Отход войск проходил организованно. Все орудия были сохранены, подразделения в окружение не попали, потери восполнялись. Французы имели огромное преимущество: по железным дорогам они могли перебрасывать войска с юго-востока на северо-запад быстрее немцев, вынужденных преследовать их пешком. У немцев в наличии было только четыре тысячи грузовиков, и две трети из них поломались до того, как закончился отход французских войск. Вдобавок были разрушены мосты через Мёз, а бельгийцы заблокировали свои железные дороги и большинство туннелей. В начале сентября были восстановлены лишь четыреста миль из двух с половиной тысяч миль железнодорожной сети. На лошадях перевозились только боеприпасы. Коней кормили неспелым зерном, отчего они заболевали. В армии Клука насчитывалось восемьсот четыре тысячи лошадей, из-за массового падежа их трупами были буквально усеяны обочины дорог, и возникали задержки с транспортировкой тяжелых орудий. В августовскую жару численность действующего личного состава в некоторых частях сократилась наполовину. Добавляли головной боли и плохие коммуникации. Гельмут фон Мольтке в Кобленце оказался далеко от фронта, радиосвязь работала отвратительно и к тому же прослушивалась французами. В германской армии существовала ограниченная децентрализация руководства, что было не так уж и плохо, но генералы зачастую не знали, что делают их соседи. Пятого — девятого сентября, во время Марнского сражения, германское верховное главнокомандование не выпустило ни одного приказа и за последние два дня не получило ни одного доклада. Случались и другие неурядицы. Части снимались с решающих участков и посылались на другие направления, казавшиеся тоже важными, — два корпуса в Антверпен и Мобеж, два — в Восточную Пруссию, Намюр тоже требовал войска. Мольтке понапрасну приказал наступать армиям левого крыла (что они и пытались безуспешно сделать в направлении Нанси). Их следовало перебросить на правый фланг. Двадцать седьмого августа Мольтке отдал приказ начать более или менее генеральное наступление: двум армиям правого крыла — продвигаться к нижней Сене и Парижу. Второго сентября он изменил свое решение: армии пошли восточнее Парижа, 1-я армия Клука правого крыла — на юго-восток. Это произошло отчасти из-за того, что соседняя, располагавшаяся восточнее от Клука 2-я армия Карла фон Бюлова была остановлена у Гюиза французской 5-й армией, а сам Клук натолкнулся на серьезное сопротивление британцев при Ле-Като (26 августа). В итоге германское правое крыло уплотнилось, а изгиб, образовавшийся западнее Парижа, выровнялся.
В отличие от Мольтке, Жоффр не терял самообладания. Он подтягивал свежие войска и перебрасывал части с востока на запад, где его новая армия могла атаковать открытый правый фланг Клука. Перегруппировка войск началась 25 августа. Вначале возникла проблема с британцами. Сэр Джон Френч вознамерился выйти из боев и в случае необходимости возвратиться в Англию. Только лорд Китченер, прибывший в полной униформе фельдмаршала, сумел заставить его действовать сообща с французами. Тем временем новое коалиционное правительство Франции настояло на усилении обороны Парижа, и для этого были использованы войска, предназначавшиеся для новой армии на северо-западе. Третьего сентября Клук передвинулся к востоку от Парижа, чтобы соединиться с армией Бюлова, и его западный фланг открылся для удара противника. Между столицей и Верденом немцы продвинулись за реку Марна, хотя дальше этого дело у них не пошло. В Сен-Гондских болотах завязались бои между германской 2-й армией и новой 9-й армией Фердинанда Фоша. Четвертого сентября Жоффр приказал на 6 сентября пойти в наступление со стороны Парижа и Вердена, но сражение началось днем раньше, когда новая французская армия на западной стороне (6-я) столкнулась на реке Урк с частью сил Клука. Тогда-то войска из Парижа и были доставлены на такси — славная патриотическая легенда, хотя таксисты так и не отключали свои счетчики. С трудом немцы остановили атаку. Но Клук перебросил два корпуса с левого на правый фланг. В результате открылась брешь между его силами и армией Бюлова, ориентировочно между реками Гран-Морен и Пти-Морен, южными притоками Марны.
По стечению обстоятельств как раз перед брешью оказались Британские экспедиционные силы, и они, проявляя осторожность, двинулись вперед в практически не занятое никем пространство, вклиниваясь между двумя германскими армиями правого фланга. В целом германские армии правого фланга значительно уступали по численности войскам, которыми теперь располагали союзники: двадцать дивизий против тридцати. Кроме того, у немцев уже заканчивались боеприпасы, а французы научились с большим умением пользоваться полевой артиллерией. Восьмого сентября в штабе Мольтке состоялось совещание, после которого полковник разведки отправился на автомобиле переговорить с Клуком и Бюловом. Он выяснил, что Бюлов собирается отойти, если британцы переправятся через Марну (это, как подтвердили пилоты, и случилось 9 сентября). Соответственно пришлось отступать и Клуку, хотя он и не хотел это делать. Мольтке, теряя самообладание, посетил 11 сентября других командующих и приказал отходить на восток 3-й, 4-й и 5-й армиям. Между 9 и 14 сентября немцы отошли к меловому кряжу, возвышавшемуся на пятьсот футов над рекой Эна, и пехота начала зарываться в землю и укреплять позиции. Войска окопались, поставили проволочные заграждения. Их не могла обнаружить артиллерия; они оказались недосягаемы для винтовок; их можно было достать только ручными гранатами и только с близкого расстояния. Жоффр предположил, что немцы бегут, а его люди готовы идти в атаку, несмотря на усталость, плохую погоду и нехватку вооружений и боеприпасов. Атаки союзников на укрепленные позиции немцев на реке Эна не увенчались успехом. К концу сентября на этой части Западного фронта сложилась патовая, тупиковая ситуация.
