Что касается природы московского центрального пространства, то оно представляет обширную открытую равнину с умеренным климатом, эта равнина не везде равно плодородна и в самых плодородных местах уступает южным пространствам империи, но зато она почти везде способна к обработанию, следовательно, везде поддерживает деятельность, энергию человека, побуждает к труду и вознаграждает за него, а известно, как подобные природные обстоятельства благоприятствуют основанию и развитию гражданских обществ. Было сказано, что эта область не везде одинаково плодородна: северная часть менее плодородна, чем южная; это природное обстоятельство также очень важно, условливая первоначальную промышленность как главное занятие для южного народонаселения и промышленность, производящую для северного, дополняя, следовательно, одну часть другою, делая их необходимыми друг для друга.
Область Москвы-реки была первоначальною областью Московского княжества, и в первой деятельности московских князей мы замечаем стремление получить в свою власть все течение реки. Верховье и устье ее находились в чужих руках, следовательно, область Московского княжества была заперта с двух концов: верховье реки находилось во власти князей можайских-смоленских, устье – во власти князей рязанских, – здесь их был город Коломна. Отсюда понятно, почему первыми завоеваниями Москвы были Можайск и Коломна князь Юрий Данилович, только овладев этими двумя городами, мог считать свою область вполне самостоятельною.
Мы видели, что распространение русских владений следовало течению рек. Во-первых, оно шло озерною новгородскою системою, потом системою Двины и Днепра к югу или юго-западу и в то же время, с другой стороны, шло путем белозерским, по Шексне, и далее к югу по системе Мологи к Волге, потом Волгою и на юг от этой реки к Оке. Навстречу этому движению от севера, которое, как видно, не шло далее Москвы, мы замечаем движение с юга по Десне – притоку Днепра, и Оке – притоку Волги. Таким образом, первоначальное распространение преимущественно шло по огромной дуге, образуемой Волгою к северу, до впадения в нее Оки, и Днепром – к югу; потом распространение происходило в середине дуги, с севера от Волги, и ему навстречу, с юга от Днепра, причем оба противоположные движения сходились в области Москвы-реки, где и образовался государственный центр. Течение Оки от истоков ее до устья Москвы-реки и потом вместе с течением последней имело важное историческое значение, потому что служило посредствующею водною нитью между Северною и Южною Русью. Так как движение с юга, от Днепра вверх по Десне и ее притокам, шло от главной сцены действия, от Киевской области, то, естественно, было быстрее, чем противоположное ему движение с севера, из дикой, малонаселенной области Верхней Волги, и потому движение с юга скоро переходит из области Десны в область Оки, и владения черниговских Святославичей обнимают равно обе эти области: этому скорому переходу из одной речной области в другую благоприятствовала близость источников и притоков обеих рек, хотя в древности водораздел между системами Десны и Оки служил границею двух племен – северян и вятичей. Близость областей Окской и Деснинской, или, принимая обширнее. Волжской и Днепровской, и вследствие того раннее их политическое соединение были важным препятствием к разъединению Северо-Восточной, или Московской, Руси с Юго-Западною, Литовскою; вот почему волок между Угрой и Днепром, собственно разграничивающий область Днепра от Окской, не мог долгое время служить границею между обеими половинами Руси, хотя Литва и стремилась здесь утвердить границу. Область нижней Оки, от впадения Москвы-реки до Мурома, и отчасти область верхнего Дона досталась младшему из сыновей Святослава черниговского, Ярославу, изгнанному из Чернигова племянником Всеволодом Ольговичем; эта область разделялась впоследствии на два княжества – Рязанское и Муромское, которые, будучи оторваны от Черниговской области по условиям историческим и находясь в связи с Ростовскою областью по условиям географическим, с самого начала находятся в большей или меньшей зависимости от последней.
Область Дона долго находилась вне русской исторической сцены, хотя по близости окских притоков к верхнему Дону и его притокам владения рязанские, с одной стороны, и черниговские, с другой, необходимо должны были захватывать и донскую систему; Дон оставался степною рекою (как он и есть по природе берегов своих) почти до самого XV века, т. е. до усиления Московского государства, которое на берегах его в XIV веке одержало первую знаменитую победу над Азиею в лице монголов. Заселение донского и волжского степного пространства принадлежит Московскому государству.
