Евгений Долматовский - Зеленая брама

Мать, заплакав, обняла мальчика и тут же почему-то взяла в руки ножницы, вспорола полу сыновьей одежки и что-то достала из-под подкладки. Мальчик впервые в жиз­ни увидел документ. Это был партийный билет Карпа Мат­веевича Морозюка. Три года, сам того не ведая, ходил с партийным билетом отца маленький сын, будущий офицер и коммунист.

У майора Владимира Карповича Морозюка много дел по службе. Но есть у него еще одно дело, которому отдают­ся воскресенья, отпускное и даже ночное время: он кро­потливо изучает историю 6, 12 и 18-й армий, их тяжкий путь к Днепру. О своих раздумьях и находках Владимир Морозюк пишет в газеты. Многократно проверенные мате­риалы посылает в музеи и архивы. Он много сделал для того, чтобы и другим стало понятно, что мужество кадро­вых солдат и командиров, задержавших наступление врага, сыграло важную роль в дальнейшем ходе войны...

Об упорных оборонительных боях 41-й стрелковой ди­визии под Равой-Русской, пять дней державшейся на этом приграничном рубеже, теперь упоминается во многих пе­чатных трудах. Тому, что выплыли из тьмы забвения герои этих боев, мы во многом обязаны сыну батальонного ко­миссара Михаила Власовца, погибшего 25 июня в яростной контратаке.

Инженер из Ташкента Виталий Михайлович Власовец изучил каждый шаг в бою не только своего отца, но и очень многих его сподвижников — живых и мертвых. Он стал исследователем истории 41-й стрелковой дивизии, секрета­рем совета ее ветеранов.

Так вот и получается: все дальше от нас драматические события 1941 года, но все больше фактов и подробностей, раскрывающих их величие, их значение! Исследователи — сыны и внуки героев.

Особо хочу сказать об украинских газетах, много лет подряд публикующих розыскные материалы. В свое время в «Правде Украины» было напечатано обращение майора Эдуарда Туренко к однополчанам его отца — батальонного комиссара Александра Туренко, пропавшего без вести в июле сорок первого года. У меня в руках объемистая пачка откликов. В течение нескольких лет шла активная пере­писка. Она продолжается и теперь, уже в спокойном тоне. А начало ее было очень эмоциональным.

Авторы первых откликов на письмо Эдуарда Туренко негодуют: «Кто смеет считать Александра Туренко пропав­шим без вести?»; «Я видел его в бою, я видел, как он упал, я нес его на плащ-палатке!»; «Я хоронил комиссара после того боя в окружении».

Особо остро переживал, да и теперь переживает гибель комиссара лейтенант в отставке, кавалер ордена Ленина Владимир Скороходов. В память о комиссаре он смастерил трогательный альбом. Открывается этот альбом изображе­нием ордена Красного Знамени. Под изображением над­пись: «Александру Михайловичу Туренко от твоего солдата, моя тебе солдатская награда за тот бой, с которого ты ушел из жизни, но не уйдешь из памяти народной. В. Скорохо­дов».

Не было в Советской Армии другого такого случая, чтоб лейтенант награждал орденом комиссара. Данный случай уникален и легендарно красив.

Владимир Скороходов писал пионерам села Зятьковцы, где погиб комиссар, писал в райком комсомола, писал в Москву, в управление кадров сухопутных войск, призвал в свидетели других однополчан — Овчинникова, Бабушкина, Мороза и в конце концов добился своего. В соответствую­щие документы отдела учета потерь в отношении Александ­ра Туренко внесено исправление: прежняя запись «пропал без вести» заменена иной — «погиб геройской смертью».

Должен рассказать еще об одном человеке. Он не ветеран войны и даже, кажется, не сын ветерана, но относится к поколению сыновей, а может быть, уже и внуков.

В самом начале моего поиска пришло письмо из города Донецка: «Мне 32 года, работаю в шахте. Войны я не знаю, но собираю все о ней. Родом я из тех мест, где происходили описанные вами бои, мне знаком там каждый кустик. На сбор материалов и переписку ушло более 12-ти лет, но предстоит еще сделать многое».

Начав переписку с автором этого послания горным мастером Василием Андреевичем Малаховецким, я получил драгоценные сведения о боях и героях Зеленой брамы. При его помощи я уточнил сотни имен и фамилий, номера частей, обрел сведения о командирах и комиссарах дивизий и полков.

Ни в одном архиве, ни в одной книге не обнаружишь такого собрания боевых эпизодов и адресов причастных к ним людей, достоверных фактов и легенд!

Занятнейшим человеком показался мне Малаховецкий. Я выбрал два дня посвободней, сел в самолет и отправился в Донецк.

