Данные «Дневника» целиком соответствуют этим предположениям. За описанием боевых действий в окрестностях Смоленска в нем следуют упоминания происшествий в Возмищенском Рождества Пресвятой Борогородицы Никольском монастыре под Волоколамском, датированные 24 сентября 1654 г., а также началом января 1655 г. (л. 1, 5 об. – 6). Возможно, столь длительное пребывание в монастыре объяснялось тем, что до Москвы было невозможно добраться из-за свирепствовавшей там чумы. 1 марта 1655 г. автор «Дневника» уже находился в столице и наблюдал выезд царя в поход на Вильну (л. 6). Затем записи прерываются на полгода и возобновляются первым известием, касающимся Посольского приказа, – объявлением о возвращении посланников из Курляндии (л. 6 об.) – после чего следуют уже регулярно и не оставляют сомнений в том, что их автор из первых рук получал сведения о внешней политике Российского государства.
Уже 7 октября 1655 г. автор «Дневника» стал свидетелем въезда в Москву императорских послов Аллегретто де Аллегретти и Иоганна Дитриха фон Лорбаха, а под датой 18 декабря подробно описал их прием в Кремле (л. 6 об. – 8 об.). Из русских документов о приеме посольства мы знаем, что Боуш участвовал в работе с грамотами, привезенными императорскими послами, в частности, переводил 11 января 1656 г. один из «листов», поданных ими в Посольском приказе [61]. В те же дни он перевел на немецкий и царскую грамоту, отправленную герцогу Курляндскому с послом Григорием Богдановым, следовавшим к императору в Вену [62], а также ряд польских документов [63]. Тогда же Боуш с полным правом писал о себе в обращенной к царю челобитной: «Работаю я, холоп твой, всякие твои государевы немецкие, цесарские и польские, частию и латинские дела в посольском приказе неотступно» [64].
Летом 1656 г. Боуш уже в достаточной степени пользовался доверием руководства Посольского приказа, чтобы отправиться в составе русской делегации на съезд с польскими комиссарами под Вильной [65]. Как уже говорилось, именно к этому времени относится единственное упоминание Боуша в «Дневнике» в записи от 13 июля 1656 г. (л. 22 об.). Оно вполне подтверждается данными посольской книги 1656 г. о переводах польских и немецких документов, сделанных Боушем на съезде, а также его участии в качестве толмача в совещаниях русских комиссаров с императорскими послами [66]. Тогда же Боуш впервые присутствовал на тайной аудиенции, данной царем в Полоцке императорским послам 10 июля 1656 г. и описанной Франо Гундуличем [67]. Об этой тайной аудиенции мы читаем и в «Дневнике» (л. 22 об.).
В 1657 г. Боуш был свободен от посольских посылок. Известно лишь о его кратковременном выезде в деревню Мантурово Ржевского уезда для перевода «немецких листов», которые прислал из завоеванного у шведов Кокенгаузена воевода Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Боуш выехал подо Ржев 18 ноября и вернулся десять дней спустя, привезя с собой переведенные им упомянутые письма [68]. В «Дневнике» эта короткая поездка не упомянута, а записи между 12 октября и 12 декабря отсутствуют. В начале следующего, 1658 года Боуш участвовал в приеме в Москве бранденбургского посланника Фридриха Иоахима фон Борнтина, в частности, переводил две грамоты, поданные последним 25 января 1658 г. [69] (л. 51–51 об.). С июня по октябрь того же года Боуш находился на не достигших своей цели переговорах под Вильной [70]. Драматичный ход этого посольского съезда, включая завершившее его вооруженное противостояние между литовскими и русскими войсками и победу последних в битве под Верками 11 октября 1658 г., подробно описан в «Дневнике» (л. 59 об. – 60).
