Яснее нельзя было сказать. Обманувшись в расчете: если выборы в Учредительное Собрание будут "делать" они, то и большинство в Учредительном Собрании будет "ихнее", большевистское, большевики уже приняли решение осуществлять власть, не считаясь с волей Учредительного Собрания, без него и, в случае нужды, против него. Но прежде, чем насильственно упразднить Учредительное Собрание, советская власть решила его унизить - предложить добровольно капитулировать, согласиться на превращение в учено-исследовательское учреждение по вопросам социалистического строительства при Совнаркоме.
Позиции определились. Обстоятельства заставили фракцию с.-р. играть первенствующую и руководящую роль. Это вызывалось численным превосходством фракции. Это вызывалось и тем, что члены Учредительного Собрания более умеренного толка, избранные в числе 64, не рискнули за единичными исключениями явиться на заседание. Кадеты были официально признаны "врагами народа", а некоторые из них были заключены в тюрьму. Избранный в Учредительное Собрание от пермского округа к. д. Л. А. Кроль рассказал в своих воспоминаниях, что к.-д.-ский "ЦК накануне (открытия Собрания) постановил, чтобы партийные члены Учредительного Собрания в первое заседание не являлись, а в дальнейшем поставить вопрос в зависимость от освобождения арестованных членов Учредительного Собрания". Он прибавил к этому и то, чего не видел и чего фактически не было: "Кресла в зале были оставлены строго по числу зарегистрированных, а остальные вынесены из залы. Нам места не было. За нас и без нас решали. Очевидно, если бы кто-либо из нас явился, то для него было уготовлено другое место, а не курульное кресло" ("За три года", стр. 8 и 9).
Всё это не только не "очевидно", а совершенно неверно. На правом секторе было достаточно свободных "курульных кресел". Но в отсутствии к. д. решали, действительно, без них. Помимо к. д., не явились и представители "Союза земельных собственников" и другие правые, в том числе и избранный членом Учредительного Собрания от нижегородского округа архиепископ Сергий, будущий патриарх.
Наша фракция тоже была в известном смысле "обезглавлена". Авксеньтьев находился по-прежнему в Петропавловской крепости. Отсутствовал и Керенский, на котором по преимуществу сосредоточились большевистская клевета и ярость.
Его искали везде и повсюду ночью и днем. Он находился в Петрограде, и немало усилий потребовалось, чтобы убедить его отказаться от безумной мысли явиться в Таврический дворец для заявления, что он слагает власть пред законно избранным и полномочным Собранием.
До безрассудства отважный Гоц всё же явился на заседание, несмотря на приказ об его аресте за участие в юнкерском восстании. Охраняемый близкими друзьями, он был стеснен даже в передвижении и не мог быть активным. Таково же было положение Руднева, возглавлявшего сломленное сопротивление Москвы большевистскому захвату власти.
"Я осведомил Владимира Ильича о прибытии целого ряда лиц, объявленных правительством вне закона, - регистрирует Бонч-Бру-евич, - и мы решили считать их неприкосновенными, пока они находятся в Таврическом дворце, но, конечно, не спускать с них глаз. За ними тотчас же было установлено наблюдение".
И В. М. Чернов, намеченный в председатели Собрания, тем самым тоже выбывал из числа возможных руководителей фракцией. Не было одного лица, которому можно было бы доверить руководство. И фракция доверила свою политическую судьбу и честь коллективу - пятерке: В. В. Рудневу, М. Я. Гендельману, Е. М. Тимофееву, И. Н. Коварскому и А. Б. Ельяшевичу.
Зарекшись не поддаваться никаким провокационным выходкам и сохранять хладнокровие, чего бы это ни стоило, члены фракции связали друг друга торжественным обязательством воздержаться от индивидуальных импровизаций, следовать установленному плану, а в случае непредвиденном и неожиданном положиться на находчивость, интуицию и такт "пятерки".
Кандидатуре Чернова в председатели была противопоставлена кандидатура Спиридоновой. При баллотировке Чернов получил 244 белых шара против 151 "черняка". По объявлении результатов Чернов занял монументальное кресло председателя на эстраде, возвышавшееся над ораторской трибуной. Между ним и залом образовалось большое расстояние. И приветственная, основоположная речь председателя не только не преодолела образовавшегося "мертвого пространства", - она даже увеличила расстояние, отделявшее его от Собрания. В наиболее "ударных" местах речи Чернова по правому сектору пробегал явственный холодок. Речь вызвала неудовлетворенность у руководителей фракции и простодушное непонимание этой неудовлетворенности со стороны самого оратора.
