Ознакомительная версия.
Большая часть средств, собранных в США якобы для помощи Европе, пошла на поддержку антисоветской интервенции.
Гувер и сам констатировал это в своем докладе конгрессу в январе 1921 года. Первоначально, как уже говорилось, конгресс ассигновал средства для помощи в первую очередь «Центральной Европе».
Но из доклада Гувера явствовало, что почти вся сумма в 94 938 417 долларов, за которую он отчитывался, была израсходована на территории, непосредственно примыкающей к России, или в районах России, занятых белогвардейскими армиями и союзными интервентами.
Полякам для активизации в борьбе против Советской России французский военный деятель, маршал Фердинанд Фиш, командовавший с апреля 1918 г. и до конца войны Вооруженными Силами Антанты, поспешил послать в Польшу своего начальника штаба Вейгана.
Таким образом, генерал Максим Вейган стал непосредственным руководителем некоторыми операциями польских войск против частей Красной Армии.
После такой мощной поддержки польской армии Антантой поражение наших войск было предопределено.
* * *
30 сентября 1920 г. войска Юго-Западного фронта отошли на линию: Староконстантинов — Проскуров — Старая Ушица — реки Уборть и Случь.
3 октября командование Западным фронтом отвело войска на линию: озеро Нарочь — Сморгонь — Молодечно — Красное — Изяслав — Самохваловичи — Романово — река Случь.
15 октября поляки заняли столицу Белоруссии — Минск, но через трое суток отошли к демаркационной линии.
Советское руководство было явно недовольно действиями армии. Уже 30 августа Сталин предложил создать «…комиссию из трех человек по обследованию условий июльского наступления и августовского отступления Западного фронта».
Однако Троцкому на заседании Политбюро ЦК РКП(б) удалось отклонить это предложение. Таким образом он выводил из-под удара одного из непосредственных виновников варшавской катастрофы, своего назначенца — тщеславного Тухачевского, который противился признать свои просчеты.
На этом заседании советское руководство решило перейти с языка огня на язык переговоров, т. е. к «политике соглашательского мира с Польшей».
И все же от резкого разговора по поводу поражения под Варшавой не удалось уйти. На 9-й конференции РКП(б), проходившей с 22 по 25 сентября 1920 г., выступил Ленин. Его политический доклад был направлен на общее обсуждение международной обстановки с естественным включением туда результатов неудавшегося похода Красной Армии на Варшаву.
Он признал, что «…мы потерпели. гигантское, неслыханное поражение» в результате стратегических просчетов и ошибок.
Но Ленин, как и Троцкий, не стал вдаваться в подробности операций, а, по существу, поддержал предложение председателя Реввоенсовета — не создавать комиссии по расследованию провала наступательной операции. По сути, он тоже взял под защиту командование Западного фронта в лице Тухачевского.
В частности, он хитро заявил, что, дескать, пусть причины поражения определит история, и согласился идти на перемирие с Польшей в силу того, что армией еще полностью не решен вопрос с Врангелем.
Для победы же над временным «хозяином» Крыма нужны были войска. Поэтому он предложил принять ноту лорда Керзона.
Однако Сталин в конце первого дня работы конференции направил в ее президиум записку. В ней будущий вождь указал, что в своих статьях в «Правде» он был достаточно осторожен в оценках перспектив Варшавского похода. Расчет Реввоенсовета Юго-Западного фронта на взятие города Львова не оправдался, потому что 1-я Конная армия была ошибочно переориентирована и отправлена на север, где концентрация польских войск была низка.
Отметая упреки в своей пристрастности к командованию Западного фронта, Сталин отметил, что «…дело не в том, что Варшава не была взята 16 августа. А дело в том, что Западный фронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16 августа, это дело маленькое. Но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания…
Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование».
Это были объективные, справедливые слова Сталина, понимавшего, что справедливость — есть постоянная и неизменная воля каждому воздавать по заслугам. Этого не хотели делать ни Ленин, ни тем более Троцкий, защищавший своего опростоволосившегося ставленника, цена ошибки которого стоила очень дорого, т. к. оценивалась самой дорогой валютой — кровью и многими жизнями красноармейцев.