Меня встретил рослый, красивый шахтер и тут же, чуть ли не у трапа самолета, сообщил с понятной гордостью, что его шахта вышла на первое место, получила переходя­щее знамя. У него на шахте дел, что называется, невпрово­рот, однако на все хватает сил и времени. Звание «Почетный шахтер СССР», полученное им, говорит само за себя!

На окраине Донецка, у подножия террикона, в шахтер­ском поселке,— квартира горного мастера. Вся она — кори­дорчик, обе комнаты, кухня — оснащена встроенными шка­фами. У шахтера уникальная библиотека. Книги разные, но преимущественно по истории Великой Отечественной войны. Расставлены в таком порядке: война вообще, сорок первый год в частности.

Василий Андреевич деловито показал мне свою карто­теку, думается, единственную в своем роде: здесь собраны сведения о живых и погибших, о знаменах частей, о Героях Советского Союза, о кавалерах ордена Славы.

Неугомонный Василий Малаховецкий пишет мне часто, но исключительно по делу. Письма его полны достоверными сведениями. Распечатываю очередное: «Очень интересный материал найден о Герое Советского Союза Павле Савво­виче Гришко. Он родился 17 августа 1916 года в селе Небеливка Новоархангельского района. Звание Героя он получил в боях за Венгрию— Указ от 28 апреля 1945 года.

Но он воевал в районе Подвысокого, около своего дома, попал в плен и находился в Уманской яме. Его спас одно­сельчанин Петр Гнатюк — вывез в бочке из лагеря. Гришко поймали, но он снова бежал, чтобы потом оказаться в рядах освободителей Венгрии».

Вот какими материалами снабжает меня Малаховецкий. Я потом узнал, что этот удивительный историк «на общест­венных началах» — далеко не единственный. В оживленной переписке с ним состоят такие же искатели в Москве, Горьком, Иркутске. Все это люди тридцати — сорокалетние, начавшие свою поисковую деятельность в пионерских дру­жинах и перенесшие это благородное увлечение из детства во взрослую жизнь.

Поиск продолжается.

Начав в семидесятых годах поиски, связанные с боями, которые вели 6-я и 12-я армии в августе 1941 года в районе урочища Зеленая брама, я незаметно для себя перекочевал в годы восьмидесятые, приближающие наступление нового века.

Человек восьмидесятых годов смотрит на отдаленные со­бытия Великой Отечественной войны под новым углом зрения. Десятилетия мира и борьбы за мир дают ему такое право.

Как из тумана, возникают картины героизма и мужества, ранее не зафиксированные ни на бумаге, ни на фотографиях, ждущие ныне своего воплощения в бронзе и граните. Сохра­нились лишь обрывки радиограмм, дошедших тогда до Ставки Верховного Главнокомандования: «Окружение огне­вое...»

Последняя радиограмма Павла Григорьевича Понеде­лина: «Борьба идет в радиусе трех километров. В бою все. Пятачок простреливается со всех сторон, противник непре­рывно бомбит. Бьют артиллерия и минометы. Ожидаем ата­ки танков. Продержимся до вечера. Ночью идём на послед­ний штурм. Войска ведут себя геройски...»

На этих словах обрывается связь, чтобы больше не во­зобновиться. Эти документы обязывают всех, причастных к тем далеким событиям, досказать недосказанное о людях 6-й и 12-й армий.

Встречи с ветеранами и письма товарищей помогли мне в какой-то мере воссоздать картину героического сражения. Но в процессе поиска возникла еще одна линия: начал скла­дываться некий обобщенный тип воина довоенного призыва. Кажется, все они романтики, мои дорогие корреспонденты, знающие цену истинной дружбе, пронесшие сквозь огонь, может, и выплавившие в огне единство слова и дела, умею­щие находить слова, точно отвечающие чувствам.

Есть среди них и те, кто после Зеленой брамы уже не смог встать в строй, не участвовал в победных сражениях.

Краткость боевого пути не в укор им: подвиг далеко не всегда стаж, чаще он — миг, мгновение.

Как я мало рассказал о вас, боевые товарищи! Сколь­ких не назвал, не упомянул из живых, не вспомнил из мертвых!

Самодеятельные историки и юные следопыты изучают далекие события и восстанавливают картину начальных сражений 6-й и 12-й армий.

Как назвать эту жажду раскрыть, запечатлеть, передать новым поколениям и вручить далеким потомкам достовер­ные данные о мужестве и непреклонности защитников Родины, встретивших врага на границе и — безо всяких преувеличений — собою преградивших ему путь? Дадим этому молодому народному движению имя Музейного. На­звание не очень точное, я пользуюсь им как рабочим терми­ном. Мне важно не столько название, сколько суть.