Наконец, природа страны имеет важное значение в истории по тому влиянию, какое оказывает она на характер народный. Природа роскошная, с лихвою вознаграждающая и слабый труд человека, усыпляет деятельность последнего, как телесную, так и умственную. Пробужденный раз вспышкою страсти, он может оказать чудеса, особенно в подвигах силы физической, но такое напряжение сил не бывает продолжительно. Природа, более скупая на свои дары, требующая постоянного и нелегкого труда со стороны человека, держит последнего всегда в возбужденном состоянии: его деятельность не порывиста, но постоянна; постоянно работает он умом, неуклонно стремится к своей цели; понятно, что народонаселение с таким характером в высшей степени способно положить среди себя крепкие основы государственного быта, подчинить своему влиянию племена с характером противоположным. С другой стороны, роскошная, щедрая природа, богатая растительность, приятный климат развивают в народе чувство красоты, стремление к искусствам, поэзии, к общественным увеселениям, что могущественно действует на отношения двух полов: в народе, в котором развито чувство красоты, господствует стремление к искусству, общественным увеселениям, – в таком народе женщина не может быть исключена из сообщества мужчин. Но среди природы относительно небогатой, однообразной и потому невеселой, в климате, относительно суровом, среди народа, постоянно деятельного, занятого, практического, чувство изящного не может развиваться с успехом; при таких обстоятельствах характер народа является более суровым, склонным более к полезному, чем к приятному; стремление к искусству, к украшению жизни слабее, общественные удовольствия материальнее, а все это вместе, без других посторонних влияний, действует на исключение женщины из общества мужчин, что, разумеется, в свою очередь приводит еще к большей суровости нравов. Все сказанное прилагается в известной мере к историческому различию в характере южного и северного народонаселения Руси.
Постепенное распространение сведений о Северо-Восточной Европе в древности. – Быт народов, здесь обитавших. – Скифы. – Агатирсы. – Невры. – Андрофаги. – Меланхлены. – Будины. – Гелоны. – Тавры. – Сарматы. – Бастарны. – Аланы. – Греческие колонии на северном берегу Понта. – Торговля. – Характер азиатского движения.
Наш летописец начинает повесть свою о Русской земле с тех пор, как слово Русь стало известно грекам; историк русский, который захочет углубиться в отдаленные времена, узнать что-нибудь о первых известных обитателях нашего отечества, должен также обратиться к грекам, начать с тех пор, как впервые имена этих обитателей появились в известиях греческих.
Во времена Гомера греческие корабли не смели еще плавать по Черному морю, тогда смотрели на это море, как на Океан, границу обитаемой земли, считали его самым большим из всех морей и потому дали ему название Понта, моря по преимуществу. Долго берега Понта считались негостеприимными по дикости их народонаселения, и море слыло аксинос (негостеприимным), пока ионические колонии (750 л. до р.х.) не заставили переменить это имя на приятно звучащее евксинос (гостеприимное). Во времена Гезиода сведения греков распространились: северные берега Понта выдвинулись в отдалении, покрытые туманами, представлявшими воображению древних странные образы – то была баснословная область, хранилище драгоценностей, обитель существ необыкновенных. Как естественно было ожидать, поэты овладели чудесною страною и перенесли туда мифы, сценою которых считались прежде берега морей ближайших. Один из них, Аристей, сам захотел посетить таинственный берег, и его поэмы, или по крайней мере выдаваемые под его именем, распространили географические сведения древних. По Аристею, на берегах Понта жили киммерияне, к северу от них – скифы, за скифами – исседоны, до которых он доходил. Потом о дальнейших странах начинались рассказы детски легковерных путешественников, купцов, подобных нашему новгородцу Гуряте Роговичу; за исседонами к северу жили аримаспы, одноглазые люди; далее за аримаспами грифы стерегли золото, и еще далее на север жили блаженные гипербореи. Встречаем древние, темные предания о нашествиях киммериян и скифов на Азию, вернее, хотя не во всех подробностях, известие о походе персидского царя Дария Гистаспа против скифов в 513 году до р. х. Между тем северные берега Понта остаются по-прежнему любимою страною поэтов: известия об них встречаем у Эсхила, Софокла и Еврипида. Возможность получать об них сведения увеличили обширная торговля колоний и множество рабов, приводимых в Грецию с северных берегов Понта и потому носивших имя скифов, но понятно, какою верностью и точностью должны были отличаться известия, почерпаемые из таких источников. Вот почему так драгоценны для нас сведения, сообщаемые Геродотом, особенно там, где он говорит как очевидец. Геродотовы известия точнее относительно страны, обитаемой скифами, но о странах, лежащих к северу от последних, он столько же знает, сколько и его предшественники, т. е. и после Геродота эта страна остается страною вымыслов. Аристотель упрекает афинян за то, что они целые дни проводят на площади, слушая волшебные повести и рассказы людей, возвратившихся с Фазиса (Риона) и Борисфена (Днепра). Говоря о севере и северо-востоке, обыкновенно прибавляли, что там обитают скифы; после Дария Гистаспа с ними вошел во враждебные столкновения Филипп Македонский: он поразил скифского царя Атеаса и вывел в Македонию большой полон – 20000 человек мужчин и женщин; завоевания Александра Македонского, оказавшие такие важные услуги географии открытием новых стран и путей в южную Азию, не касались описываемых нами стран: с европейской стороны македонские завоевания не простирались далее Дуная. Больше сделано при наследниках Александра: Тимэй подробно говорил о скифах и Северном океане; Клеарх, ученик Аристотеля, написал сочинение о скифах; все, что до сих пор было известно о севере, собрал Эратосфен.
