Наиболее вероятно, что и «борода» у идола из полуподземного храма в Тиауанако — это тоже изображение золотой маски. После выделения стиля яя-мама, хронологически и сюжетно близкого искусству индейцев южного побережья последних веков до нашей эры, стало ясно, что и знаменитая статуя — один из его типичных образцов. Не случайно она так разительно отличается от стелы Беннатта: два памятника созданы с промежутком почти в тысячу лет.
Но как оказался Бородатый идол в полуподземном храме — был ли он где-то найден в VII в. тиауанакцами и принесен как древняя реликвия? Скорее всего, нет. И этот храм, и Каласасайя тоже построены более 2 тыс. лет назад. Только в этом случае становится понятно, почему стены храма были украшены каменными головами. В то время еще сохранялись какие-то традиции культуры чавин, тогда как в пору расцвета Тиауанако во второй половине I тыс. н. э. столь явное копирование древних образцов уже вряд ли было возможно.
Итак, основная последовательность культурных взаимосвязей была такова: чавин — паракас — пукара — тиауанако. По этой цепочка идеи и образы распространялись с северо-запада на юго-восток. Одновременно выявляется и движение в противоположном направлении: яя-мама — паракас. Возникает, однако, такая проблема. Оказывается, что в прибрежной культуре паракас отсутствуют некоторые особенности, которые характерны как для чавина, так и для поздних культур бассейна Титикаки. К их числу, например, относятся изображения грифонов. Как это могло получиться, если именно паракас служила главным передаточным звеном?
Дело в том, что культура паракас известна в нескольких вариантах. Некоторые из них встречены не на побережье, а в горных долинах Центрального и Южного Перу. Нельзя ли предположить, что именно через эти горные варианты влияние чавина достигло бассейна Титикаки? Памятники паракас в горах раскопаны, но в результате этих работ не удавалось обнаружить хороших образцов культового искусства. И вот оказалось, что подобные образцы давно найдены, только их не могли правильно рассмотреть.
В 1835 г. где-то в районе Куско при неизвестных обстоятельствах был выкопан клад, состоявший по меньшей мерз из пяти золотых предметов. Самыми интересными были изделие длиной 20 см, напоминающее по форме инкскую булавку «тупу», и плоский диск диаметром 13,3 см. Предмет в форме булавки скорее всего служил не застежкой для одежды, а украшением головного убора. Клад поднесли в подарок тогдашнему президенту Перу генералу Хосе Руфино Эченике. С тех пор круглый предмет принято именовать «диск Эченике».
Первым из ученых, кто познакомился с предметами и зарисовал их (правда, очень плохо), был известный английский издатель хроник о завоевании Перу Клемент Маркхэм. Он показал его Вильяму Боллаэрту — одному из немногих людей, кто в середине XIX в. имел какое-то представление о доиспанских древностях.
Боллаэрт, конечно же, увлекался исследованием календарей и без колебаний определил находку как календарь инков. Изобилующая неточностями прорисовка «календаря» многие десятилетия ставила в тупик перуанистов, так как не находила в инкской культуре решительно никаких аналогий.
Лет десять назад американский исследователь Дж. Роу попробовал подойти к старой находке непредвзято. Для него было очевидно, что отношения к культуре инков она не имеет. Зато лицо персонажа, изображенного на диске, напоминало работу мастеров паракас. К счастью, поменяв множество владельцев, диск Эченике сохранился до наших дней, а кроме того в 1937 г. была опубликована его фотография. Сомнений не оставалось — предмет был выкован не инками, а за 2 тыс. лет до них. То, что Маркхэм принял за календарные знаки, опоясывающие по кругу лицо в центре, скорее похоже на отростки, окаймляющие голову круглоглазого божества, и в то же время на лучистый ореол божества на Двери Солнца. Это предположение стало особенно вероятным после того, как Роу нашел второй диск с гравировкой в одной из перуанских коллекций. На нем лучи сходят далеко в стороны и не сливаются друг с другом.
Еще интереснее дисков украшение в форме тупу (рис. 8). Мы видим на нем существо, тело которого передано в профиль, а лицо обращено к зрителю. Круглая голова с отростками, несомненно, принадлежит круглоглазому богу паракас или его ближайшему родственнику. В то же время расположение и характер отростков (с закругленными навершиями или с мордами хищников на концах) в точности соответствуют положению и форме лучей в коронах божеств уари и тиауанако. Есть и другие признаки, аналогии которым отыскиваются то в более ранних прибрежных, то в более поздних горных культурах. К сожалению, известная прорисовка украшения не совсем точная, а сам предмет куда-то затерялся.
