в общине происходил раз в 12 лет. С 1908 года переделы стали постоянными, ибо по новому закону их производили по требованию даже одного общинника, пожелавшего выделить надел или уехать за Урал. А такой передел означал передвижку всех крестьянских земель. Вот почему 3/4 тех, кто пожелал выйти из общины, не получили согласия сельских сходов. Но между губернаторами шло открытое соревнование за процент «выделившихся», и они принуждали крестьян силой. И это касалось уже не тысяч, а миллионов…
Голодные. Фотография И. С. Либермана, журнал «Искры». Февраль 1912 г.
На фото — группа голодающих башкир у скелета павшей от голода лошади. Село Медведка (ныне — Орен бургская область). «Несмотря на страшное зловоние, — говорится в тексте под фотографией, — далеко распространяющееся, они продолжают этой кониной утолять голод»
Один из губернаторов уведомлял земских чиновников, что «оценка их служебной деятельности, по распоряжению господина министра внутренних дел, будет производиться исключительно в зависимости от хода и постановки дела применения Высочайшего указа 9 ноября 1906 года»…
Что же получилось из «грандиозной» столыпинской аграрной реформы?
Во-первых, ситуация приняла принципиально иное направление, нежели это задумывалось ее творцами. Не выделение «сильных и трезвых», не создание слоя «крепких хозяев», которые могли бы стать опорой режима, а исход из общины прежде всего «пьяных и слабых». Из 15 млн. крестьянских дворов из общины вышло 26 % хозяев, т. е. четверть. Но принадлежало им лишь 16 % надельной земли. 40 % выделенной земли сразу продали, и это четверть всей земли, перешедшей в личное владение. По данным А. П. Карелина, 2,5 млн. хозяев лишь формально вышли из общины, т. е. укрепили свои наделы, но в составе общинных земель.
Иными словами, с точки зрения тех задач, которые ставились перед нею, реформа провалилась.
Во-вторых, оказавшись недостаточной для решения аграрного вопроса, реформа стала вполне эффективной для того, чтобы разрушить привычные устои деревенской жизни, т. е. большинства населения в России. Миллионы вышедших из общины, покинувших отчие дома и переселявшихся за Урал, массовая продажа полосок, постоянные переделы и новое землеустройство — все это создавало атмосферу неустойчивости и всеобщей истерии. А невозможность противостоять издевательствам и насилию, ощущение бессилия против несправедливости — по всем законам социальной психологии — рождало лишь злобу и ненависть. Столыпин хотел принести успокоение, но принес лишь новое всеобщее озлобление. Это и стало одной из главных причин того глубокого нравственного кризиса, в который была ввергнута Россия…
И третье. Как следствие всего сказанного выше, именно в этот период происходит окончательный поворот на ту дорогу, которая приведет Россию к новой революции. Реформы, как известно, бывают разные. Одни предотвращают революционный взрыв. Другие, наоборот, лишь ускоряют революционный процесс, и столыпинская аграрная реформа сыграла именно такую роль.
Аграрная реформа сделала то, чего не смогла сделать революция. Ибо даже в моменты ее наивысшего подъема оставались регионы и социальные слои, стоявшие как бы вне общего движения. Реформа внесла вопрос о собственности и о земле в каждый крестьянский дом. Смута вошла в каждую семью. И не случайно наиболее умные и богатые, на которых рассчитывал Столыпин, остались в общине. Также не случайно и то, что даже самые правые крестьяне, как только в Думе речь заходила о земле, фактически выступали с программой «черного передела». Член Государственного совета М. В. Красовский, выступая на Госсовете с докладом по Указу 9 ноября, с горечью отмечал: «Оказалось, что вместо степенных мужиков, которых думали получить в Думу в качестве представителей крестьянства, явилась буйная толпа, слепо идущая за любым руководителем, который разжигает ее аппетиты».
И весь опыт восьми лет реформы показал крестьянам, что ждать решения аграрного вопроса от власти — бессмысленно.
Столыпин осознавал, что нищета русского крестьянства опасна для государства. Стало ли крестьянство богаче в результате его политики? Обратимся к фактам: «П. А. Столыпин, как глава правительства, разделяет вину самодержавия и за политику ограбления деревни, намного усилившегося во время его премьерства. Царизм не мог простить российскому крестьянству вырванную им отмену с 1907 г. выкупных платежей, вызвавшую понижение казенного налога на надельную землю на 64 млн. руб. Одновременно начался рост других налогов. Так, косвенные налоги на водку, сахар, табак и пр. возросли за 1907–1912 гг. на 48 млн. руб., а всего прямых и косвенных налогов, таможенных и промысловых сборов с крестьян Европейской России взыскано было 3,7 млрд. руб.
За купленную землю Крестьянскому и частным земельным банкам в качестве очередных платежей и штрафов за их просрочку крестьяне уплатили 390 млн. руб. За заложенные в Крестьянском банке 15,8 млн. дес. земли годовые платежи в 1913 г. составили 81 млн. руб. вместо прежних выкупных платежей в сумме 64 млн. руб. за 90 млн. дес. надельной земли.
Возрастали арендные цены на вненадельные земли. Если в 1907 г. крестьяне Европейской России платили за арендованную землю 253 млн. руб., то в 1912 г. — уже 338 млн, а за все шесть лет уплатили помещикам, купцам, уделам и казне приблизительно 1,8 млрд. руб.
Жалкой подачкой по сравнению с выкачанными из деревни суммами представляют собой 32 млн. руб., предоставленные непосредственно крестьянам при их единоличном землеустройстве. Правительство Столыпина, а затем Коковцова проводило политику сохранения и активной защиты помещичьего землевладения. Законы рыночной экономики вовлекали в торговый оборот значительную часть и этого землевладения, причем тем сильнее, чем быстрее росли цены на землю. Дворяне за 1906–1914 гг. продали 17,5 млн. дес., но покупатели из того же сословия приобрели 7,3 млн. дес. — убыль составила 10,2 млн. Но и к 1915 г. дворянское землевладение занимало огромную площадь в 39,6 млн. дес., при этом 11,1 млн. дес. земли оставались у купцов и почетных граждан. Главным же было то, что в частном землевладении, насчитывавшем к 1915 г. 73 млн. дес. в 47 губерниях, преобладали крупные, свыше 500 дес., латифундии — 71 % от общего числа. На каждого владельца латифундии в среднем приходилось 2354 дес. Средний же надел крестьянского двора составлял в 1905 г. 7,7 дес., а к 1915 г. он еще более понизился. Кардинальный вывод: земельный вопрос не только не был разрешен, но еще более обострился. Столыпинская реформа не могла снять и не устранила этого главного вопроса жизни российского крестьянства начала XX в.» [17].
По инициативе Столыпина был осуществлён государственный переворот 3 июня 1907 года. Он состоял в досрочном роспуске II Государственной Думы и произвольном изменении избирательного закона для выборов следующей Госдумы. На изменение избирательного закона по своему желанию император не имел права по 87 статье основных законов Российской империи.
Для организации разгона Госдумы Столыпин использовал полицейских провокаторов. 29 апреля 1907 года в Политехническом институте состоялось собрание солдат, на собрании присутствовал депутат Думы социал-демократ Л. Ф. Герус. Собрание постановило составить «солдатский наказ», рассказывающий о трудностях
