Нельдеке относил эти слова Табари к кому-нибудь из последующих хиртских царей, носивших то же имя.23 Из эпитафии никаких выводов о принятии христианства Амрулькайсом сделать нельзя. Надпись в Немаре несомненно говорит о его связях с империей, на территории которой находилась гробница. В арабской традиции сохранялась, следовательно, память о связях этого "царя хиртского" с империей, но переход его в христианство едва ли имел место; сообщение говорит только об отношениях с Румом, известным и по другим источникам.
Арабские историки сохранили также сведения, которые объясняют причины продвижения некоторых арабских племен к границе империи. Так, Масуди сообщает, что в период малолетства Шапура Ирак был захвачен арабами, главным образом племени "Иада сына Низара". Когда Шапур достиг возраста 16 лет, он выступил в поход против "сыновей Иад". Последние были предупреждены о грозившей им опасности своим соплеменником Лакитом, но не приняли этого во внимание. Персы разбили их племя, и только небольшая часть спаслась бегством. — "и те, что вырвались от них бегством, присоединились к земле Рум".24
Таким образом, вырисовываются обстоятельства, при которых арабские племена из областей Междуречья продвинулись на запад, в области, принадлежавшие империи. Разные арабские племена, пользуясь временным ослаблением Персии, усилили свои набеги и продвинулись со своими стадами в более северные и восточные области Месопотамии. Шапур "в возрасте 16 лет", т. е. за несколько лет до 328 г., разбил арабские племена, вследствие чего часть из них перешла границы империи.
Из другого, в значительной части легендарного рассказа, сохранившегося у того же Масуди,25 следует, что Шапур II стремился сохранить мирные отношения с некоторыми племенами арабов и пошел на соглашение с ними. Более чем вероятно, что Амрулькайс главенствовал как над арабскими племенами, продвинувшимися к границам империи, так и сохранил господство над племенем, тяготевшим к Ирану, а тем самым и связь с шаханшахом.
Своим сыновьям он "разделил племена", из которых одни тяготели к "Перасу", другие были теперь предоставлены "Руму". Сам же Амрулькайс был царем, каких "до него не было"; потому что он объединил под своей властью арабские племена, кочевавшие на огромном пространстве. Противоречивые сообщения об этом периоде при таком сопоставлении источников помогают истолкованию надписи из Немары и объясняют положение ее героя между гегемонами Ближнего Востока.
Нам представляется возможным сделать общий вывод, что в IV в. арабские племена Передней Азии, включая Аравийский полуостров, не находились в такой постоянной и тесной зависимости от Восточно-Римской империи и Ирана, как это имело место в последующие века. Они оказывали помощь и служили в качестве auxilia то одной, то другой стороне, но не было еще утвердившейся закрепленной позиции союза арабских племен в качестве буферного государства, подчиненного одной или другой державе. На основании надписи из Немары можно считать, что лахмид Амрулькайс господствовал на пространствах до самой Страты Диоклетиана вблизи Бостры и Дамаска; это подтверждается и другим свидетельством. Аммиан Марцеллин сообщает, что на стороне Ирана в кампании 363 г. сражались арабы, их главой назван Malechus Podosacis nomine, phylarchus Saracenorum Assanitarum.26 Ассаниты — это без придыхания произнесенное гасаниды. Следовательно, филарх гасанидов, которого Аммиан называет разбойником и обвиняет в постоянных жестоких нападениях на пограничные области империи, находился на службе у шаханшаха и оказывал ему помощь в войне. Таким образом, связь племен, объединенных гасанидами с Восточно-Римской империей, не определилась еще как постоянная. Наоборот, филарх Подозак сражался на стороне Ирана, враждебен войскам Юлиана и в предшествующее время нарушал границы империи. Это отвечает вполне отсутствию установившейся зависимости в IV в. как гасанидов, так и лахмидов от гегемонов Передней Азии. Зависимость эта определится лишь в V в. и скажется в полной мере в VI в. Но следует отметить, что после 363 г. сообщения о "сарацинах" начинают вновь появляться на страницах латинских и греческих источников; затишье, относительно мирные отношения с арабами были нарушены походом Юлиана, что привело к затруднениям и в дальнейшем.
Для истории арабов до возникновения ислама важным источником являются сообщения латинских и греческих историков. Они помогают уяснить содержание, уточнить хронологию и представить последовательность событий, на которые лишь редко и лаконично указывают эпиграфические памятники.