Определение истинного времени создания вещей из коллекции Эченике в основном позволило замкнуть цепь, связывающую культуры чавин и тиауанако. Можно полагать, что на основе художественных стилей паракас, пукара, яя-мама в первых веках нашей эры сложился стиль пукурмата, в котором выполнены многие изваяния Тиауанако. В середине I тыс. н. э. этот стиль был переработан и унифицирован, дав начало блестящему искусству классического Тиауанако.
До сих пор, однако, остались важные вопросы, ждущие своего решения. Не все, например, ясно с происхождением круглоглазого божества в лучистой короне. Уже самые ранние его изображения изысканны и сложны, за ними чувствуется долгая художественная традиция.
А почему столь стойко сохранялись в искусстве традиции культуры чавин? Ведь позы, в которых запечатлены мифические существа, их атрибуты (жезлы, змеи, ягуарьи клыки) оставались неизменны на протяжении тысячелетий, переходили от культуры к культуре.
Приходится признать, что мы почти ничего не знаем ни о мастерах, создававших изображения, ни о жрецах, руководивших их работой. Мы видим и сравниваем только вещи, изготовленные древними перуанцами, но слабо представляем, как протекала повседневная жизнь этих людей, что заставляло менять устоявшиеся навыки или, наоборот, неукоснительно следовать традиции, что определяло выбор того, а не другого образца.
А теперь снова спустимся с гор на побережье. Южная его часть — самый засушливый район Перу, здесь никогда не бывает дождей. Деревянные столбы, служившие опорами какого-то здания 2000 лет назад, так и не сгнили, а только окаменели. В 1926 г. этот уникальный в археологии памятник, известный как Ла Эстакерия, сфотографировал американский ученый А. Кребер. Сейчас большинство из 188 столбов разрушено людьми.
Уже упоминавшийся полуостров Паракас делит южное побережье на две примерно равные части. К северу от него расположены долины. Писко, Чинча и несколько более мелких, к югу — Ика, Наска и Акари. Еще дальше на юг горы так близко подходят к берегу, что доступные для орошения земли совсем невелики, поэтому древних памятников там мало.
Основатель перуанской научной археологии Макс Уле одни из самых удачных раскопок в конце прошлого века провел в долинах Наска и Ика. Он обнаружил множество погребений с ярко расписанными сосудами. Встретились также ткани, золото, предметы из дерева. В основном найденные Уле могилы принадлежали двум культурам: поздней (IX–XVI вв.), получившей затем название ика, и ранней, наска (III в. до н. э. — VI в. н. э.). Сейчас в распоряжении археологов оказалось очень много сосудов этих культур. Сравнивая их, удалось детально выяснить, как изменялись во времени форма и декор. В ряде случаев мы способны определить, что один из сосудов изготовлен позже или раньше другого с точностью до 25–50 лет, хотя в абсолютных цифрах их возраст подчас оценивается лишь с точностью до двух-трех веков.
Сосуды начала культуры наска особенно декоративны. Они покрыты яркими, пестрыми изображениями животных, птиц, растений, мифических существ. Детали переданы в несколько условной манера, но зато просто, баз лишних линий. Часто один и тот же мотив повторяется, окрашенный в разные цвета. На одной росписи таких цветов бывает 7–8, а считая оттенки, и больше. На поздних сосудах наска ясные многоцветные изображения тоже встречаются, но появляются и другие — запутанные, переплетающиеся, вставленные одна в другую комбинации линий и завитков. Не сразу догадаешься, что они изображают уже знакомые нам золотые маски на лицах мифических существ, либо жезлы в руках у них. Черные раздвоенные завитки, усеивающие спирали и выступы — это доведенные до неузнаваемости изображения отрубленных человеческих голов. Более натуралистически выполненные фризы из подобных голов-трофеев украшают сосуды наска во все периоды. Кроме того, мифические персонажи держат головы в руках и пожирают их. Если изображены люди-жрецы, то рядом с ними на алтарях лежат все те же головы. Правда, встречаются в искусстве наска и другие сюжеты (охотники, рыбаки и пр.), но кто знает их подлинный смысл? Сколь грациозны и безобидны, например, кружащиеся у цветка колибри. Но вот на другой росписи те же легкокрылые создания показаны вместе со свирепым мифическим существом, держащим в руках кровавые трофеи. Очень похоже на то, что танец колибри вокруг цветка находится в какой-то загадочной связи с жестокими церемониями.