2
Французы возлагали большие надежды на победы русских, вложили деньги в стратегические железные дороги, сдвоение путей, удлинение платформ. Как того немцы и опасались, в России провели мобилизацию, и к середине августа на границе Восточной Пруссии появились русские войска, хотя еще и не были готовы различного рода вспомогательные службы. Затем русские вторглись в Восточную Пруссию: тридцать дивизий, две армии; 1-я армия двинулась на запад, 2-я — на северо-запад Восточной Пруссии. В теории они могли окружить германскую армию, 8-ю, сосредоточенную на восточной границе и в крепости Кенигсберг. Но теорию трудно реализовать на практике. Две русские армии были разделены озерами и лесами, где нелегко обнаружить немецкие войска, а русская кавалерия действовала неэффективно из-за плохого обеспечения. Кроме того, у немцев имелись железные дороги, по которым ходили поезда, а русские войска должны были маршировать из Гродно или Варшавы пешком по пыльным августовским дорогам. Положение русских армий осложнялось и никудышной связью: срочные телеграммы из Варшавы доставлялись пачками на автомобиле. Под началом Александра Самсонова, командующего русской 2-й армией, находилось почти двадцать дивизий, пехотных и кавалерийских, и им было трудно контактировать друг с другом, не говоря уже о том, чтобы поддерживать связь с другой армией. Приказы передавались по радио, без кодирования: на это требовалось слишком много времени, поскольку не было подготовленных и надежных унтер-офицеров-шифровальщиков. Германская разведка не испытывала недостатка информации о действиях русских войск.
Тем не менее немцы начали очень скверно. 8-я армия состояла из тринадцати дивизий, и ей, очевидно, следовало нанести удар по одной из русских армий, прежде чем к ней подойдет другая. Двадцатого августа немцы пошли в лобовую атаку на 1-ю армию и уже во второй половине дня потеряли восемь тысяч человек (из тридцати тысяч). Двадцать второго августа командующий Максимилиан фон Притвиц запаниковал и сообщил по телефону Мольтке, что намерен сдать Восточную Пруссию и отойти к реке Вистула (Висла). Его сняли; командующим стал отставной генерал Пауль фон Гинденбург, а начальником штаба — Эрих Людендорф, энергичный организатор, щегольнувший военным искусством при взятии Льежа. Они прекрасно дополняли друг друга. Людендорф отлично знал свое дело, но слава вскружила ему голову, и он мог легко оторваться от реальности. Гинденбург отличался здравомыслием, хотя иногда и сравнивал себя с «магазинной вывеской». Для обоих было важно не терять голову. Русская 2-я армия пробивалась в северо-западном направлении, ломая их тылы и одерживая верх в лобовых атаках. Немцы отвели войска: частью по железной дороге на западный фланг 2-й армии и частью пешим ходом по тропам, ведущим к ее восточному флангу. Русские тем временем продолжали идти вперед, не имея представления о том, что происходит вокруг них. 1-й армии было приказано заниматься городом-крепостью Кенигсбергом на Балтийском побережье, и она полностью отмежевалась от 2-й армии. Двадцать четвертого августа 2-я армия столкнулась с германскими силами и совершила прорыв, иллюзорный: чем дальше она продвигалась, тем глубже погружалась в тиски фланговых атак немцев. Двадцать шестого августа германский западный фланг смял дезорганизованные и растерявшиеся войска русского левого крыла, разрушив их коммуникации. На следующий день восточный фланг немцев разгромил правое крыло русских, и авангардные части встретились с войсками, наступавшими с запада. В окружении оказались четыре русских армейских корпуса[4], лишенные амуниции, продовольствия и боеприпасов. Двадцать восьмого августа они начали сдаваться в плен целыми подразделениями — почти сто тысяч человек (плюс пятьдесят тысяч убитых и раненых) и пятьсот орудий, а их командующий застрелился. Это было сокрушительное поражение, самое крупное за всю войну. Оно стало легендарным. Неподалеку располагалась деревня Танненберг. Здесь в Средние века славяне побили тевтонских рыцарей. Теперь деревня подарила свое название триумфальной победе немцев. Она принесла славу Гинденбургу и Людендорфу, продержавшуюся всю войну и даже после. Танненберг — предмет национальной гордости германцев. Во время Второй мировой войны монумент, посвященный битве при Танненберге, располагался рядом со ставкой Гитлера в Растенбурге. И монумент, и ставка были взорваны то ли русскими, то ли поляками.