Писатели IV в. рисуют участие в войнах, набеги, жизнь и быт арабов. Эти сведения позволяют также определить общественный строй мелких арабских кочевых государств, в известной мере и социальные отношения. Сообщения носят, однако, случайный характер; дать в последовательности историю арабских племен можно лишь для последующих столетий, для IV в. они остаются отдельными событиями, слабо связанными между собой.
Несомненный интерес представляет то, что сообщает об арабах Аммиан Марцеллин, спутник императора Юлиана. Значительная часть его "Res gestae" написана на основании непосредственных, личных впечатлений и устных источников, как это доказывают новейшие исследования.27 Его характеристика жизни арабов, как и отмечаемые в сношениях с империей черты, подтверждаются и другими современными ему писателями, и в этом случае нет расхождения между Аммианом, человеком светским и военным, и церковными историками. Ранние историографы Восточной империи были историками церкви, увлеченными догматическими вопросами, представителями нового идеологического направления. В их трудах имеются страницы, посвященные политической истории, в связи с чем упоминаются арабы, которые временами становились союзниками империи в ее военных предприятиях. В других случаях они были ее жестокими врагами, нападали на ее границы и держали целые провинции в страхе и ужасе.
Последовательный анализ всех разнообразных источников по истории северных арабских племен до возникновения ислама не имел еще места, между тем только на основе такой работы и может быть воссоздана их история.
Об арабах Аммиан Марцеллин упоминает в связи с персидским походом императора Юлиана в 363 г. Ранней весной были подготовлены войска для перехода через Евфрат и дальнейшего движения на восток. В это время "посланцы нескольких народов" обратились к Юлиану, предлагая свою помощь: inter haec tamen legationes gentium plurimarum auxilia pollicentium liberaliter susceptae remittebantur.28 Хотя здесь и упомянуты "разные" народы или племена, вероятнее всего, что речь шла главным образом об арабских племенах. Приняли этих посланцев любезно, но их помощь (auxilia) была отклонена под совершенно ложным предлогом — якобы ромейское войско должно в данной войне опираться. только на собственные силы. Следует предположить, что у императора не было уверенности в тех племенах, которые предлагали ему эту помощь. Военачальники ромейских войск прекрасно понимали, какое значение могли иметь превосходно осведомленные в местных условиях арабы, конница которых отличалась отвагой и быстротой передвижения.
Войска Юлиана и он сам провели 27 марта 363 г. в крепости Каллинике (Ницефориум-Ракка), расположенной на левом берегу Евфрата. По этому левому берегу вдоль течения реки тянулась дорога, по которой, по-видимому, и следовала армия, так как через некоторое время она достигла Киркесия (Circesium).29 Когда Юлиан отошел от Каллиника, его войско расположилось "в некоем лагере" — in statione quadam и "пребывало в палатках" — sub pellibus mansit. Сюда к нему явились "царьки сарацинских племен", которые, преклонив колени, поднесли ему золотую корону и воздали почести, как "господину народов мира и своему" — ubi Saracenarum reguli gentium genibus supplices nixi oblata ex auro corona tamquain mundi nationumque suarum dominum adorarunt suscepti gratanter ut ad furta bellorum adpositi.30 Они были приняты с радостью (gratanter) как "расположенные", т. е. пригодные для скрытой, тайной войны.31 Очевидно, на них возлагались надежды, как на умеющих вести разведку, захватить "языка", что видно из дальнейшего.
Присоединив к своим войскам auxilia, т. е. "помощь" арабских отрядов, имперские войска двинулись "быстрым шагом" и достигли в начале апреля сильной крепости Киркесия, которая благодаря слиянию здесь Хабора и Евфрата превращалась в стоящее как бы на острове укрепление — Adscitis Saracenorum auxiliis, quae animis obtulere promptissimis, tendens imperator agili gradu Circesium principio mensis Aprilis ingressus est.32
Заслуживают внимания выражения, в которых Аммиан говорит об укреплении Киркесия. Стены и крепость были отстроены при Диоклетиане, когда он "устраивал" или приводил в порядок пограничную линию, "внутренние границы", т. е. укреплял смежные с "варварами" или близкие к ним рубежи — cum in ipsis barbarorum confiniis interio res limites ordinaret,33 т. е. находившиеся в непосредственной близости к соседям. Он укреплял как бы вторую линию границы, находившуюся уже далее первой собственно имперской границы и составлявшую ее вынесенные вперед форпосты. Известная неопределенность границы там, где находились кочевые и полукочевые арабские племена, может быть отмечена по целому ряду источников и представляет своеобразное явление. Эта граница не была строго определенной, как об этом свидетельствуют различные данные.
