «Ивановны» на престол не садятся — например, если они к тому времени выходят замуж (не обязательно за иностранных принцев). Тогда «верховная правительница» венчается на царство как царица. А если Голицын приходит к выводу, что Москва стоит развода, смена династии неизбежна.
И уж конечно, Софья–правительница, Софья — любимая жена могла прожить гораздо дольше, чем протянула она в каменной келье монастыря (до 1704 года).
Во всех этих вариантах продолжается та политическая линия, которую начали Романовы ещё в 1620–е годы. Какой же могла стать Россия при последовательном продолжении этой линии?
РАЗВИТИЕ И СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ
Во–первых, это, конечно же, завершение русской модернизации. Не внешней европеизации дворянства при сохранении рабства всех остальных, а последовательного совершенствования управления, расширения зоны свободы для всего народа. Служилые, конечно, окончательно становятся обычной европейской армией, зауряднейшим европейским чиновничеством (как в Швеции или в Германии). Министерства вполне могут и дальше называться приказами, а некоторые рода войск — стрельцами: это ведь ничего не меняет.
Точно так же и страна остается, скорее всего, разделена на уделы, или, скажем, появляются ещё и воеводства (как в современной Польше). Но управление уделами и воеводствами все больше передается «на места», идет нормальнейшая децентрализация управления.
Так же и с названием страны. Вряд ли Софья захотела бы назвать страну «империей». Московия, Татария, Тартария… Да, это уже отжило своё. Тем более присоединение Малороссии, претензии на Галицию заставляли говорить о стране, управляемой Романовыми, как обо всей России… Ну и назвали бы страну Россией, без амбиций стать новым Римом и не пугая соседей.