Получив слово утром 23 сентября, Сталин, в общем довел до делегатов конференции свои соображения. Он торопился, но и его торопили, потому что прения по данному поводу завершались.
В своей резолюции по политическому отчету ЦК РКП(б) конференция высказалась за переговоры с Польшей. Но это уже другая тема.
Сталин, может, и почувствовал глупость всенародного братства пролетариата, но побоялся открыто высказаться перед такими адептами теоретических разработок, какими были Ленин, Троцкий, Свердлов и многие другие члены партийного ареопага.
Феномен М.Н. Тухачевского
Михаил Николаевич Тухачевский (1893–1937 гг.), маршал Советского Союза с 1935 года. Репрессирован в 1937 г. по «делу военного заговора», измене Родине и с намерением свержения Сталина.
Честолюбие — это одна из основных черт Тухачевского, которая прослеживалась еще во время его учебы в гимназии, а потом в военном училище. Он всегда хотел быть первым в забавах, в учебе, на службе, в спорте, в обществе.
Правда, попадало от старших, но он не менял своих принципов и подходов в этой жизненной игре, что, в конце концов, и привело его к поражениям, а потом и на эшафот.
В Первую мировую войну этот «смелый» воитель, герой, красавец попал в плен к германцам.
Тухачевский с полком отбыл на фронт в сентябре 1914 года. Через шесть месяцев героического пребывания на фронте молодой подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка оказался в плену. Таким образом, его доблестные подвиги длились всего полгода, а все остальное время Первой мировой войны, практически, по август 1917 г., он находился в безопасном удалении от боевых действий.
Как же он попал в плен? Это случилось 19 февраля 1915 г. в предгорьях Карпат. В снежную, метельную ночь немцы прорвали фронт и внезапно напали на гвардейскую роту Тухачевского, который спал в это время в окопе, завернувшись в теплую бурку.
Героическая версия поведения будущего маршала, написанная главным «реабилитатором» М.Н. Тухачевского генерал-лейтенантом юстиции в отставке с 1982 г. Б. Викторовым, выглядит так:
«Но когда начались стрельба, паника, немецкие крики, Тухачевский вскочил, выхватил револьвер, но врывавшимся в окопы немецкими гренадерами был сбит с ног и вместе с другими был взят в плен».
По данным других очевидцев — сослуживцев, при появлении немцев он быстро поднял руки и спокойно отправился живым и невредимым в плен на отдых. Историки говорят, что Михаил Николаевич предпринимал несколько попыток бежать.
Последнее время он содержался в форте № 9 баварской крепости города Ингольштадт. Пребывание в германском плену для него, судя по всему, было нетягостным.
Генерал-лейтенант А.В. Благодатов, который во времена своей молодости находился с Тухачевским в плену, вспоминал:
«В День взятия Бастилии мы собрались в каземате французских военнопленных. На столе появились бутылки с вином и пивом, полученные к празднику нашими французскими друзьями. Каждый стремился произнести какой-нибудь ободряющий тост.
Михаил Николаевич поднял бокал за то, чтобы на земле не было тюрем, крепостей, лагерей».
Естественно, не все дни были такими веселыми.
В лагере активно работала немецкая военная разведка, ведя свою деятельность по разработке военнопленных. Оперативный состав «добывающих органов» тщательно изучал их биографии, способности, характеры, степень умственного развития, определяя перспективы будущей военной карьеры. Кандидаты на вербовку не только изучались: за ними велось тщательное наблюдение через тайных агентов.
Неоднократные честолюбивые заявления Михаила Тухачевского среди военнопленных: «Если не стану генералом в 30 лет — застрелюсь!» — не могли оставаться без внимания немецких офицеров военной разведки. Отсюда пусть читатель сам делает вывод.
Ознакомительная версия.