Сходными оставались занятия Боуша и в следующем году. Из сообщения секретаря датского посольства Андреаса Роде мы знаем, что Боуш выполнял устный перевод на царской аудиенции, данной датским послам 25 марта 1659 г., причем «два раза ошибся, когда произносил имя нашего всемилостивейшего короля, назвав его Фридрихом Вильгельмом вместо Фридриха» [71]. В «Дневнике» содержится упоминание об обеих аудиенциях, но рассказ об оплошности Боуша там опущен (л. 64). На следующий день, 26 марта, состоялись переговоры датских послов с боярами и вечерняя тайная аудиенция у царя; оба этих события кратко описаны в дневнике и подтверждаются записками Роде, в которых «Багус» упомянут несколько раз [72].
Летом 1659 г. Боуш выехал в Ливонию для участия в мирных переговорах со шведами [73]. Сообщения «Дневника» об этом посольском съезде в некоторых случаях более информативны, чем официальный статейный список. Так, «Дневник» излагает содержание переговоров Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина «с глазу на глаз» с главой шведской делегации Бенгтом Горном 27 сентября 1659 г., о подробностях которых в статейном списке не сообщается (л. 66–66 об.) [74]. Личная встреча Ордина-Нащокина с командующим шведскими войсками в Ливонии шотландцем Робертом Дугласом 5 ноября того же года, описанная в «Дневнике» со множеством подробностей, в статейном списке не упомянута, что заставляет подозревать ее тайный или по крайней мере неофициальный характер (л. 68–69 об.). Напротив, «Дневник» умалчивает об имевших место поездках самого Боуша во время этого съезда в качестве гонца в лагерь шведских послов [75].
В это же время Боуш единожды получил доступ в царские покои, причем по весьма деликатному поводу. В 7167 (1658/59) г. он в качестве толмача сопровождал доктора Андреаса Энгельгардта и лекаря Симона Зоммера, которые «отворяли жильную», т. е. пускали кровь, царице Марии Ильиничне [76]. Сложно сказать, остались ли во дворце довольны услугами Боуша или же он не справился с латинской медицинской терминологией. В последующие несколько лет Энгельгардту и Зоммеру, которые отворяли кровь уже самому Алексею Михайловичу, ассистировал дьяк Посольского приказа Лукьян Голосов, превосходно знавший латынь [77]. Отметим, что в «Дневнике» нет ни намека на этот эпизод, вероятно, вследствие обычного для Боуша нежелания привлекать внимание к собственной роли в описываемых им событиях и тем более сообщать подробности частной жизни царя и его семьи.
На 1660 г. пришелся описанный в «Дневнике» посольский съезд с польско-литовскими комиссарами в Борисове, на котором Боуш присутствовал в качестве переводчика вместе с Григорием Колчицким [78] (л. 76–81). Весной следующего, 1661 года Боуша вновь вызывали для толмачества на царских приемах, данных императорским послам Августину фон Мейербергу и Гуильельмо Кальвуччи [79]. «Дневник» также содержит запись об этих переговорах и о возникших на них спорах о царском титуле (л. 91–91 об.). Из русских источников известно, что Боуш принимал активное участие в дискуссии о соотношении царского и императорского титулов и в подготовке материалов для нее [80]. К тому же времени относится и изображение Боуша в «Альбоме Мейерберга», о котором шла речь выше.
Большую часть 1662 г. занял посольский съезд в Смоленске, подробно описанный в «Дневнике» (л. 105–110 об.) и упомянутый в нескольких челобитных, поданных переводчиком [81]. Хотя сами русские послы выехали из столицы 13 февраля 1662 г., Боуш задержался в Москве до конца марта «для переводу свейские подтвержденные грамоты», т. е. документов о ратификации заключенного в предыдущем году Кардисского мира [82]. «Дневник» подробно описывает споры между русскими боярами и шведскими послами, обнаружившими расхождения в русском и шведском текстах мирного договора, но, как обычно, не упоминает о том, что Боуш лично участвовал в последовавших разбирательствах (л. 118–118 об.). Уже будучи в Смоленске, Боуш неоднократно передавал императорским послам, пребывавшим в городе в качестве посредников, официальные извещения политического и бытового характера от русских дипломатов [83].
