Когда звон бубна стал громок и сух, как треск пересохшего дерева, как разрыв грозовой искры, шаман и велел Рыкавчину и его родственникам собраться у него в яранге. К этому времени охотнику стало совсем плохо. Злые келет нападали на него теперь каждую ночь и даже днем не давали ему покоя. Он уже не ходил, и его пришлось внести в ярангу шамана на руках и положить на указанное шаманом место.
Кругом царил полумрак. Лица присутствующих, лежащая фигура больного и сам шаман освещались только отблесками небольшого очага, разожженного посреди яранги.
Богораз осмотрелся. Некоторые из собравшихся были знакомы ему — охотники Катек, Ятиргин, Пэнлу, Кьотгерген. Знал он и Рькавчина.
Но вот шаман поднял над головой бубен, обычный, чукотского типа — маленький, круглый, с тонким деревянным ободком, — и ударил в него колотушкой.
— Э-гэ-гэ-гэй! — произнес он при этом и начал ходить вокруг лежащего охотника.
— Э-гэ-гэ-гэ-гэй! — громче и настойчивее выкрикнул он, как бы зовя кого-то, и тут же с истерическим надрывом в голосе закричал:
— А — якка-якка-яккой! Сойди вниз человек из Верхней страны![3] Я хочу, чтобы ты был моим помощником. И, правда, что другое я могу сделать? Откуда еще я могу получить какую-нибудь помощь? Я не знаю. Если ты позволишь, то я возьму тебя помощником. Сойди ко мне. Я стою здесь без всякой помощи!
«Как в этом заклинании, — подумал Богораз, — ярко и наглядно отражается основная причина веры в духов — надежда на чудотворную помощь. Эта вера порождена бессилием человека перед природой, отсутствием у него знаний о ней, жизненной потребностью куда-то обратиться за помощью, признанием своего бессилья справиться одному с навалившимися горем и страданиями».
А шаман тем временем, закончив трижды повторенное обращение к духу-помощнику, все быстрее и быстрее ходил вокруг Рькавчина. Потом его ходьба перешла в бег, а бег в неистовую пляску с подскоками и прыжками. Все чаще и громче звенел и грохотал бубен. Оглушительная дробь коротких и частых ударов сливалась с воплями шамана:
— Э-гэ-гэ-гэй!
— А-якка-якка-яккой!
— Боббо, боббо, боббо!
— Гау, гау, гау!
Тэнгэт впал в настоящее неистовство. Немыслимо было понять, откуда у человека может взяться такой запас энергии и силы. Все быстрее и быстрее его кружение, все исступленнее крики. Временами шаман переставал бить в бубен и подносил его к своему рту, — тогда бубен наполнял ярангу каким-то невстречаемым в природе гулом.
Владимир Германович оглянулся на своих соседей. Посмотрел на больного Рькавчина. Казалось, все они были где-то далеко отсюда — так потусторонне и сонно выражение их лиц, мешковато осели фигуры. Похоже, спят люди, но в то же время никто из присутствующих не спускал глаз с пляшущего шамана. Его неистовые прыжки и дикие завывания властно притягивали к себе все внимание окружающих.
Время от времени они по установленному веками ритуалу поощряют шамана возгласами сочувственного удивления:
— Гыч! Гыч! Верно! Правда! Гыч! Гыч!
После почти часовой пляски и воя Тэнгэт неожиданно выронил бубен, который ударился о землю, и оборвался его грохочущий напев. Сам шаман неподвижно постоял с минуту, а затем рухнул около костра. Правая рука его упала на тлеющие угли, но он на это не реагировал. К нему подошла мать Рькавчина, бережно вынула руку из костра, закрыла его лицо платком и подбросила веток в костер. Айнанват нагнулся к уху Владимира Германовича и тихо, с благоговением в голосе, сказал:
— Душа Тэнгэта ушла в Верхнюю страну Нутенут, где живут добрые и злые келет. Ушла за душой Рькавчина — за здоровьем его ушла.
Все сидели молча.
Шаман очнулся, он приподнялся на руках, сел и посмотрел вокруг себя так, словно вернулся издалека и еще не очень понимает, куда он попал. Минуты две-три помолчал — и затем неторопливо тихим голосом начал рассказывать:
— Далеко ходил. Много сильных и злых келет мешали — в Верхнюю страну прибыли. Злых келет, рождающих корчи в руках и ногах, в стороне от нас видим, душа охотника у них. Схватить, однако, не можем, не даются, дальше уходят. Тогда стал просить от правой стороны рассвета: болен человек, помоги мне. Духов бытием посмотри на меня. Ответила правая сторона рассвета: Не хочу! У верхушки рассвета прошу: помоги мне, духов бытием посмотри на меня. Говорила верхушка рассвета: Не хочу! От левой стороны рассвета просил я: помоги мне, духов бытием посмотри на меня! И ответила левая сторона рассвета: «Иди, на малой кочке светлая женщина сидит. Женщина времен начала творения, старушка, она заговор знает, ее проси. К кочке пришел, женщину старую посетил. Сказала: попробую. Травку назвала. Травка эта железной птицей станет, железным кобчиком. Духи в стаю куропаток обернутся. Железный кобчик накинется на них, убьет и съест. Душа Рькавчина освободится, обратно вернется. И станет он снова здоров и силен».