Конечно, большевики и левые эс-эры всячески "срывали" Чернова, заглушали его речь свистом, оскорбительным улюлюканьем и угрожающими выкриками. В этом активно участвовали и подвыпившие матросы, и красногвардейцы и прочая публика, заполнившая по пропускам власти все ходы и выходы на хорах и даже в зале заседания. Председатель не раз, во время своей речи и речи других ораторов, призывал аудиторию "уважать достоинство Собрания"; увещевал и просил "публику не вмешиваться в дела Собрания и соблюдать спокойствие"; предлагал "удалиться" "гражданам, не могущим сохранять спокойствие"; грозил "поставить вопрос о том, в состоянии ли здесь некоторые вести себя так, как это подобает членам Учредительного Собрания"; и на самом деле ставил вопрос: "угодно ли Учредительному Собранию, чтобы его председатель принял меры к соблюдению тишины и достоинства Собрания?".
Большевики провоцировали Чернова, и он не всегда это замечал. "Могилев", откликнулся один из хулиганов на требование председателя назвать свое имя. Он имел, конечно, в виду то, что в могилевской ставке Чернов безуспешно пытался сформировать однородное социалистическое правительство. А Чернов, как ни в чем не бывало, обращался к хулигану: "Гражданин Могилев, призываю вас в первый раз к порядку (шум, свист)... Гражданин Могилев, вторично призываю вас к порядку (шум продолжается)". И т. д. Голос Чернова, его увещания, призывы и просьбы терялись в гаме и выкриках. Многие его не слышали. Мало кто слушал.
Кроме беспомощно звеневшего колокольчика, в распоряжении председателя не было никаких других средств воздействия против неистовствовавших и буянивших. При совмещении в такой аудитории функций оратора с обязанностями председателя невозможно было выполнить удовлетворительно ни то, ни другое. В этом была объективная трудность положения. В том же положении очутился и я, избранный секретарем Собрания. Я на опыте познал и ощутил, что значит занимать ответственную должность, не обладая даже минимумом реальных возможностей для осуществления связанных с должностью обязанностей.
Ни Чернов, ни я не имели в своем распоряжении не только "приставов" для поддержания; элементарного порядка в зале, - мы не имели никакого аппарата для обслуживания заседания и ведения записи.
Я не получил даже списка присутствовавших в заседании членов Учредительного Собрания. Самую стенограмму заседания, - очень несовершенную, переизданную большевиками через 12 лет с проредактированного мною издания, удалось мне получить, как я уже упоминал, лишь в силу добрых личных отношений с персоналом канцелярии, установившихся еще в бытность мою секретарем Предпарламента.
Фальшивости внешнего положения - председателя суверенного учреждения, располагающего лишь звонком для осуществления верховной власти, соответствовало внутреннее содержание речи Чернова. Она была выдержана в социалистических и интернационалистических тонах и как бы пыталась быть созвучной и левому крылу Собрания. Точно оратор стремился в чем-то заверить или переубедить противников, вместо того, чтобы возможно резче отмежеваться от них и противопоставить им себя, как символ всероссийского народовластия. Это было не то, что могло хоть сколько-нибудь импонировать, задать тон, удовлетворить требованиям и ожиданиям исторического момента. Это была одна из многих ординарных речей Чернова, - далеко не из лучших.
Он утверждал, что "страна показала небывалое в истории желание социализма"; что "все усталые, которые должны вернуться к своим очагам, которые не могут быть без этого, как голодные не могут быть без пищи", должны быть немедленно заменены "добровольно шествующей под знаменами социализма армией"; что "уже самым фактом открытия первого заседания Учредительного Собрания провозглашается конец гражданской войны между народами, населяющими Россию". Он счел нужным подчеркнуть, что "важнейший пункт социалистической программы - проверочное всенародное голосование" и что "как только Учредительное Собрание постигнет несчастье разойтись с волей народа, оно должно будет сложить с себя полномочия и немедленно назначить перевыборы".
Во время этой речи выкрики слева, злобные и кровожадные, - "без пули вам не обойтись!" - стали перемежаться с издевками лично над оратором и содержанием его речи. И на противоположном секторе речь эта не вызвала энтузиазма. Она не повысила, а, наоборот, понизила настроение. Она вызвала и раздражение против лидера, с которым в общей форме условились о содержании речи и который без предупреждения и не импровизируя, а справляясь с заготовленной записью, сказал не то.