С этими словами шаман взял в руки пучок сухой травы, подошел к больному и, что-то бормоча, медленно обтер его лицо. Рькавчин, который во время всего рассказа шамана дремал, в то же время ясно слышал журчание его слов. Жадно вслушивался он в эти слова, стараясь понять, какую весть принес ему избранник духов из Верхней страны. Слова эти, находя живой отклик в сердце, западали в мозг, пробуждая горячую надежду на желанное выздоровление. И когда Тэнгэт, закончив обтирать его лицо, сказал: «Встань Рькавчин — дух корчей убежал от тебя!» — молодой охотник резким движением сбросил с себя оленью шкуру, которой его в начале камлания укрыла мать, и встал. Громко крича, что он чувствует, как ему хорошо теперь, когда его не дергает за руки и за ноги злая сила, он стал прыгать и смеяться от радости.
Громкими возгласами одобрения присутствующие встретили исцеление Рькавчина.
Шаман тут же стал торговаться с родными охотника, сколько каких шкур ему прислать и сколько оленей пригнать к его яранге за оказанную помощь.
Богораз не стал прислушиваться к этому торгу: он давно уже имел возможность убедиться в жадности шаманов и знал, как они беззастенчиво обирают своих соплеменников, соперничая в этом с купцами и кабатчиками. Он думает о том, что от поселка к поселку, от стоянки к стоянке будет передаваться восторженная, изукрашенная и преувеличенная весть об удивительном проявлении «чудодейственного» могущества избранника духов — шамана. Как снежный ком, будет расти его слава, увеличивая веру в духов, веру в чудесную силу камлания. И в этой славе утонет факт, что из многих искавших спасения у него он мог исцелить лишь единицы, что в ужасный год, когда поселок за поселком скашивал «страшный дух заразы», перед ним не мог устоять никто и даже… сами шаманы падали под его косой. Но вера в чудесные исцеления от этого не меркнет, она держится на религии, которая подсказывает и шаману и окружающим «неопровержимые» объяснения неудач в исцелении: то духам неугодна жертва, принесенная больным, то они разгневаны на жителей поселка за какое-то непочтение к предкам. А вот редкие случаи удачи порождают новую вспышку веры…
С этими невеселыми думами, откинув дверной полог шаманского жилья, Богораз вышел наружу. После спертой жаркой атмосферы яранги морозный воздух ударил в легкие обжигающей струей. И ему вспомнился день, когда он с группой товарищей вышел из теплого помещения университетской аудитории на залитую огнями набережную замерзшей Невы. Возбужденные, они горячо обсуждали лекцию психиатра Бехтерева о гипнозе.
«Да, ведь все, чему я сейчас был свидетелем, — все — от способов вызывания этого состояния до влияния его на больного, явно страдающего истерическими судорогами, — это чистый гипноз. И состояние шамана, который впал в самогипноз от однообразного грохота бубна, диких криков и бесконечной пляски, становится понятным. Поэтому он и руку не отдернул, когда она попала в костер, — боли не чувствовал. И все эти разговоры с духами не что иное, как галлюцинации находящегося в экстазе человека, — и сонливые фигуры присутствующих с неподвижно устремленными на шамана взорами. И «чудесное исцеление», посланное Рыкавчину из «верхней страны». Эх, жалко, не с кем поделиться своими мыслями! Некому рассказать обо всем этом. Не поймут меня добрые чукчи, не поймут. Очень уж они наивны. Очень забил им головы грохот колдовского бубна и засосала тина страшной животной жизни…
Но придет, верю, знаю, придет время, и не за горами оно! Спадут оковы рабства с народа — и свет истины, свет знания озарит этот заброшенный дикий край. И тогда кончится царство шаманов, замолкнут навсегда их бубны, и только улыбнутся снисходительно люди над теми «чудесами», в которые слепо верили их предки!»
Этим мыслям молодого революционера и ученого суждено было сбыться при его жизни. На Чукотке один за другим выросли благоустроенные городские поселки, появились школы и больницы. Многие чукчи стали учителями, врачами, инженерами.
